Дом казака - курень казачий

Дом казака - курень казачий

Общественное достояние.

В казачьих городках, возникших ещё в стародавние годы по течению Северского Донца, почти сразу стали появляться временные поселения - «зимовища», дававшие казаку приют и убежище.

Первые жилища у верховых донских казаков и тех, кто жил по Северскому Донцу, носили короткое название «шиш». Термины «шиш», «холодный шиш», «шиш над ямою» происходят от слов «шишка» или «шишак». По Владимиру Ивановичу Далю «шиш» - это островерхая куча, ворох, насыпь, постройка из составленных сахарной головой и покрытых соломой жердей. В «шишах» делались плетневые стены, и поскольку на берегах соседних водоемов росло огромное количество камыша (рогозы), жердевую крышу покрывали именно этим материалом. «Шиши» бывали обогреваемые, когда устраивался в них очаг и необогреваемые, летние. А ещё возводились примитивные жилища - землянки или землянухи. Они отличались от «шишей» более плоской кровлей, засыпаемой сверху землёй. Затем стали появляться казачьи курени. Сначала это были небольшие, удлинённые в плане жилища, а потом они постепенно приняли форму, как тогда говорили, «круглого дома». На самом деле дом этот не круглый, а квадратный или прямоугольный. Назывался он так потому, что через его окна можно было смотреть во все четыре стороны, то есть по кругу.

Поиском смыслового значения слова «курень» занимались разные исследователи. Так, донской краевед С.Ф. Номикосов полагал, что «казаки называют свои дома куренями, вероятно, потому, что в глубокую старину они действительно были курны, как курные избы».

Владимир Иванович Даль допускал двоякое толкование этого слова от «куриться» или от монгольского слова «куря» - кочевье. Значение слова «курень» он определял также в одном понимании как «временный приют в лесу, в поле, шалаш, балаган, землянка, шатёр, хижина, лачуга» . А во втором понимании, как «селение, исподволь образовавшееся у запорожцев - избы или хаты в одной купе, кучке».

По куренному принципу стали в древности строиться и казачьи городки. Они были круглыми или овальными в плане. Центром казачьего городка была площадь (майдан) со станичной избой. Остальные жилища располагались по кругу. Отсюда и понятия «казачий круг», «созвать круг» и «выйти на круг». Именно они определили социальную организацию первых казачьих городков, в том числе и на левом берегу Северского Донца, который, по мнению исследователей, стал заселяться в первую очередь, в отличие от степного правого берега.

Но прошли годы и удобных земель, да ещё с пастбищами и лесом, стало новым поселенцам не хватать. И тогда в степи начали появляться, разбросанные порой на десятки верст друг от друга, хутора. В них селились казачьи семьи, способные работать на земле, разводить скот и охотиться, но желающие вести свое казачье хозяйство самостоятельно и подальше от других. Они-то и строили новые селения в степи и осваивали, так называемые, «гулевые земли» .

Первое, что возводилось на этих «гулевых землях», - казачьи курени. Как бы ни объясняли происхождение слова «курень», главное его предназначение всегда одно - выполнение роли жилища. Наличие жилья у казака, его размеры, внешний вид и ухоженность, являлись показателем жизненного статуса. Нетрудно представить, о чём мечтали казаки тех далёких времен. О добротном казачьем курене, с множеством кладовых, где хранятся продукты. О хорошем подворье, где стоял бы тягловый, рабочий и домашний скот, где хранилось бы зерно в амбарах. О широких полях, на которых зрел бы обильный урожай. Что поделаешь, у каждого времени свои представления о материальном благополучии.

Прежде чем заложить основание казачьего куреня, долго и тщательно выбирали место, где он должен был стоять. В таких случаях обращались к знающим и авторитетным казакам. Хорошая примета - строить дом на месте, где когда-то был рядом муравейник. Считалось, что поселившийся на этом месте домохозяин будет жить богато, что и он сам, и члены его семьи будут трудиться так же, как муравьи, и всё тащить в своё жилище, подобно трудолюбивым насекомым. Были и другие приметы. Полагали, что сооружение дома на пепелище или на месте, где когда-то проходила дорога, могло привести к скорой смерти хозяина. Храбрые в бою, жестокие в битве к врагам, казаки с малолетства боялись всевозможных приведений, домовых и прочей нечисти, стараясь всегда держаться от неё подальше.

