Формирование читательской грамотности

Так-то охватит когда излишняя сила Борея,

Воду хотя бы морей, хоть бы реки прибылой,

Тотчас по сглаженному сухим дуновением Истру

Варварский вносится враг на быстролетном коне,

Враг, могучий конем и долголетней стрелою,

Всю вокруг широко опустошает страну.

Убегают одни из полей, никем не хранимых,

Расхищают все без караула добро,

Бедной деревни добро, и скот, и со скрипом телеги,

И богатство, каким сельский владеет бедняк.

Часть уводят, связав за спиною им руки, напрасно

Смотрят они, обратясь на поля и на дом,

Падает часть, пронзена нещадно стрелами с крючками:

Ибо текучий есть яд в быстром железе самом.

То, что не в силах с собой унести или увесть, они

губят,

И неповинные жжет хижины вражий огонь.

Тут хоть и мир, а они войны опасеньем трепещут,

И, налегая на плуг, землю не пашет никто.

Это место иль зрит врага, иль, не видя, страшится;

Залежью грубой лежит без обработки земля.

Овидий

Из книги О. Дримба "Овидий. Поэт Рима и Том", с. 237-238.

От укрывшихся в роще поселян удалось узнать, что варвары разграбили Аррабону. Перепуганный, но словоохотливый пастух рассказывал:

- Варвары окружили город со всех сторон. Поэтому немногим удалось бежать из Аррабоны. А другие и не пожелали этого сделать.

Корнелин, расспрашивавший пастуха, нахмурился:

- Почему же не пожелали?

- Прячутся, где кто может. Некоторые погибли. Есть и такие, что уже продают варварам товары, как будто бы ничего не случилось.

- Эти люди называют себя римлянами! - с горечью произнес Корнелин.

Но всем известно, что иногда бывает так, когда приходят варвары.

Старик охотно передавал всякие подробности:

- Первые сарматы переправились через Дунай на плотах. А коней держали на поводу. И те плыли за ними. Еще бежавшие аррабонцы рассказывали, что варвары ужасны только в первые часы нападения, а потом уже не трогают мирных жителей. Когда они жарят захваченных телок или баранов, то не только сами едят мясо, но дают его и всем проходящим мимо, не спрашивая человека, римлянин он или сармат. За принесенную амфору вина платят серебряную монету. Но больше всего этих людей занимает земля. Я сам видел. Они разминают ее пальцами и показывают друг другу, покачивая головами, точно удивляясь качеству нашей почвы. Иногда варвары рассматривают римские земледельческие орудия или ярмо быка с большим любопытством. Когда кончается битва, они вкладывают мечи в ножны и не делают различия между свободными и рабами...

Воины и особенно легионные рабы прислушивались к подобным речам с нескрываемым интересом.

Ладинский А. П. В дни Каракаллы. М., 1961, с. 214-215.

Отпрыску далматинского раба было уже за сорок, когда он, по трупам двух истекших кровью претендентов на порфиру, по милости мятежных солдат взошел на трон. Вместе с порфирой он присвоил себе и титул Юпитерственный, возможно, чтобы завуалировать свое происхождение. Мир вскоре убедился, что новый император вполне достоин такого прозвища. Воспитанный суровой военной жизнью, полководец, с более чем сомнительной родовитостью, доказал на деле, что он - нечто большее, чем только баловень судьбы...

Диоклетиан начал с того, что избрал своей столицей Никомедию - провинциальный городок на границе Европы и Азии, где некогда завершил свой жизненный путь скрывавшийся от преследований Ганнибал. В Риме ноги Диоклетиана не было... А когда сенатская делегация, прибывшая к нему с поздравлениями, намекнула на то, что священный город жаждет увидеть своего императора, Диоклетиан коротко объяснил, что он глава не только города Рима, но и всей империи...

Рим опасливо побрюзжал и стал уповать на то, что легионы не будут мешкать с выдвижением нового императора, который полностью удовлетворит столицу мира.

Надежды эти не оправдались. Диоклетиан не стал слугой легионов, сделавших его властителем. А с претендентами на трон он расправлялся, не дожидаясь их провозглашения.

* * *

Диоклетиан имел возможность воочию убедиться, что со времен основания Рима у Римской империи не было повелителя столь обожаемого. Где бы он ни появлялся, двигаясь по заранее тщательно разработанному канцелярией дворцовых служб маршруту, всюду его встречали такими же церемониями и торжественными речами, какими встречали бы сошедшего на землю Юпитера...

Молчаливо выслушивал император приветственные речи, и хотя все они были на одну колодку, лицо его выражало явное удовольствие.

* * *

Ценою огромных жертв удалось установить надлежащий контроль на границах империи в трех частях света. Колоссальные суммы уходили на строительство монументальных сооружений, с помощью которых Диоклетиан восстановил традицию великих императоров доанархической эпохи. Но сильнее всего трещали ребра империи в железных кольцах удава бюрократии, крепко сжимавших, по воле императора, новый мировой порядок. За каждым вздохом гражданина империи наблюдал специальный человек, и добрая половина всех налогов уходила на содержание легионов служащих по сбору податей. Нужно признать, однако, что это были самые прилежные чиновники. Именно благодаря их рвению родилась в то время пословица, что легче человеку спрятать у себя под мышкой пять слонов, чем пять пшеничных зерен, четыре из которых полагаются государству. Население разоренных налоговым вымогательством провинций хлынуло в большие города, где его сдерживали в узде бесплатными раздачами хлеба.

Мора Ф. Золотой саркофаг. М., 1964, с. 40- 41, 85, 153-154