Жизнь и творческие вехи Микеланджело Буанаротти. Сонеты Микеланджело.

Мадригал.
Я пуст, я стандартен. Себя я утратил.
Создатель, Создатель, Создатель,
Ты дух мой похитил,
Пустынна обитель.
Стучу по груди пустотелой, как дятел:
Создатель, Создатель, Создатель!
Как на сердце пусто
От страсти бесстыжей,
Я вижу Искусством,
А сердцем не вижу.
Где я обнаружу
Пропавшую душу?
Наверно, вся выкипела наружу.

                ***

Гнев.
Здесь с копьями кресты святые сходны,
      кровь Господа здесь продают в разлив,
      благие чаши в шлемы превратив.
      Кончается терпение Господне.
Когда б на землю он сошёл сегодня,
      его б вы окровавили, схватив,
      содрали б кожу с плеч его святых
      и продали бы в первой подворотне.
Мне не нужны подачки лицемера,
      творцу преуспевать не надлежит.
      У новой эры - новые химеры.
За будущее чувствую я стыд:
      иная, может быть, святая вера
      опять всего святого нас лишит!

                ***
Смерть.
Кончину чую. Но не знаю часа.
      Плоть ищет утешенья в кутеже.
      Жизнь плоти опостылела душе.
      Душа зовёт отчаянную чашу!
Мир заблудился в непролазной чаще
      средь ядовитых гадов и ужей.
      Как черви, лезут сплетни из ушей.
      И истина сегодня - гость редчайший.
Устал я ждать. Я верить устаю.
      Когда ж взойдёт, Господь, что Ты посеял?
      Нас в срамоте застанет смерти час.
Нам не постигнуть истину Твою.
      Нам даже в смерти не найти спасенья.
      И отвернутся ангелы от нас.
               ***
Эпитафии.

Я счастлив, что я умер молодым.
Земные муки - хуже чем могила.
Навеки смерть меня освободила
И сделалась бессмертием моим.
                ***
Я умер, подчинившись естеству.
Но тыщи душ в моей душе вмещались.

Одна из них погасла - что за малость?!
Я в тысячах оставшихся живу.

ДАВИД С ПРАЩОЙ, Я С ЛУКОМ...МИКЕЛЬАНЬОЛО...

Michelangelo di Lodovico Buonarroti Simoni, 1475—1564
Микеланджело Буонарроти (полное имя — Микеланджело ди Лодовико ди Буонарроти Симони)
а можно и так Michelagnolo Bonarroti.

Мне всегда казалось удивительно точным высказывание Ромена Роллана : «Пусть тот, кто отрицает гений, кто не знает, что  это такое,  вспомнит  Микеланджело.  Вот  человек,  поистине  одержимый  гением. Гением, чужеродным  его  натуре,  вторгшимся  в  него,  как  завоеватель, и державшим его в кабале».

Стихотворения и творения
Поэзия занимала особое место в творческой судьбе Микеланджело. Еще при жизни стихи Микеланджело передавались из рук в руки, на них писали мадригалы, они были предметом академических диспутов, но сам художник никогда не считал себя поэтом и редко предавал огласке свои стихи. Тем не менее его имя, наравне с Данте и Петраркой, давно и прочно вошло в историю литературы. Их пробовали приглаживать во времена романтизма, но все же безмерная энергия, дикая натура и своевольность характера проявились в современных переводах гениального автора.

Жизнь Микеланджело описывать не буду, только несколько штрихов и стихов - для полноты картины.

Его кормилицей была жена каменотеса. Вспоминая о ней, он говорил своему земляку Вазари:
«Все хорошее в моем таланте получено мною от мягкого климата родного нашего Ареццо, а из молока моей кормилицы извлек я резец и молот, которыми создаю свои статуи»
Горестная судьба родины, забвение в тогдашней Италии высоких надежд, которые вдохновляли все его творчество, глубоко ранили душу Микеланджело.
Упорно, до конца своих дней, он боролся за свой идеал, за свою веру.
Человек — самое прекрасное в мире!