По их представлениям, домовой вселялся в здание ещё с той поры, как закладывался фундамент и жил у домовладельцев до самого разрушения дома. Чтобы избежать разного рода происков и нежелательных действий со стороны тех же домовых, или вредоносной нечистой силы, среди казаков распространялась традиция, поддерживаемая церковью, по которой дом освящали несколько раз.

Первый раз - освящалось место, на котором было запланировано построить дом. Второй раз - священник приглашался при закладке основания, то есть фундамента. И третий - уже при завершении строительства и перед самым заселением казачьей семьи в дом.

Считалось, что если всё же кто-то построит дом без соблюдения всех народных и церковных обрядов, то в этот дом вселится нечистая сила и она не даст спокойной жизни хозяевам, а то, расшалившись, и вовсе выгонит всех на улицу. При закладке дома полагалось устраивать «закладочное угощение». Там, где должен быть расположен красный угол с образами святых, резали курицу или петуха. Затем распивали по стаканчику и не по одному. Под будущий красный угол закладывали медные деньги на удачу домохозяину. Поэтому на развалинах старых хуторов, среди сохранившихся фундаментов казачьих куреней, пятаки с царскими двуглавыми орлами находят как раз в дальнем правом углу, по диагонали от входа.

Я неоднократно проезжал места, где когда-то стояли многолюдные хутора на левой стороне Северского Донца. Сейчас они именуются посёлками. Узнать, что это был за хутор, можно только у местного жителя. Да и то не у каждого. Как мне кажется, эти поселки навсегда утратили то неуловимое обаяние, которым и отличались в давние времена казачьи хутора. Известный исследователь донской старины и донской природы Харитон Иванович Попов, побывав в этих же самых хуторах в 80-е годы позапрошлого века, написал:

« Хутора имеют вид вольный, можно сказать, роскошный. Много садов, левад и огородов. Обширными кажутся дворы. Дома, курени стоят в угловых местах дворов или в центре. Их лицевые стороны обращены на восток, запад, и юг. Казачьи дома более круглые, у которых стены почти одинаковы по протяжению. Особенность их составляют рундуки, которые пристраиваются со стороны наружной двери, ведущей внутрь, отчего дома кажутся ещё более круглыми».

Я настойчиво искал сохранившийся в бывшем юрте станицы Гундоровской казачий курень, который бы подходил под описание Попова. Как ни странно, мне всё же удалось найти такое жилище. Им оказался старинный, перевидавший много хозяев, казачий курень, находящийся на центральной улице хутора Михайловского, неподалёку от бывшего здания школы. На её месте по воспоминаниям местных жителей стояла когда-то красивая церковь Святого Архистратига Михаила. Примечательно, что сохранность этому дому обеспечила бедность бывших хозяев, не имевших средств, для ремонта и перестройки, которые бы безвозвратно уничтожили всякое сходство с казачьим куренем. Так что от бедности бывают не только беды, случается и такая вот неожиданная польза.

Присмотримся к казачьему куреню повнимательнее. Покрыт он либо черепичной, либо железной, а чаще камышовой крышей шатрового типа. На самом верху - беленый известью или мелом дымоход. У куреня высокий цокольный этаж, который тогда было принято называть низами. Низы выполняли двоякое предназначение. Они спасали от частых наводнений и в то же время, на нижнем уровне размещались все хозяйственные помещения каждодневного пользования. Со временем наличие низов в курене стало показателем его зажиточности. В обязательном порядке на окна навешивались ставни. Зимой и в ветреное время они способствовали сохранению тепла в помещении и предохраняли его от продувания. А летом, в жару, при закрытых ставнях в доме царила столь желанная прохлада. Вход в курень подчеркивался крыльцом или парадным балконом, являющимся продолжением крыльца, или «галдареи», в виде выступающей перед фасадом площадки с навесом разных размеров. Были курени и с несколько иной конструкцией, когда почти по всему периметру дома устанавливались рундуки, - вид навеса на столбах, по типу нынешних балконов. Их называли галереями или «галдареями», а то и «балясами». Не оттуда ли пошло выражение «балясы точить»? На «галдареях», украшенных резьбою, станичники побогаче любили чай пить летними вечерами. И всю улицу видно, и всей улице видно, что какой-нибудь казак Евсей Шляхтин обзавелся хорошим куренем и вот он чаи гоняет со всем семейством.

