Уроки православия. Аскетика для детей с монахиней Марфой (Вифания). Урок 2.

На наших уроках мы часто говорим о добродетелях, не уточняя, что это за понятие, зачем нам нужны добродетели, откуда они берутся. Но уточнять необходимо, поскольку правильной веры без правильных точных понятий быть не может

Так вот, добродетелью принято называть такое внутреннее расположение человека, которое влечет его к деланию добра, которое стало для него привычкой, благим навыком. Однако сами по себе добродетели в душе не появляются, как не растут в огороде сами по себе огурцы или редиска, сорняки вот растут самостоятельно, а все остальные растения мы садим, более того, ухаживаем за ними и лишь потом собираем урожай. Так и добродетель в душе человека вырастает в результате больших духовных усилий, иначе — аскетических подвигов. Совершать их можно и нужно не только в зрелом возрасте, но и в детстве. Только в этом случае ребенку должны помогать старшие – родители, воспитатели. О том, какой может быть аскетика для детей, мы говорим на наших уроках с монахиней Марфой (Валль), директором православной школы в Вифании. Ее монашеский и педагогический опыт дает замечательную возможность приобщать детей к аскетике и наблюдать за тем, что более всего в этих трудах содействует развитию в душе ребенка добродетелей и искоренению страстей. На прошлом уроке мы говорили о том, как взрослые могут помогать детям бороться со страстью чревоугодия и обретать добродетель воздержания. Сестра Марфа обращала внимание на некоторые, очень существенные моменты, упускать из виду которые нам нельзя. Если мы не приучим детей соблюдать определенные правила, о добродетелях придется забыть.

— Еще один такой момент: сидят они все равно за столом все вместе, и общие тарелки с едой. То есть, тоже приходится делать сначала на этом очень большой акцент, а потом они это усваивают и понимают, как на самом деле насколько это важно. Последний кусок. Кому достается последний кусок. Это же всегда большой соблазн — схватить себе последнее, особенно если это вкусное, и доесть быстренько. Это требует какого-то времени, чтобы остановиться, и сначала предложить другому — хотя бы. Хотя бы кого-то спросить — может быть, кто-нибудь еще хочет,- а потом найти выход из положения: либо разделить, либо уступить, либо кто-то другой уступит, и у тебя будет возможность съесть.

Точно также, когда приезжают гости, и девочки, особенно старшие, должны ухаживать за столом — кому подать первому? Тут встает вопрос иерархии. И тут, конечно, очень ценен опыт монастырский, что по иерархии, всегда, если матушка игуменья гостит у нас, то к первой подходят к ней. Если начальник Миссии приехал — он у нас очень часто служит, то чай, кофе сначала предлагаются ему. И потом девочки как-то очень быстро учатся и усваивают, что нужно знать какую-то иерархию. И что опять таки такой опыт большой семьи — что сначала за столом, в большой семье — кто получает первый кусок хлеба? Не самый младший, оказывается, а вроде бы как кормилец семьи в большой семье, а потом мама. То есть сначала отец, потом мама. Но у нас, за отсутствием отца и матери, хорошо, что есть просто иерархия монастырская. Так как я считаюсь папой, все равно сначала предлагают еду мне, потом сестрам. А потом другой вопрос: между детьми как, какой распорядок? Сначала подходят к младшему — к самому младшему. А потом — тут у нас очень много диспутов конкретных, все эти диспуты допускаются, позволяются, мы это обсуждаем,- у нас есть детки умственно отсталые, болезненные; существует какой-то распорядок, как они сидят за столом, поэтому каждый привносит свои предложения, это учитывается. Мы позволяем, чтобы они иногда пробовали, если это ощущается не совсем правильно, то мы меняем немножко правила. Иногда, так как они сидят за двумя столами — когда ухаживает один человек, то это одна ситуация, если ухаживают два человека, то это другая ситуация. То есть все решается очень гибко, с обсуждениями, а где-то и очень стабильно, используя те монастырские знания и знания, как осуществлялось это именно в христианских многодетных семьях.

Мы уже говорили о том, что чревоугодие является не просто первой, но и коренной страстью, то есть корнем для всех других страстей. А потому кухню и столовую можно без натяжки сравнить с тренажерным залом, в котором все мы можем постоянно упражняться. И если относиться к таким тренировкам серьезно, если вести борьбу с чревоугодием, обретать добродетель воздержания, то результаты не замедлят сказаться. И сестра Марфа на примерах из жизни своих воспитанниц подтверждает — подобные духовные тренировки необычайно полезны для детей.

