Две женщины, два века, две войны

2014. Елабуга. Две женщины, два века, две войны …

На Елабужских балах, которые давал дед художника Ивана Шишкина, появлялась старая женщина в сюртуке и цилиндре, курила фамильный чубук, и по её требованию к ней к ней обращались: «Ваше благородие, господин штабс-ротмистр Александров Александр Андреевич». Легендарная кавалерист-девица была знакома с Александром Сергеевичем Пушкиным, прожила долго и славно, оставив мир на 83-м году жизни в своём доме в Елабуге. Её похоронили с воинскими почестями, как достойного офицера на Троицком кладбище. Прямых потомков военная женщина не оставила. Её сын Иван Чернов стал офицером, но умер раньше матери, не обзаведясь детьми. Брат героини продолжил славную династию, но родиной его отпрысков стала Франция. …Посещение Музея-усадьбы Надежды Александровны Дуровой обрадовало меня возможностью вдохнуть атмосферу девятнадцатого века. Коричневые брёвна сруба поднялись над белым этажом. Высоко расположились окна с широкими наличниками. В этом доме проживала с 1841 года и умерла в 1866 году Надежда Андреевна ДУРОВА. Кавалерист-девица, герой Отечественной войны 1812 года, ординарец фельдмаршала М. И. Кутузова. Военная тематика сквозила в облике комнат. Занимательная мозаика рисунков залепила стены изображениями солдат в форме, рядового на коне, казаков. Патронташ, револьвер, сбруя и ярмо лежали так, словно только что были в функциональном употреблении. Совсем другую атмосферу представил уголок с настенными картинами крестьянского быта. Такими они и были в те времена - хата, ветряк, женщина в русском наряде, бабы на завалинке. Дополнял ауру крестьянства плетень с горшками и вышитыми рушниками. На скатерти низкого столика уверенно расположилась увесистая сковорода. Тематические углы разделялись белыми драпированными тканями. У окна изящный столик на высоких ножках с плотной кружевной накидкой держал на себе суконный набитый валик с коклюшками. Так юную девицу учили плести кружева. Но не помогло это занятие смирить мятежную душу. В раме тёмного дерева предстал мраморный рукомойник с висящим рушником. В простенке между окнами с розовыми шторами висел небольшой карандашный портрет, сохранивший облик девы в скромном белом платье с «ожерельем» волана. Руки её сложились, спрятав пальцы. Гладко зачёсанные тёмные волосы спадали на спину. Нежность проявлялась простыми правильными чертами. Взгляд с доброй хитринкой открывал внутреннюю книгу ума и юной честности. Прелестный носик и изящный разрез глаз украшали лицо девочки, достойной любви и семейного счастья. Но не смогла она стать хорошей супругой и добродетельной матерью. Ей небом была уготована другая участь. Лестница прошла площадку-балкончик тёмно-пшеничного цвета, огороженную деревянными фигурными балясинами, и указала путь вниз к дощатой лакированной стене. В углу перед выходом устроились две плетёные высокие корзины. На стене висело сообщение о биографии хозяйки дома, прожившей в нём последние годы своей жизни, на английском, русском и татарском языках. В этом доме были созданы «Записки кавалерист-девицы», получившие высокую оценку Пушкина, Гоголя, Белинского, Жуковского и положенные в основу комедии Эльдара Рязанова «Гусарская баллада». Надежда Андреевна стала прототипом очаровательной Шурочки Азаровой. Только в фильме девушка из гусара превратилась в женственную влюблённую обольстительницу. Военная тема начала позапрошлого века вызывала гордость и уважение к доблести.