Общественное достояние.

Наряду с употребляемым выражением «курень», довольно часто использовали слово «хата», думается потому, что совсем рядом жило население, состоявшее из малороссов.

В куренях почти у всех казаков полы были из некрашеных досок, а в подсобных помещениях их делали засыпными (земляными). Перед большими праздниками полагалось отскребать затоптанные половицы с помощью горячей мыльной воды, специальных скребков и сибирькового веника, а земляные полы подмазывать глиной.

Курени из саманного кирпича, или глинобитные дома, строили те, кто относился к беднейшей части казачества. Казаки позажиточней из самана строили только подсобные помещения. У саманного кирпича было одно неоспоримое преимущество. При толщине стен в 40-50 сантиметров в зимнее время неплохо сохранялось тепло, а летом, напротив, почти при сорокоградусной жаре саман держал прохладу в помещении. Нетрудно найти описание, как делался в станице и на хуторах саманный кирпич. Его, кстати, примерно по той же технологии делают и сейчас.

Приступая к изготовлению глиняных кирпичей, вырывали неподалеку от места строительства круглую яму около шести метров в диаметре и минимум полметра в глубину. Насыпали туда глину, подливали воду ведрами и начинали гонять лошадь, а иногда и две, по кругу. Через час-полтора добавляли мелкорубленую солому и, хорошо перемешав, из готовой массы делали кирпич. Для этого использовали деревянные формы. Сушили эти кирпичи в течение пяти-семи дней, в зависимости от погоды. Для окончательной просушки саман складывали в пирамиду и делали над ней навес от дождя. За хорошее, жаркое лето саман полностью просушивался. А ранней осенью, после уборочных хлопот, начинались строительные работы и этот строительный материал шёл в дело.

Во второй половине XIX века, помимо местного камня песчаника и известняка, используемых в качестве основных стеновых материалов, стал распространяться кирпич, приближенный по виду к современному. Его называли «саможжённым» и делали по хорошо освоенной технологии. Вырывалась яма, диаметром до четырёх-пяти метров и глубиной до одного метра. В глину добавлялся по пропорции, а в основном, на глаз мастера, песок. Затем заливали ведрами воду и гоняли по яме в течение 2-3 часов двух лошадей. В ямах заготавливали исходный материал для производства нескольких сотен кирпичей. Готовую смесь вывозили на тачках в сарай, где её формовали. В ходу было такое выражение - «пяточный» кирпич. Это тот кирпич, который при изготовлении в формах притаптывали, уплотняли пятками. Обжигали приготовленный и отформованный кирпич в погожую пору осенью. Для этого устраивались горны в виде ям, длиной до пяти метров, шириной и глубиной по три метра и туда закладывали заготовленный кирпич. В нижней части устраивали топку. Сверху, на уложенные рядами кирпичи, насыпали кирпичные обломки и щебень. Затем горн слабо протапливали: «гнали на пар». После этого топили усиленно: «гнали на жар», непосредственно для обжига. Обжиг длился несколько дней. В зависимости от степени обжига готовый кирпич разделяли на три сорта. «Железняк» - из нижних слоев горна, наиболее сильно обожжённый. «Середовой» - из средней части и «бледняк», или «недопал», из верхней. Лучшим кирпичом для кладки стен считался «середовой». Он отличался ровным обжигом и был наиболее прочным. Для такого обжига кирпича в горнах в станице Гундоровской использовался местный уголь. Из кирпича строились дома наиболее богатых хозяев. Кроме того, кирпич на подводах вывозили в юрты соседних станиц и крестьянские слободы для продажи.

