Жанр святочного рассказа в творчестве Н. С. Лескова – 1

Святки (с 6 по 19 января нового стиля) – один из самых любимых и значимых праздников в жизни народа. Считалось, что в это время нечисть приходит на землю пугать «православный люд». Но Рождество – время чудес и проявлений милости Бога к людям. В этом двойственность природы святок (христианской и языческой).

Большинство святочных рассказов начинаются с описания несчастных героев, с картины дисгармонии, неполноты жизни. Но святочный рассказ никогда не замыкается на ущербности, в итоге «неполнота разрешится в полноту» (хотя иногда гармония обретается через смерть, как в рассказе Ф. М. Достоевского «Мальчик у Христа на ёлке»): с приходом в мир Богочеловека чудо входит в жизнь каждого. Это чудо не обязательно сверхъестественно и чаще всего воспринимается как удачное стечение обстоятельств.

Чудо в традиции романтизма – чудо с элементами фантастического, вторжение инфернального мира в реальный мир, оно иррационально. В традиции реализма – это чудо внутреннего преображения личности (во внешних признаках не проявляется). Именно оно происходит в рассказе «Жемчужное ожерелье».

Здесь представлен «рассказ в рассказе». Экспозиция, от автора, – картина литературного спора, основой которого является проблема жанра святочного рассказа. Спорящих занимает вопрос: «Можно ли обойтись в святочном рассказе без сказочных героев (духов, привидений, ведьм) и языческих обрядов?» И тогда на «сцену» выходит рассказчик, утверждающий, что «и святочный рассказ, находясь во всех его рамках, всё-таки может видоизменяться и представлять любопытное разнообразие, отражая в себе и своё время, и нравы». Здесь Лесков закладывает основу жанра святочного рассказа в реалистической традиции.

Всё следующее повествование ведётся от лица рассказчика, поведавшего историю – «истинное происшествие», случившееся с его родным братом. В ней нет ничего сверхъестественного и удивительного: ни чертей, ни злых духов, ни каких-либо языческих таинств, но тем не менее эту историю по праву можно отнести к жанру святочного рассказа.

Герой приезжает к брату на святки с твёрдым намерением жениться во что бы то ни стало, объясняя это тем, что «опостылела холостая жизнь, надоели сплетни и вздоры провинции», хочется «иметь свой очаг. сидеть с дорогою женою у своей лампы». Действие происходит в святочную неделю, поэтому для читателя неудивительно, что всё происходит со сказочной лёгкостью и быстротой.

Невеста герою выбрана просто замечательная – «девушка ясного ума, благородного характера и прекрасного и верного сердца», да и сам герой – человек «простой души, да истинной», словом, «прекрасный человек». На фоне истории любви Маши и героя проверяются прочность отношений и искренность чувств брата героя и его жены. Спор, возникший между ними, на первый взгляд кажется смешным и нелепым. Читатель, скорее всего, встанет на сторону рассказчика, который утверждает духовно-нравственную концепцию любви («любовь слепа»), в то время как жена понимает любовь с чисто реалистической точки зрения – «глазеть с увлечением». В споре правого так и не нашлось – оба остались при своём мнении и злыми друг на друга. Но спор, несмотря на свою видимую бессмысленность, становится предвестником событий более глобальных и важных для понимания рассказа.

Рассказчик, который был против брака Маши с братом, руководствовался лишь тем, что отец невесты, «известный богатый сквалыжник», оставит её без приданого. Для рассказчика материальные ценности важнее духовных, а для его брата, наоборот, самым главным является сама Машенька – как человек, как жена, а не как вынужденное добавление к большому приданому.

Кульминацией рассказа становится подарок, сделанный Николаем Ивановичем дочери на Новый год, – жемчужное ожерелье; подарок символизирует испытание, во-первых, для жениха, во-вторых, для отца Машеньки. Николай Иванович становится воплощением искушающего начала, призванного проверить духовные ценности жениха. Брат рассказчика выдерживает это испытание, доказывая, что может считаться добродетельным человеком.