Гуманист и ученый Пико делла Мирандола (с которым Микеланджело общался в молодости) вложил в уста бога такие слова, обращенные к первому человеку — Адаму:
«Я создал тебя существом не небесным, но и не земным, чтобы ты сам себя сделал творцом и сам окончательно выковал свой образ».
В этом наставлении — основа веры и идеала Микеланджело.
 «В нашем уме создается прекрасная, намеченная природой норма, которую мы затем стремимся выразить с помощью фигур в мраморе, либо в красках, либо иным образом».
А другой современный Микеланджело теоретик искусства писал:
«Живопись может показать в одном образе все то совершенство красоты, которое природа едва показывает в тысяче».

Следовательно, нужно не просто подражать природе, а постигать ее «намерения», чтобы выразить до конца, завершить в искусстве дело природы и тем самым возвыситься над ней.
К этой цели уже стремились Леонардо и Рафаэль, но никто до Микеланджело не проявлял в этом стремлении такого дерзания, ошеломляющего современников .

Как пишет Вазари, Микеланджело создал статую Давида, победившего великана, для своей родной Флоренции, ибо Давид «защитил свой народ и справедливо им правил». Так Микеланджело своим искусством хотел утвердить тот идеал гражданственности, в котором он видел спасение униженной родины.
Человек, каким он должен быть! Такого человека Микеланджело не искал вокруг себя. Леонардо и Рафаэль писали портреты, между тем как, по свидетельству того же Вазари, Микеланджело «ужасала мысль срисовывать человека, если тот не обладал совершенной красотой».

И высочайший гений не прибавит
Единой мысли к тем, что мрамор сам
Таит в избытке, — и лишь это нам
Рука, послушная рассудку, явит


Сикстинская капелла
***

Как из скалы живое изваянье
Мы  извлекаем,  донна,
Которое тем боле завершенно,
Чем больше камень делаем мы прахом, —
Так добрые деяния
Души, казнимой страхом,
Скрывает наша собственная плоть
Своим чрезмерным, грубым изобильем...

Действительно ли превзошел он природу? И не слишком ли это дерзновенное желание?

Всем своим искусством Микеланджело хочет нам показать, что самое красивое в природе — это человеческая фигура, более того, что вне ее красоты вообще не существует. И это потому, что внешняя красота есть выражение красоты духовной, а человеческий дух опять-таки выражает самое высокое и прекрасное в мире.
Мікеланджело Буонарроті

Тому, що вічно житиме твій чар
Супроти часу, хоч він все стирає.
Я вірю: знов природа, як владар,
Те верне, що з тобою убуває, 
Віддасть його істоті іншій в дар,
Народженій для чару і розмаю. 
Жива й живлюща, а не тінь примар, 
Вона обличчям ангельським засяє…”
                 (переклад Миколи Бажана).
Светильник

Да, у Микеланджело было не так много друзей, и нрав его был неуживчивый. Однако он писал:
«Ни одна человеческая страсть не осталась мне чуждой».
И: «Не родился еще такой человек, который, как я, был бы так склонен любить людей».
И вот для возвеличивания человека во всей его духовной и физической красоте Микеланджело ставил выше прочих искусств скульптуру.
О скульптуре Микеланджело говорил, что «это первое из искусств», ссылаясь на библейскую легенду о боге, вылепившем из земли первую фигуру человека — Адама.
«Мне всегда казалось, — писал Микеланджело, — что скульптура — светоч живописи и что между ними та же разница, что между солнцем и луной».
Еще отмечал Микеланджело:
«Я разумею под скульптурой то искусство, которое осуществляется в силу убавления».
Художник имеет в виду убавление всего лишнего.
***
Когда скалу мой жёсткий молоток
В обличия людей преображает, –
Без мастера, который направляет
Его удар, он делу б не помог,

Но божий молот из себя извлёк
Размах, что миру прелесть сообщает;
Все молоты тот молот предвещает,
И в нём одном – им всем живой урок.