И всё же испокон веков, главным строительным материалом в Гундоровском юрте всегда был и оставался камень песчаник. Из него делали фундаменты, а зачастую и полностью «низы», складывали конюшни и помещения для скота, выкладывали подвалы и сооружали ограды. Эти самые ограды можно увидеть и до сегодняшнего дня. Камень в них за долгое время посерел, кое-где покрылся мхом, но своё предназначение он до сих пор выполняет.

Леса, пригодного для строительства в юрте станицы Гундоровской было немного. В основном казакам приходилось использовать чернолесье. Так называли местные жители ольху, тополь и вербу. Дуб, если он в этих местах дорастал до пригодных для строительства кондиций, использовали очень бережно. Что же касается хвойных деревьев, то они на левой стороне Донца появились благодаря стараниям рук человеческих. И справедливости ради надо сказать, что из-за этих же рук, они не раз выгорали.

Лесные угодья так же, как и землю, делили на паи или наделы. Наиболее разворотливые и свои паи в дело пускали, и чужие прикупали с выгодой для себя. Прежде чем срубить дерево, станичник несколько раз деловито обходил его и решал, какой из него выйдет «надобок». «Надобком» казаки называли строительную потребность, образовавшуюся в домашнем хозяйстве. Лучшим временем для рубки леса в те времена считалась поздняя осень и зима. Инструмент-то какой был? Топоры да пилы. А мёрзлые деревья такому инструменту поддавались легче. Считалось, что рубить лес надо в новолуние или под этот день. «А когда месяц в молоду, леса не рубили и дома не зачинали».

Деревья для будущего дома выбирали очень тщательно, учитывая все приметы. Нельзя было рубить сухостойное дерево, иначе хозяин дома высохнет от чахотки. Не годилось дерево, поваленное бурей - будущий дом разрушится. Нельзя вывозить с делянки дерево с дуплом - в нём жила нечистая сила. Заготовленный лес очищали топором от веток, сучьев и коры и вывозили на быках по санному пути. Затем складывали «в костры» для просушки. Иногда брёвна укладывали между забитыми в землю кольями, что препятствовало их деформации при высыхании. Выдерживать лес старались как можно дольше. Зажиточные хозяева делали это в течение двух-трёх лет. Те, что победнее, строили свои «хижки» из сырого чернолесья - ольхи, тополя и вербы. Год ждали, пока готовый дом просыхал, а потом обмазывали глиной. Такая «хижка» возводилась целиком своими силами, наёмный труд был не по карману.

По тому, чем были покрыты крыши казачьих куреней, судили о благосостоянии их обитателей. Были крыши, крытые железом и черепицей. Но их встречалось мало. В основном курени стояли под камышовыми, чаканными и соломенными крышами (чакан - вид куги зелёной, растущей в увлажнённых местах). Иногда задаются вопросом: а как же дома крыли соломой, ведь она была мелкорубленой и стебли её достигали в длину только 20-30 сантиметров. Ответ оказывался очень простым - такой она становится при комбайновой уборке, а при ручном срезании под корень серпами или конной «лобогрейкой», стебли были гораздо длиннее и годились при связывании пучками на сооружение крыш. Курени в станицах по Северскому Донцу были в основном белого или жёлтого цвета. Благо, хватало в прибрежных ярах и той, и другой глины. Её даже в другие места на продажу отправляли или меняли в таком соотношении: ведро лучшей по качеству глины, на ведро зерна. С появлением синьки (синтетического красителя, пришедшего к нам из Германии в конце XIX века) побелку подсинивали, а это делало курени ещё наряднее. До нашего времени сохранились курени, которые называли ошелёванными. Это когда дом по кругу оббивали снизу-вверх длинными деревянными пластинами. Для утепления между ошелёванным фасадом и стойками, засыпали толчёную дубовую кору, иногда отходы от дубления кож. Солома и опилки не годились, в них сразу заводились мыши.