Боевой барабан висел у покрытого просторным стеклянным колпаком макета большого поля битвы с солдатиками. Сохранились свидетели славного времени: документы Мариупольского гусарского полка, копия фрагмента из книги «Списки награждённых знаком отличия военного ордена за 1806-1807 годы», где было указано - 1. корнет Александр Андреев, сын Александров; Формулярный список Конно-Польского полка «товарища» Соколова 1807-го года. Рядом лежала маленькая бронзовая икона Георгия Победоносца первой половины 19-го века, которая, возможно, оберегала славного гусара. История развёртывалась передо мной в подлинных строках буквами с твёрдыми знаками: корнет Александр Андреев сын Александров награждён февраля 13-го за оказанную отличность при преследовании неприятеля до реки Пасарж в сражении под местечком Гельшбергом и Фридландом. Я вглядывалась в ровный почерк с пляшущими элементами букв на копии письма Александрова генералу от артиллерии графу А. А. Аракчееву с просьбой денег для мундира 1811-го года и восхищалась слогом прошения, разумным пояснением просьбы, уважительным тоном обращения - Сиятельнейший граф! Милостивый государь! Манекен офицера по всей форме воспроизвёл образ Надежды Дуровой. Лицо хорошенькой девушки вполне можно было принять за симпатичного парня. Может быть, и прелестна она была в бальном платье, но уж очень ладно сидел яркий мундир на стройной фигуре, тщательно скрывший девичьи прелести. Тёмные, широко расставленные глаза с еле заметным прищуром, смотрели сквозь время. Она видела то, что не дано было её соотечественницам. Об этом рассказывала огромная картина сражения и подтверждали суть военного бытия стоявшие рядом знамёна того времени. Возникало желание дотронуться до старинных книг, вдохнуть век военной романтики, но стекло предусмотрительно оберегало экспонаты. Мой взгляд скользил с остановками по книге «Записки Александрова» (Дуровой) издания в Москве 1839-го года; по листкам, исписанным мелким летящим почерком с всплесками буквенных хвостов вверх и вниз. Увидев перо с профилем Пушкина, улыбнулась - такое же только с профилем Петра и надписью Ленинград лежало у меня в шкафу с советского детства.

Вошёл в зал 1836-й год письмами Пушкина к В. А. Дурову, Пушкина к Н. А. Дуровой, Дуровой к Пушкину. За короткое время передо мной пролетела жизнь русской амазонки. Воинский дух был заложен в ней с детства, несмотря на девичье воспитание. Она не была создана для семьи – вольная душа рвалась в бой, Она была не женщиной – воином. Уникальная биография Надежды слилась с подвигами в наполеоновской войне. Талант воительницы перешёл в талант литературный. … Ступени перед белой аркой вели на площадку с памятником. Стройный бронзовый корнет на боевом коне, услышав зов трубы, приготовился к сражению… Конная статуя кавалерист–девицы на Троицкой площади была воздвигнута к 210-летию героини во времена перестройки, когда стали возрождаться национальные ценности прошлых веков.

* Елабуга бережно сохранила всё, что связано с именем женщины-поэта. Недалеко от Покровского собора на площади, вымощенной плиткой, коричневые мраморные ступени в сопровождении цветов вели к площадке, на которой колонны в четыре руки поддерживали белый полукруг арки с пронзившим синеву остриём на шаре. Под ним, на высоком постаменте, был установлен бронзовый бюст. Этой композицией был проложен путь к Литературному музею Марины Цветаевой, о котором возвестила вывеска на деревянной стене дома.

Стены комнат не оставляли места для пустоты, для изучения всех документов не хватило бы и года. Висели копии отрывков из писем 1920 - 1930-х годов, фото старого дома и старого Берлина, стихи 1922-го года, личные фото. В углу на маленьком столике с кружевной накидкой стояли икона и фотография в рамочке Марины и её мужа. Стены угла заполнили детские и юношеские фото, картинки времени, копии листков со стихами. Вершил угол цветной портрет поэтессы. Нашли своё место черновики стихов и фотографии 1939 - 1941-х годов с пояснениями: Арсений Тарковский в Москве, Галицино, Сергей Эфрон, арестованный в марте 1939-го года, Георгий Эфрон, Покровский бульвар, последняя фотография Цветаевой 18 июня 1941-го года, Дом в Болшево, где жила Цветаева, личное тюремное дело с фото Ариадны Эфрон, фото Марины. Парижские стихи и фото Международной выставки в Париже 1937-го года. «Была на выставке в Париже. Эти фигуры – работа женская. Советский павильон – есть эти фигуры. Немецкий павильон – есть крематорий – первый – жизнь, второй – смерть».