Чем выше взмах руки над наковальней,
Тем ятжелей удар: так занесён
И надо мной он к высям поднебесным;

Мне глыбою коснеть первоначальной,
Пока кузнец господень – только он! –
Не пособит ударом полновесным.


Аполлон-Давид. Около 1525–1530

Творчество
(из цикла "Сонеты Микеланджело
                         Андрей Вознесенский

Я ж в мире жить со всеми должен разом.
Так пусть же тот, кто мысль мою и разум
Убил, меня не бросит у горы.

Когда я созидаю на века,
    подняв рукой камнедробильный молот,
    то молот об одном лишь счастье молит,
    чтобы моя не дрогнула рука.
Так молот Господа наверняка
    мир создавал при взмахе гневных молний.
    В гармонию им хаос перемолот.
    Он праотец земного молотка.
Чем выше поднят молот в небеса,
    тем глубже он врубается в земное,
    становится скульптурой и дворцом.
Мы в творчестве выходим из себя.
    И это называется душою.
    Я - молот, направляемый творцом.

Никого не считал себе равным. Уступал иногда власть имущим, от которых зависел, но и в сношении с ними проявлял свой неукротимый нрав. По свидетельству современника, он внушал страх даже папам. Недаром Лев X говорил про Микеланджело:
«Он страшен... С ним нельзя иметь дела».
Великая страсть владела его существом, и он был страшен потому, что все подчинял своей страсти, не милуя ни других, ни себя. Он знал, чего хотел, и, как бывает даже у самых замечательных людей, твердо считал, что только его воля достойна уважения; что заветная цель ясна ему как никому другому. Но вот как он стремился к ее достижению.
«Он   был   бодр, — пишет   Вазари, — и  нуждался  в   недолгом   сне,   очень   часто   вставал   ночью,   страдая   бессонницей, и брался за резец, сделав себе картонный шлем, в макушку которого вставлялась зажженная свеча».

Пищу, по свидетельству Кондиви, он принимал только по необходимости, особенно когда работал, довольствуясь куском хлеба.
А некий французский путешественник, видевший Микеланджело за работой, ярко выразил свое восхищение в следующих строках:
«Хотя он не был очень сильным, однако за четверть часа отрубил от очень тяжелой глыбы мрамора больше, чем удалось бы трем молодым каменотесам, если бы поработали в три или четыре раза дольше. Он набрасывался на работу с такой энергией и огнем, что, я думал, мрамор разлетится вдребезги. Одним ударом он откалывал куски в три-четыре пальца толщиной и так точно в намеченном месте, что если он еще немного удалил мрамора, то испортил бы всю работу».
И так работал Микеланджело, когда ему было семьдесят пять лет.
***
Душе пришлось стократно обмануться
С тех пор, как, дав с пути себя совлечь,
Она назад пытается вернуться.
Вот море, горы, и огонь, и меч, –

 Итак, жизнь, посвященная одной великой цели. А личная жизнь? Одиночество, как у Леонардо, который ведь тоже горел одним желанием. Да, этот всепожирающий огонь творчества роднил двух гениев, во всем прочем абсолютно противоположных.
Священнику, выразившему сожаление, что Микеланджело не женился и нет у него детей, которым он мог бы оставить «плоды своих почтенных трудов», художник отвечал:
 «И без женщин достаточно терзаний доставило мне искусство, а детьми моими будут произведения, которые я оставлю после себя; если они не многого стоят, все же поживут».
***
Лишь я один, горя, лежу во мгле,
Когда лучи от мира солце прячет;
Для всех есть отдых, я ж томлюсь, – и плачет
Моя душа, простёрта на земле.

Это мог сказать и Леонардо.
Однако жизнь Микеланджело, хоть раз, была согрета женской лаской.