— Когда Литургия, а перед Литургией нужно подготовить трапезу, особенно если ты хочешь идти к Причастию, и ты должен поститься, а тут ты занят едой — сколько раз происходило, когда нечаянно вроде бы готовишься, и – раз!- в рот положил. Сколько слез было, когда после этого потом к Причастию невозможно идти. У нас тут тоже такой момент, когда объясняешь — вот это так, дорогие мои. Особенно если получается так, что служба после скоромного дня, когда и обед получается более вкусный, или завтрак, все равно не все причащаются, или те, кто не причащается, могут потребовать: я завтра не причащаюсь, можно мне все-таки со сметаной? Такие моменты всегда рассматриваются. Иногда можно. А другие кричат: а как тогда нам — мы причащаемся и нам нельзя, а он не причащается, и ему можно? Ему можно, а мы к Причастию идем. Правильно, значит, каждый должен себя как-то настроить и выбрать: еда или Господь. Сметанка или Господь. Перед Причастием, особенно когда праздничные длинные богослужения, мы все равно стараемся праздники провести на тех местах, на которых они произошли. Иногда легче поехать на праздничное место, например, на Фавор на Преображение, уже после Литургии — причащенными и позавтраканными; например, в Вифлеем — обычно наша всенощная служба, переходящая в Литургию, ночью, в монастыре, а потом мы утром едем в Вифлеем на поклонение Звезде, и потом мы заезжаем на Поле пастушков. А иногда, как на Вознесение – Илион — вот он тут, рядом, и поэтому идешь на праздничное богослужение туда. Но оно всегда дольше и начинается чаще всего позже. И начинается с полуночницы и водосвятного молебна. И до Причастия ждать дольше. И народу больше, в храме чаще всего битком набито, стоять труднее, и пить хочется. И каждый раз должен быть сознательный выбор: воды напиться или ко Причастию пойти. Христос или вода. Мы даем возможность ошибиться. Не выдержал – хорошо, напейся воды, но без Причастия. И как обидно и горько, когда ты туда не попал. То же очень важный опыт.

Следующая страсть, борющая и часто побеждающая как наших детей, так и нас самих — это сребролюбие. Оно проявляется в ненасытном желании увеличивать материальные блага, в любви к ним. Противоположной сребролюбию добродетелью является нестяжание. Но как непросто взращивать его в душе — не просто взрослым, но тем более уж детям — как же научить малых сих не прилепляться к богатству мира всего? Как помочь им рассмотреть сокровища нетленные сквозь плотную завесу блесток и мишуры?

— Помня о том, что наши дети приходят уже чаще всего из неблагополучных семей, оказавшись в интернате, приюте, у них тоже эти болезни «детдомовские» — когда хочется своего, во-первых, и все, что ты имеешь, кажется мало. Сравниваешь с тем, что есть у детей – например, у других одноклассниц. У них семьи, они живут там, и есть, например, самый новый мобильник, или MP3, и можно слушать музыку, а у меня этого нет. Это очень и очень часто повод для разговоров и обсуждений. Очень важно, что они все-таки растут при монастыре, при сестрах. Когда они что-то требуют – например, из одежды, им ставишь вопрос: а на самом ли деле тебе это нужно и для чего? И вот посмотри: у меня есть только, к примеру, три подрясника, и этого совершенно достаточно, и в этих подрясниках я иду и в море купаться, и в Церковь на богослужение, и есть рабочий подрясник, есть подрясник, в котором ты спишь, и есть подрясник для приема — но все это один и тот же подрясник. И одно только разделение. Это так удобно! Это ужасно удобно, на самом деле это один из таких самых радостных моментов монашеской жизни, когда ты, наконец, понимаешь, что тебе настолько мало надо для жизни и не нужно ни о чем задумываться, что надеть на следующий прием, или на следующий праздник, или на следующее Пасхальное богослужение. Все совершенно четко, все одно и то же. И они на самом деле видят. Правда, они говорят: ну правильно, это ты, вы сестры, а мы не сестры. Я говорю: хорошо, ну, давай, обсудим, насколько это тебе на самом деле нужно. Давай откроем твой ящичек и посмотрим, сколько у тебя уже есть. Проводим — особенно Постом, конечно, эксперименты, когда они пытаются определить, сколько на самом деле вещей нужно, например, на одну неделю, или на две. Очень хороши всегда походы. Мы очень редко уезжаем в какие-то поездки, а так это тоже очень полезно — сколько вещей нужно взять на поездки. А если это поход, то это же все на себе нести. Особенно если жарко и нести далеко — тогда лучше, на самом деле, два раза подумать, сколько же из одежды тебе нужно и для чего. На самом деле какие-то вещи у нас просто-напросто отпадают совсем. То есть то, что у нас много детей и определенное количество места или определенные места в шкафу, например, тебе нужно со своими вещами как-то вот в это уложиться. А то, что сверх того — то нужно в коробки и убрать повыше. Поэтому, во-первых, нужно как-то уметь распределять: зимняя и летняя одежда — это убирается — что остается на лето, что из этого на самом деле нужно. Очень много приходит опытным путем, когда они на самом деле понимают – ну, на самом деле не нужно нам много одежды и много обуви. В обуви важно, чтобы она была удобной не столько, сколько нужно, чтобы она была красивой. Ее не должно быть много. Конечно, нужно иметь что-то праздничное, и что-то на повседневную, это да. Несомненно, но опытным путем, и особенно тем, что старшие всегда ухаживают за младшими и вообще должны им помочь и одеться и обуться и убрать все свои вещи, когда им приходится разбирать горы в шкафчиках, они тоже ругаются: почему у тебя столько много одежды? Я говорю: так, очень интересный вопрос, посмотрим на твой шкафчик. Решается все опытным путем, где-то приходится ставить очень четкие рамки. Это у нас такое правило, в этих рамках мы действуем, и не более того.