Из письма М. Цветаевой Сталину: … Я не знаю, в чём обвиняют моего мужа, но знаю, что ни на какое предательство, двурушничество и вероломство он не способен. В комнатах жил мир творчества, начиная от сборника «Вечерний альбом» до изданий на многих языках мира. Здесь тянулся путь от эмиграции в Чехии и Франции до трагического возвращения на Родину. Творения и личные вещи свидетельствовали о несовместимых мирах высоты души и скромности быта.

…Я не могла оторвать взгляда от большого портрета. Массивный голубой браслет сжал правую руку, кисть руки с крупным кольцом держала дымившуюся сигарету. Цепочка на шее пряталась в круглый вырез голубого платья. Обрубленную чёлку стрижки каре высветлил невесть откуда взявшийся луч. Меня не покидало ощущение того, что Марина пыталась выдвинуться вперёд, и её сигарета медленно двигалась к губам. При этом комнату пронзал внимательный взгляд проникновенной голубизны, и освещала ироническая грусть в уголках губ. Скульптурный бюст сохранил эту сжатую полуулыбку и цепкий взгляд в пространство, а невидимый ветер взъерошил чёлку в сторону. На выходе из дома не отпускал из ауры творческих волн барельеф памяти Марины Цветаевой на дощатой стене. Это произведение было наполнено символами. Дерево с обнажёнными корнями пытался вырвать ветер, сместив ветви и крону. Из корней вдоль ствола вырастал профиль необыкновенной красоты с сохранением особенностей лица оригинала. Пламя свечи на лавровой ветке касалось щеки. Профиль окружило сияние, из которого пыталась расправить крылья птица, поднявшая клюв стрелой к небу, куда был устремлён взгляд Гения. В компактной картине уместились с обеих сторон храм с куполами и гора с древней башней Елабуги.

* Улица Покровская, 20. Одноэтажный деревянный дом с малиновой крышей и такой же трубой стоял на обложенном разновеликими камнями цоколе. Окошки с улицы были обрамлены наличниками, доски которых ложились одна на другую, выставив зубчики. Во дворе дома у дощатого тротуара пышнели цветы, которым кивали уличные деревья. Рябина начинала краснеть гроздьями. В этом доме с 19 по 31 августа 1941-го года провела последние две недели жизни русская поэтесса Марина Цветаева. Бывший дом Бродельщиковых стал Мемориальным домом памяти. В нём Марина Ивановна с сыном Георгием снимала квартиру в первый год войны. В новом веке там была воссоздана обстановка печального прошлого. На кушетке у дощатой стены входа безмятежно и буднично спал серый кот, свернувшись клубком. Два больших окна скромной комнаты зашторились тюлевыми занавесками. На простенке над столом выделялись ростом маятниковые ходики. Полосатую льняную скатёрку на столе украсили самовар и чайная посуда. Табурет накрылся тканым ковриком. Угол занял шкаф с посудой. Возле прялки с пучком шерсти лежал на доске клетчатый платок. Платки висели и на вешалке стены так, словно хозяйка вышла ненадолго и вернётся за ними. Между другими тюлевыми окнами под настенным зеркалом стоял круглый стол, укрытый вязаной белой скатертью с кистями. Через венский стул перекинулся белый платок. Над столом повис песочный абажур. Швейная ножная машинка прочно держалась на чугунной подставке с буквами «Зингер». Заправленные белые нитки, кусочек цветной ткани у иголки напоминали о рукоделии. О женских занятиях поведали шкатулка, корзиночка и круглые пяльцы. О том, что машинка не простаивала, показывал своей потёртостью чугунный бочок колеса. Комод стоял у печи, в устье которой спрятался массивный утюг. На белой вязаной скатёрке лежала газета «Красная Татария» и устойчивый настольный календарь. В этом зале сохранилась хозяйская мебель 30-40-х годов.