М адонна

ЛЮБОВЬ

Любовь моя, как я тебя люблю!
Особенно когда тебя рисую.
Но вдруг в тебе я полюбил другую?
Вдруг я придумал красоту твою?
Но почему ж к друзьям тебя ревную?
И к мрамору ревную и к углю?
Вдвойне люблю - когда тебя леплю,
Втройне - когда я точно зарифмую.
Я истинную вижу красоту
Я вижу то, что существует в жизни,
чего не замечает большинство.
Я целюсь, как охотник на лету.
Ухвачено художнической призмой,
божественнее станет божество!

УТРО

Уста твои встречаются с цветами,
когда ты их вплетаешь в волоса.
Ты их ласкаешь, стебли вороша.
Как я ревную к вашему свиданью!
И грудь твоя, затянутая тканью,
волнуется, свята и хороша.
И кисея коснется щек, шурша.
Как я ревную к каждому касанью!
Напоминая чувственные сны,
сжимает стан твой лента поясная
и обладает талией твоей.
Нежней объятий в жизни я не знаю...
Но руки мои в тыщу раз нежней!
Вот что пишет Кондиви:
«Особенно велика была любовь, которую он питал к маркизе Пескара, влюбившись в ее божественный дух и получив от нее безумную ответную любовь. До сих пор хранит он множество ее писем, исполненных самого чистого и сладчайшего чувства... Сам он написал для нее множество сонетов, талантливых и исполненных сладостной тоски.
Мікеланджело Буонарроті

Тому, що вічно житиме твій чар
Супроти часу, хоч він все стирає.
Я вірю: знов природа, як владар,
Те верне, що з тобою убуває, 
Віддасть його істоті іншій в дар,
Народженій для чару і розмаю. 
Жива й живлюща, а не тінь примар, 
Вона обличчям ангельським засяє…”
                 (переклад Миколи Бажана).


***
Кто создал все, тот сотворил и части –
И после выбрал лучшую из них,
Чтоб здесь явить нам чудо дел своих,
Достойное его высокой власти...

***

Кем я к тебе насильно приведен,
Увы! увы! увы! На вид без пут, но скован цепью скрытой?
Когда, без рук, ты всех берешь в полон, А я, без боя, падаю убитый, -
Что ж будет мне от глаз твоих защитой?

***
П иета

Ужель и впрямь, что я - не я? а кто же?
О Боже, Боже, Боже! Кем у себя похищен я?
 Кем воля связана моя? Кто самого меня мне стал дороже?
О Боже, Боже, Боже! Что мне пронизывает кровь,
Не трогая меня руками? Скажи мне; что это, Любовь
Вглубь сердца брошена очами,
И каждый миг растет неудержимо,
И льется через край ручьями?..

Много раз покидала она Витербо и другие места, куда ездила для развлечения или чтобы провести лето, и приезжала в Рим только ради того, чтобы повидать Микеланджело. А он, со своей стороны, любил ее так, что, как он мне говорил, его огорчает одно: когда он пришел посмотреть на нее, уже неживую, то поцеловал только ее руку, а не в лоб или в лицо. Из-за этой смерти он долгое время оставался растерянным и как бы обезумевшим».
Мы можем верить Кондиви. Он выпустил в свет биографию Микеланджело при его жизни, и даже высказывалось предположение, что сам Микеланджело наставлял его в этом труде.

***

  В тебе Любовь и Красота нетленна.
 Любое диво блекнет перед ней.
 Ты крылья придаешь душе моей
 И кровь воспламеняешь неизменно.

***

Скажи, Любовь, воистину ли взору
Желанная предстала красота,
Иль то моя творящая мечта
Случайный лик взяла себе в опору?

Тебе ль не знать? - Ведь с ним по уговору
Ты сна меня лишила. Пусть! Уста
Лелеют каждый вздох, и залита
Душа огнем, не знающим отпору.

Ты истинную видишь красоту,
Но блеск ее горит, все разрастаясь,
Когда сквозь взор к душе восходит он;

Там обретает божью чистоту,
Бессмертному творцу уподобляясь, -
Вот почему твой взгляд заворожен.