Состоятельные станичники нанимали для строительства своих домов артели. Мы сейчас ещё нередко слышим выражение «мастер первой руки». В те времена такое выражение, применительно к плотницкой артели, означало следующее. К первому разряду, или «первой руке», относились наиболее опытные и знающие мастера, способные разобраться в конструкции дома и умело руководить артелью.

Ко «второй руке» причислялись умеющие чисто работать, но недостаточно сведущие в конструкции зданий. И, наконец, к «третьей руке» относились рабочие, выполнявшие грубые шаблонные работы, в виде обработки брёвен и прибивки пластин. Не мало времени требовалось, чтобы в работе дорасти до плотника «третьей руки», а проработав пять лет, плотник мог стать на положение «второй руки». Далеко не все выбивались до мастеров высшей квалификации.

Из «Ведомостей мастерам и рабочим людям, употребляемым при возведении каменных и деревянных зданий» за 1894 год (это что-то вроде сегодняшних строительных смет, а также норм и расценок) можно узнать, что простой рабочий в строительстве получал в день 60 копеек, плотник - 1 рубль, печник - 1 рубль 30 копеек, а столяр - 1 рубль 50 копеек. Немалые по тем временам деньги.

При найме строительной артели оговаривались все детали предстоящей работы. Хозяин-наниматель должен был кормить строительную артель весь период строительства. Если же строители оказывались обиженными, а чаще обсчитанными, то они могли и отомстить по-своему. Были сложены целые легенды о «моровых» и заклятых домах, обитатели которых вымирали в течение короткого времени из-за того, что строители покинули построенное жильё недовольными.

Если артельщиков плохо кормили, или рюмку лишнюю не наливали, то они могли тайком заделать под карниз бутылку горлышком на улицу и от этого в доме, при ветреной погоде, слышался вой, плач ребенка и другие звуки, не добавлявшие спокойствия его обитателям.

Курень считался чисто казачьим жилищем, но печь в нём была русской, с лежанкой и другими неизменными атрибутами. Показательно, что у русской печи, как и у реки, было устье, а ещё она во всех песнях, присказках и пословицах неизменно называлась кормилицей. На печи спали ребятишки в холодную пору, на ней же грели свои косточки старики, выхаживали и пропаривали простудившихся.

Если бы мы с вами могли войти в курень позапрошлого века, то увидели в нём такую картину... Слева в дальнем углу располагалась русская печь с лежанкой. Красный, или передний, угол, с полочкой и киотом, украшенным образами святых, располагался справа от входной двери. Вошедший, волей-неволей, чтобы не задеть низкую притолоку, должен был поклониться, снять папаху или фуражку и перекреститься на образа. Там же, справа, стоял обеденный стол с неподвижно закреплёнными лавками и посудный шкаф. Возле печи ещё были посудные лавки и полочки с кухонными принадлежностями. Этот угол отгораживали занавеской, чтобы не было видно стряпни, его называли «бабьим». По чистоте печи и занавески на «бабьем» углу часто судили о чистоплотности хозяйки. Место в переднем углу, под образами, считалось самым почётным. Сюда в радостные дни сажали жениха и невесту. На этих местах рассаживали самых почётных гостей. И здесь же, в скорбные дни, ложили прибранного покойника.

В курене проводили большую часть дня. Здесь ели, спали, занимались домашней работой. Нередко, в холодное зимнее время, у печи держали только что родившихся домашних животных.

Места для работы и отдыха были строго определены обычаями.
Считалось, например, непозволительным женщинам сесть на мужскую лавку, а мужчины избегали долго находиться в «бабьем» углу, у печного устья. Каждая супружеская пара имела свои места для отдыха. Хозяин с хозяйкой спали на кровати, старики - на печи, дети - на полатях, неженатая молодёжь - на полу. Маленьким детям стелили на лавках, стоявших рядом с кроватями родителей. Молодые незамужние девушки - «яловые», а также «жалмерки» - женщины, мужья которых ушли на службу, спали на полатях с детьми.