…Железная кровать у окна спальни была заправлена светлым покрывалом с выглядывавшими по низу зубчиками шитья. На ней умостились две подушки - одна лежала плашмя, а другая присела на ней уголком. На подоконнике маленького окна виднелся горшок с цветком. На столике у кровати открыл пустой рот маленький коричневый чемодан. В другом углу на тёмном одеяле кушетки подушки были уложены таким же манером. На стуле свисал вязаный шарф. Внутри большого стеклянного куба на комоде, на тюлевой скатёрке с кистями стояла записная книжка. Так выглядела обстановка передней части избы с маленькой спальной комнатой и залом в августе 1941-го года. Георгий спал на кровати, а Марина Ивановна на кушетке. Здесь же можно было узнать необыкновенную историю самого ценного экспоната дома-мемориала.

//Судьба этой книжечки очень интересна. В 80-е годы Белле Ахмадулиной один знакомый привёз из Елабуги подарок – записную книжечку в тёмно-красном переплёте с золотистыми лилиями. Георгий Штейман рассказал, что в Елабуге, на дороге к Петропавловскому кладбищу к нему подошла женщина и спросила: «Это вы - из Ленинграда, к Цветаевой?» Она рассказала ему, что её дядя был раньше столяром и в 1941 году делал гроб «для одной известной женщины, которая покончила с собой». Её положили в гроб в переднике, в котором она умерла, и из кармана торчал блокнот. Столяр взял его себе. Перед смертью он попросил племянницу отдать этот блокнот «кому следует». Так записная книжка попала к Белле Ахмадулиной, передавшей реликвию Льву Абрамовичу Мнухину – собирателю архива о Марине Цветаевой. В 2004 году в Елабуге он передал Елабужскому музею - заповеднику ЦВЕТАЕВСКУЮ ЗАПИСНУЮ КНИЖЕЧКУ.

// Хозяйка дома А. И. Бродельщикова позже вспоминала: «Ну, я очень мало могу сказать, ну, жила она десять дней… Привела их сюда управдом, много их было, а она вот как посмотрела, так сразу остановилась здесь. Ну, она такая печальная, знаете, по фотографиям совсем не похожая. Такой вид у неё был – одета неважно была, длинное какое-то пальто и платье также, фартук вот с таким карманом большим, так в нём и умерла она. Сандалии большие. Вообще крупная она такая была. Мужские черты лица, в плечах широкая, грудь плоская. Ну, между прочим, так она хорошая была»

Марина предсказывала себе, что будет идти за мужем Сергеем Эфроном. Он был расстрелян 16 октября 1941-го года. Марина погибла 31 августа того же года и не узнала судьбы любимого. Георгий через неделю погиб на фронте. Осталась её записка сыну: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але, если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик». Её отпевали через сорок девять лет в Покровском соборе - памятнике православия Елабуги, как умершую от режима, а не самоубийцу.

…Высокую металлическую стойку у дерева на Петропавловском кладбище обвила чугунная лавровая ветвь. За ней виднелась простая синяя ограда. Меня остановили начертанные на вывеске стихи:

Идёшь, на меня похожий,

Глаза устремляя вниз.

Я их опускала тоже!

Прохожий, остановись!

В центре просторной площадки с фигурными плитками и бордюрами, окружённой деревьями стояла плита с гравировкой «Марина Ивановна Цветаева. Родилась 26 сентября ст.ст. 1892 в Москве - «КРЕСТ» 31 августа 1941 года в Елабуге».

Мощные цепи держались четырьмя чугунными стойками. Середину заполнили цветы в небольшом квадрате из плит, вокруг которого раскинулись крупные листья.

Когда я перестану тебя ждать,

любить, надеяться и верить,

то я закрою плотно окна, двери

и просто лягу умирать… (Марина Цветаева)