О днако любовь Микеланджело к этой женщине была, по-видимому, особого порядка. Виттория Колонна, внучка герцога Урбинского и вдова знаменитого полководца маркиза Пескара, разбившего французского короля Франциска I, стяжала себе славу едва ли не самой выдающейся итальянской поэтессы эпохи Возрождения. Когда она встретилась с Микеланджело, ей было уже сорок семь лет, а ему — за шестьдесят. До самой ее смерти, т. е. целое десятилетие, они постоянно общались друг с другом, обменивались стихами, философскими размышлениями о бренности земной жизни, и религиозные искания, которые давно ее занимали, находили отклик в томящейся душе Микеланджело.
Как бы то ни было, ее кончина явилась для Микеланджело действительно великой утратой, и мысль о собственной смерти с тех пор, по-видимому, не покидала его.
Микеланджело родился в 1475 г. и умер в 1564 г., пережив Леонардо и Рафаэля на четыре с половиной десятилетия и оставив далеко позади великую эпоху гуманизма и свободы духа.

Уж чуя смерть, хоть и не зная срока,
Я вижу: жизнь все убыстряет шаг,
Но телу еще жалко плотских благ,
Душе же смерть желаннее порока.

Мир - в слепоте: постыдного урока
Из власти зла не извлекает зрак,
Надежды, нет, и все объемлет мрак,
И ложь царит, и правда прячет око.

Когда ж, Господь, наступит то, чего
Ждут верные тебе? Ослабевает
В отсрочках вера, душу давит гнет;

На что нам свет спасенья Твоего,
Раз смерть быстрей и навсегда являет
Нас в срамоте, в которой застает?


Подставка под светильник

Микеланджело скончался 18 февраля 1564 г. восьмидесяти девяти лет после непродолжительной болезни, свалившей его в разгаре работы.Последними словами восьмидесятидевятилетнего Микеланджело на смертном одре были: "Как жаль, что я должен умереть, когда только начал читать по слогам в своей профессии".
Он достиг при жизни великой славы, и авторитет его был непререкаем.
Римляне хотели похоронить его в своем городе. Однако этому воспротивился правитель Флоренции герцог из дома Медичи. Микеланджело видел в нем душителя свободы и упорно отказывался ему служить. Но герцог пожелал завладеть им хотя бы уже мертвым, да и вся Флоренция чтила Микеланджело как своего величайшего гения.
Агенты Медичи вывезли его прах под видом тюка с товаром.
Флоренция устроила Микеланджело грандиозные похороны. Прах его покоится там в церкви Санта Кроче, неподалеку от могилы Макиавелли.

***
Соблазны света от меня сокрыли
На Божье созерцанье данный срок, -
И я души не только не сберег,
Но мне паденья сладостней лишь были.

Слеп к знаменьям, что стольких умудрили,
Безумец, поздно понял я урок.
Надежды нет! - Но если б ты помог,
Чтоб думы себялюбие избыли!

Сравняй же путь к небесной высоте,
Затем что без меня мне не по силам
Преодолеть последний перевал;

Внуши мне ярость к миру, к суете,
Чтоб недоступен зовам, прежде милым,
Я в смертном часе вечной жизни ждал.

Сонет написан весной 1555 г., Микеланджело исполнилось 80 лет; видимо, сознание этого особенно обострило в нем колебания между чувством жизни и ожиданием смерти.

На склоне лет, уж к смерти приближаясь,
Я поздно понял твой соблазн, о свет, -
Ты счастием манишь, какого нет,
И отдыхом, что умер, не рождаясь.
Стыдясь и ужасаясь
Того, чем прежде жил,
И с неба слыша зовы, -
Увы, я вновь прельщаюсь
Грехом, что был мне мил,
В ком смерть душе, а плоти - лишь оковы.
Вам говорит суровый
Мой опыт: в небо внидет только тот,
Кто, чуть родившись, тотчас вновь умрет.

Вероятно, это стихотворение для себя, хотя и читавшийся друзьям. Размышления о соблазнах света, соединенные с чувством горечи, свидетельствуют, что мадригал был написан в позднюю пору жизни Микеланджело; примерная дата - конец 1545 - начало 1546 г.