В казачьем курене, где было четыре комнаты, обязательно делали парадную спальню. В ней селили приезжих гостей. Если в доме появлялись молодожёны, то на первый период их семейной жизни, эта спальня отводилась им. Кровать в парадной спальне украшали горкой перьевых подушек и застилали нарядным домотканым шерстяным или конопляным покрывалом.

Очень были распространены «залики» - небольшие парадные помещения, где принимали почётных гостей, например, местного священника, а также служили молебны или панихиды по умершим. В «залике» на стенах развешивали в рамках портреты и картины «с изображениями святых и мирских». Там можно было встретить портреты государя императора и царствующих особ. Далее следовали портреты военачальников, изображения битв, парадов, осад крепостей и прочее. На вошедшего в парадный зал смотрели с пожелтевших фотографий, в некрашеных рамках, обитатели казачьего куреня из предыдущих поколений. Казаки, в лихо заломленных папахах, казачки в платочках, старики с медалями на груди и стайки ребятишек, испуганно пучившихся глазами в объектив. Излюбленным украшением парадных комнат в казачьем курене было как добытое в бою, так и купленное или подаренное оружие: винтовки, шашки, пистолеты и даже пики, подвешенные на крюках у самого потолка.

Исследователь донского быта Гордеев П.Р. В очерке о донском крае, написанном в 1903 году, дал такое довольно красочное описание обстановки в казачьем курене:

«В горенке - иконостас, обвитый длинным расшитым полотенцем и подвешенной под ним лампадкой. Накрытый царицынским ковром на угольнике под иконами лежали часослов и псалтырь, а на сундуке - несколько книжек военного содержания. Мы сели за накрытый стол вправо от переднего угла. От зажаренной молодой поросятины, ещё горячей, и от сытной жёлтой курицы, нёсся соблазнительный пар. Красный и сочный солёный арбуз, порезанный ломтями и мочёные груши, дополняли закуску. Куча ломтей пшеничного хлеба были уложены на тарелке. Разведённый хрен в бутылочке, курочка-солонка и графинчик с рюмками на подносе красовались на середине стола.

Груня, притоптывая каблучками «щиблет», которые сменили на ней чирики, умытая с мыльцем и переодетая, быстро подошла к столу и начала прибирать тарелки. Кремовая с цветочками шалейка, выгодно оттеняла её лицо. Рукава розовой, с полосками кофточки, туго обтягивали её полные руки. Белая ситцевая юбка, прямая и пышная и чёрный фартук с бахромой, дополняли праздничный наряд. Она, казалось, дышала весной. От неё нёсся аромат молодого тела и запах васильков, которыми было переложено платье в сундуке».

В казачьем доме всегда была кладовая, тёмная комната для хранения продуктов и другие, приспособленные для нужд домовладельца, помещения. Усадьбы старались окружить высокими изгородями. На правой стороне Северского Донца они складывались из камня песчаника, а на левой стороне были жердевыми и плетневыми.

Казачий двор делился на передний, чистый и задний, который называли задами или базами. В передней части двора обычно располагались летняя кухня (летница), погреб и амбар. Базы в свою очередь делились на передние, на которых держали домашнюю птицу, и задние, где строили хлев, конюшню, сараи для свиней и другой живности. Базы отгораживали от остального двора плетневыми изгородями и разделяли по предназначению между собой. Там же стояли сенники, покрытые сверху навесами из камыша.

Внутри амбара, вдоль боковых стен, сколачивали из досок закрома и сусеки - ящики для хранения зерна и муки. В хозяйствах победнее иногда, вместо амбаров, использовали для хранения зерна сапетки - большие, в человеческий рост, корзины, сплетённые из ивовых прутьев, обмазанные изнутри глиной и побеленные мелом. На правой стороне Северского Донца устраивали погреба для хранения простейших продуктов в летнюю пору. А на левом берегу реки строить погреба было делом бесполезным - всё равно в половодье они заливались водой.

Сколько трудов стоило всё это построить на некогда необжитом месте, могли бы рассказать только те, кто жил на таких усадьбах. Да жаль, что уже их на белом свете давно нет и подобных усадеб с казачьими куренями тоже.