В повествование включён мотив встречи с Богом, с самим собой и с ближним. Эти события становятся переломными и для отца Маши, который опосредованно, через время (святки – время таинств) и через совесть (совесть – «весть от Бога») встречается с Богом. (Его присутствие ощущается на протяжении всего рассказа: герои получают Его благословение при совершении христианского обряда – венчания; действия героев совершаются либо «по указанию», либо «с согласия» Бога.) Результатом этой встречи становится суд Николая Ивановича над самим собой: ему открываются собственные греховные глубины. И наконец, старик встречает жениха своей дочери – того ближнего, которого Бог послал ему как шанс на спасение, тогда его душа преображается через любовь. Ведущей становится категория чуда – преображение героя, когда его душа приближается к идеалу, которого человек старается достигнуть в течение всей жизни. Чудо, происшедшее в душе «старого сквалыжника», множит добро. Человеку воздаётся больше, чем он ожидает: Николай Иванович мирится со старшими дочерями, зятьями. В мир человека входит Божья благодать, изменившая жизнь и его, и окружающих благодаря тому, что человек преодолел один из своих грехов – сребролюбие. А в другом рассказе – «Под Рождество обидели» – происходит испытание на добродетель смирения. Смирение устанавливает в душе героя мир и спокойствие.

По мнению автора, человек всю жизнь, каждый день и час, борется с грехом. Он должен преодолеть искушение, это будет первым шагом к преображению души – рождению новой духовной личности или её воскрешению.

Эта история не является единичным случаем: подобные ситуации возникают часто, поэтому образы героев обобщены (в них можно найти все основные черты русского национального характера). То есть причастность Бога к жизни человеческой не исключительна – Божья благодать может войти в жизнь каждого. И чаще всего это происходит именно тогда, когда человек этого меньше всего ожидает, – в святочные недели, соотнесённые с вечностью через Божью благодать.

В основе рассказа «Зверь», как и других, рассматриваемых в данной работе, – сказ. Повествование ведётся от лица взрослого человека, вспоминающего историю из своего детства – Рождество Христово, во время которого герой находился в имении своего дяди, жестокого старика.

В построении рассказа частично используется принцип «карнавализации» (термин М. Бахтина). В рассказе изображается незыблемое мироздание со своей иерархией ценностей и устоявшимися традициями. Рождество в произведении Лескова имеет двойную природу: сама христианская мистерия, раскрывающая суть праздника, и Рождество как обрядовое действо, которое берёт начало в язычестве (колядки, ряженье, забавы, потехи с медведем). Центральным событием в праздновании Рождества в рассказе «Зверь» становится «послеобеденное развлечение для гостей» – травля медведя. Таким образом, происходит сдвиг и переворот привычных законов мира даже на семантическом уровне: Рождеству, воскрешению, воцарению вечной жизни противопоставляется травля, насильственная, позорная, фарсовая смерть. Этот изначально заложенный переворот даёт ходу событий противоположную направленность.

Действие происходит в святки, когда стояли такие холода, что «в хлевах замерзали ночами овцы, а воробьи и галки падали на мёрзлую землю окоченелые». Таким образом, автор противопоставляет мертвенный холод зимней ночи таинству жизни – приходу в мир Спасителя. В таком противоборстве жизни и смерти, тьмы и света острее ощущается радость бытия, прочувствованная и переданная рассказчиком. Именно в это противоречивое и удивительное время происходит чудо преображения души человека.

Повествование драматизировано прежде всего тем, что события даны глазами ребёнка, который в отличие от любого взрослого видит всё в истинном свете. Только ребёнку дано видеть соприкосновение времён и Благодать Божию во всём, даже в судьбе зверя. Детям, по Священному Писанию, открывается Царствие Божие на земле: «Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдёт в него» (Мар. 10, 15).

Два центральных образа рассказа – дядя рассказчика и медведь Сганарель. Они противопоставлены друг другу, как противопоставлены мир человека и мир животных: человек несёт в себе разрушающее начало, стремясь подчинить себе животный мир.

Дядя жесток, немилосерден, беспринципен, гордится этими качествами и считает их «выражением мужественной силы и непреклонной твёрдости духа». Раскрывая образ этого героя, автор передаёт тёмные хтонические стороны его души через описание усадьбы: «Огромный каменный дом, похожий на замок», «некрасивое и даже уродливое двухэтажное здание с круглым куполом и с башнею, о которой рассказывали страшные ужасы». Тёмный, страшный колорит создаёт ужасающую атмосферу, которую усугубляет образ «Эоловой арфы»: «Наверху башни, в пустом, изогнутом окне были натянуты струны». Они «издавали сколько неожиданные, столько же часто странные звуки, переходившие от тихого густого рокота. в неистовый гул, как будто сквозь них пролетал целый сонм, поражённый страхом, гонимых духов». «Изогнутое окно» башни напоминает вход в Эолову пещеру – «подземное жилище ветров». Значение этого образа в романтической традиции (символ любви) перевёрнуто, что в свою очередь подчёркивает гнетущую атмосферу, царящую в дядюшкиной усадьбе. Образ Эоловой арфы восходит к языческим верованиям и отождествляется с «грубыми, хаотическими силами», а в рассказе Лескова становится символом души помещика.