Мировоззрение Микеланджело становится все более трагическим. Намного переживший своих единомышленников по искусству, он остался одиноким. Микеланджело понимал, что идеи его молодости и зрелости утратили смысл и подлинность. Ведь он сказал своим ученикам, копировавшим "Страшный суд": "Сколь многих из вас мое искусство сделает дураками!"

***
Есть истины в реченьях старины,
И вот одна: кто может, тот не хочет;
Ты внял, Синьор, тому, что ложь стрекочет,
И болтуны тобой награждены;

Я ж – твой слуга: мои труды даны
Тебе, как солнцу луч, – хоть и порочит
Твой гнев всё то, что пыл мой сделать прочит,
И все мои страдания не нужны.

Я думал, что возьмёт твоё величье
Меня к себе не эхом для палат,
А лезвием суда и гирей гнева;

Но есть к земным заслугам безразличье
На небесах, и ждать от них наград –
Что ожидать плодов с сухого древа.

***
Чем жарче в нас безумные стремленья,
Тем больше нужен срок, чтоб их изгнать;
А смерть уж тут и не согласна ждать,
И воля не взнуздает вожделенья.

Микеланджело  до  последнего  вздоха  боготворил   человеческую красоту. И ему чудилось в ней нечто грозное,  роковое  —  высший  предел  на границе небытия.
      «После многолетних исканий и уже приближаясь к смерти, мудрый художник приходит к воплощению в  твердом  горном  камне  наиболее  совершенной  идеи живого образа. Потому что высокое и редкое находишь всегда поздно  и  длится оно недолго. Точно так же и природа, когда она, блуждая в  веках  от  одного лика  к  другому,  достигает  в  твоем  божественном  лице  высшего  предела прекрасного,  тем  самым  истощается,  стареет  и  должна  гибнуть.  Поэтому наслаждение красотой соединено со страхом, питающим странной  пищей  великое к ней влечение. И я не могу ни сказать, ни помыслить, что  при  виде  твоего облика так тяготит и возносит душу. Есть ли  это  сознание  конца  мира  или великий восторг».

Так связан с солнцем на рассвете кочет.
    Дурак над моим подвигом хохочет.
    И небеса оставили в беде.
За истину борюсь я без забрала,
    Деяний я хочу, а не словес.
    Тебе ж милее льстец или доносчик.

Как небо на дела мои плевало,
    Так я плюю на милости небес.

Сухое дерево не плодоносит.

Переводы А. Вознесенского

Истина

Я удивляюсь, Господи, Тебе,
    Поистине - "кто может, тот не хочет".
    Тебе милы, кто добродетель корчит.
    А я не умещаюсь в их толпе.
Я твой слуга. Ты свет в моей судьбе.

Гнев
(из цикла "Сонеты Микеланджело")
                                                 Андрей Вознесенский

З десь с копьями кресты святые сходны,
    кровь Господа здесь продают в разлив,
    благие чаши в шлемы превратив,
    Кончается терпение Господне.
Когда б на землю Он сошел сегодня,
    его бы окровавили, схватив,
    содрали б кожу с плеч его святых
    и продали бы в первой подворотне.
Мне не нужны подачки лицемера,
    творцу преуспевать не надлежит.
    У новой эры - новые химеры.
    За будущее чувствую я стыд:
    иная, может быть, святая вера
опять всего святого нас лишит!
***
Здесь делают из чаш мечи и шлемы
И кровь Христову продают на вес;
На щит здесь терн, на копья крест исчез, -
Уста ж Христовы терпеливо немы.

Пусть Он не сходит в наши Вифлеемы
Иль снова брызнет кровью до небес,
Затем, что душегубам Рим - что лес,
И милосердье держим на замке мы.

Мне не грозят роскошества обузы,
Ведь для меня давно уж нет здесь дел;
Я Мантии страшусь, как Мавр - Медузы;

Но если Бедность славой Бог одел,
Какие ж нам тогда готовит узы
Под знаменем иным иной удел?