У арабов есть такая традиция: на каждый праздник — это принято из мусульманства, покупать новую одежду и идти в этой новой одежде на праздник. И у нас есть друзья, христиане-арабы, которые как-то пытаются нас финансово тоже поддержать, как спонсоры, и они обязательно хотят каждый раз в год подарить какую-то одежду. Сколько могу, я сопротивляюсь, но обычно минимум раз в год мне приходится идти с ними в магазин, чтобы дети могли для себя что-то выбрать. При этом нужно сказать, что я сама всю свою жизнь совершенно не любила ходить по магазинам, и до сих пор это единственное послушание, которым я отказываюсь заниматься. То есть я могу быть водителем, довезти до магазина, подождать в машине, пока кто-то закупится, но проводить время в магазине кажется мне просто совершенно глупым времяпровождением. Причем это кончается обязательно головной болью. Но вот, один раз в год, мы со всеми детьми выезжаем в магазин. Тут опыт тоже приходит с годами. Первый выезд был – ну, просто какой-то зоопарк или зверинец, потому что у детей загорелись глаза, они бросились тебе что-то выбирать. Конечно же, они девочки и тут существует просто такое правило: нужно где-то позволять им быть девочками, дать возможность примерить хотя бы три разные вещи минимум (а лучше пять), и только после этого можно начать на самом деле что-то искать. И тут стараешься быть рядом, как-то направить, и одежда должна быть качественной. Задаешь вопрос: хорошо, а куда ты это наденешь, или с чем ты это наденешь. Ты выбрала эту прозрачную блузку — с чем ты ее будешь надевать, и куда ты в ней выйдешь, если без рукавов, например. У нас в Вифании, в нашей мусульманской деревне — куда ты в этой короткой юбочке пойдешь, в Церковь? В Церковь, в такой короткой.? Хорошо. Великим Постом, когда нужно будет поклоны делать, как это будет выглядеть? Все, понимаем.

Иногда просто приходится давать им возможность и ошибиться тоже. Ну, купила ты эту блузку, полежала она у тебя какое-то время в шкафчике, ну увезла ты ее домой, может быть, ты ее дома где-то надела. А вот на самом деле давай теперь вернемся и подумаем, насколько она тебе на самом деле была нужна, и стоило ли это того? Чаще всего они идут на эти разговоры, обсуждают, они об этом думают, они смеются — иногда над самими собой: да, сестра Марфа, ты была права!.

Потом еще такой момент — косметика. У нас это правило и в школе — что школьницы не имеют право — не красятся ни ногти, ни лицо, никаких «маскировок», как я говорю, и волосы должны быть заплетены в косы. У них у всех длинные шикарные волосы, и они с большой радостью, особенно на праздники, их распускают. Это тоже такой признак красоты, это то, что оценивается на брачном рынке, это то, на что прельщаются молодые люди — и есть, чем прельщаться. И поэтому тот, кто не хочет заплетать косы, тут ставится уже перед другим выбором: либо стрижка (этого же они, конечно, не хотят) либо платочек покрывать голову, чтобы это все во все стороны не летело. Чаще всего после такого выбора они предпочитают — причем и мусульманские дети тоже — плести косы.

А вот с косметикой — ее вечно хочется, всегда же хочется быть красивой и иногда аргументы очень веские мои – что, если бы Господь считал, что ты с зеленым лаком на ногтях, черными подкрашенными ресницами и с красным ртом была бы красивее, что ты такая бы уже и родилась,- они в какой-то момент перестают работать. Сестра Марфа, ну так же красиво, и так все делают! Аргументы «а если все начнут с третьего этажа прыгать, ты тоже прыгнешь?» тоже уже не очень как-то действуют. На самом деле тут я пошла по стопам своего семейного опыта. У меня отец не любил, даже когда мама красилась. Она в какой-то момент это дело забросила, все равно,- она говорит,- он меня считает такой красивой, и что я буду краситься? Во-первых, мы это видели. И когда мы уже – девчонки, его дочери, пришли в тот возраст, когда жутко хотелось быть более красивой, где-то подвести, где-то подкрасить, где-то еще что-то, он иногда ничего не даже не говорил, иногда язвил, а иногда и просто взглядом показывал, насколько ему это не нравится. В конечном итоге никто из нас не красится. Какое-то время он нам просто этого не разрешал — пока мы были до определенного возраста («пойди смой!»), и мы слушались беспрекословно, а потом, когда с 18-ти летнего возраста, когда сам пытался это сделать, то какое- то время ты это делал, а потом как-то все.

Расшифровка видеосюжета телеканала «Союз»