Второй центральный образ – медведь Сганарель – исполняет роль шута, призванного повеселить «дядюшку»: учёный медведь выделывает фокусы, ходит на задних лапах, помогает мужикам таскать мешки, носит шляпу с пером. Он действительно шут. Но его «звериной душе» присуща тонкая организация: он способен на дружбу (Ферапонт – его друг), ему свойственны интеллектуальность («умён Сганарель был, как пудель») и интуиция. Странен выбор имени: в России всех медведей зовут «мишками», а этот носил испанскую кличку Сганарель. Так звали слугу Дон Жуана в комедии Мольера «Дон Жуан, или Каменный гость», который всегда говорил своему господину правду; таким образом, медведь становится мерилом истинности всего происходящего в рассказе.

Образы противопоставлены по принципу зеркальности, зверь и человек как будто поменялись ролями: человека все боятся и никто не любит, а за зверя молятся дети, и у читателя он вызывает симпатию и сочувствие.

Заслуживает внимания и образ «молодого доезжачего» Ферапонта, которого все звали Храпошкой. Эпиграф к рассказу взят из жития преподобного Серафима Саровского; этот святой, стяжая Святой Дух, приближается к образу Христа, нового Адама, которому открыты тайны бытия и подчинены все «Божьи твари». Так святой Серафим, приближаясь к подобию Божьему, получает возможность «общения» с животными: он кормит их, лечит, разговаривает с ними.

Образ Ферапонта схож с образом святого Серафима. Но если святой получил возможность контакта с животными после достижения подобия Божьего, то у Храпона сначала завязалась дружба с медведем, а к божественному идеалу он приближается уже потом.

Эпиграф зеркально отображается в повествовании рассказа. Само имя святого становится залогом свершения преображения души в рождественской истории о звере и человеке.

По мере развития сюжета эти образы раскрываются и меняются. Образ медведя меняется по принципу градации. Сначала он шут, потом – шутовской король, и последняя стадия развития его образа – венценосная особа, трагически одинокий король Лир. И этот зверь с человеческой душой отпущен на волю, он спасён благодаря детской молитве. Провидение вмешивается в судьбу зверя и даёт ему свободу. Таким образом, мотив спасения материализуется: спасение души частично или полностью заменяется спасением физическим. С этих пор этот герой теряет связь с миром людей, и мы не знаем, что было с этим героем дальше, кроме того, что «Сганареля не отыскивали».

Человек же, дядя рассказчика, духовно преображается. Когда сельский священник (в его образе угадывается «превосходный законоучитель» Лескова Остромысленский) говорит о даре –«нашем сердце, исправленном по учению» Христа, душа дяди преображается, очищается; символом катарсиса, впервые пережитого человеком, явились слёзы. Этот злой старик плакал (это слово даже выделено курсивом, что говорит о невероятности события). В несколько мгновений человек проходит все три этапа духовного очищения. Первый этап: встреча с Богом, Который материализуется через слово священника о «даре» (Иисус в христианской традиции осмысляется как «Логос»). Второй – встреча с самим собой – причиняет старику наибольшее страдание: этот человек осознаёт свою греховность и раскаивается. Последним этапом становится встреча с ближним: суровый хозяин прощает своего раба Ферапонта и даёт ему вольную. С этого мига повествование переходит в другой план, акценты, расставленные автором в начале рассказа, смещаются. Зверь истинный становится человеком и вызывает не презрение, а жалость. Ферапонт тоже преобразился: как человек, представая перед Богом, возвышается от раба до сына Божия, так и Храпон возвышается от раба хозяина до его друга. Это чудесное преображение могло произойти только в святки – воистину универсальное время, когда чудо входит в жизнь каждого человека, когда два в принципе несовместимых времени пересекаются в одной точке.