О живописи же Микеланджело говорил подчас с высокомерием, даже раздражением, как не о своем ремесле.
И однако, под впечатлением его живописи, Гете писал в своем дневнике:
«Я уже не ощущаю вкуса к природе, так как я не могу на нее смотреть такими большими глазами, как Микеланджело».

Юлий II поручил Микеланджело роспись потолка Сикстинской капеллы, домовой церкви римских пап в Ватикане.
Ни одному итальянскому живописцу не приходилось до этого браться за такую гигантскую роспись: около шестисот квадратных метров! Да еще не на стене, а на потолке.
Микеланджело начал эту работу 10 мая 1508 г. и закончил 5 сентября 1512 г. Более четырех лет труда, требовавшего почти сверхчеловеческого духовного и физического напряжения. Наглядное представление об этом дают такие саркастические стихи Микеланджело:

Потоп  Сикстинская капелла

К Джованни, что из Пистойи

Я получил за труд лишь зоб, хворобу
(Так пучит кошек мутная вода,
В Ломбардии - нередких мест беда!)
Да подбородком вклинился в утробу;

Грудь - как у гарпий; череп, мне на злобу,
Полез к горбу; и дыбом - борода;
А с кисти на лицо течет бурда,
Рядя меня в парчу, подобно гробу;

Сместились бедра начисто в живот,
А зад, в противовес, раздулся в бочку;
Ступни с землею сходятся не вдруг;

Свисает кожа коробом вперед,
А сзади складкой выточена в строчку,
И весь я выгнут, как сирийский лук.

Средь этих-то докук
Рассудок мой пришел к сужденьям странным
(Плоха стрельба с разбитым сарбаканом!):
Так! Живопись - с изъяном!
Но ты, Джованни, будь в защите смел:
Ведь я - пришлец, и кисть - не мой удел!

Микеланджело создает как бы свой титанический мир, который наполняет нашу душу восторгом, но в то же время смятением, ибо цель его, — решительно превзойдя природу, сотворить из человека титана. Как справедливо заметил Вельфлин, Микеланджело «нарушил равновесие мира действительности и отнял у Возрождения безмятежное наслаждение самим собой».
Да, он отнял у искусства этой эпохи безмятежность, нарушил умиротворенное рафаэлевское равновесие, отнял у человека возможность покойного любования собой. Но зато он пожелал показать человеку, каким он должен быть, каким он может стать когда-нибудь.
Об этом очень хорошо сказал Бернард Бернсон:
«Микеланджело... создал такой образ человека, который может подчинить себе землю, и, кто знает, может быть, больше, чем землю!»

***

И радостны и скорбию убиты
Всеправедные души, что за них
Ты принял смерть, чтоб для сынов земных
Врата Эдема были б вновь открыты.

Им радостно, что дети зла омыты
От первородных, жалких скверн своих;
Им горестно, что от мучительств злых,
Как раб рабов, угас в своей крови Ты.

Кто Ты? откуда? - Небо, в изъясненье,
Смежило взор, разверзло зев земли,
Шатнуло горы, всколебало море;

Коснеют злые ангелы в позоре,
В обитель мрака праотцы ушли, -
Но весел человек, приняв крещенье.

Пиета

Сонет написан в конце 1555 г.

***

Годами сыт, отягощен грехами,
Укоренен в злодействах бытия,
К своей двойной уж близок смерти я,
Но сердце яд пьет полными струями.

Иссякшие не могут силы сами
Сломить судьбу, любовь, соблазны дня, -
И светлая нужна им длань твоя,
Чтоб удержать пред ложными стезями.

Но мало мне, Господь мой, что готов
Ты душу взять, утратившую чистый,
Небытием пожалованный склад;
Пока не снят земной с нее покров,
Молю сравнять подъем крутой и мглистый,
Чтоб прост и светел был ее возврат.

Когда за много лет до того Микеланджело  начинал  работу  над  фасадом церкви Сан Лоренцо  (капелла  Медичи - пристройка  к  ней),  ему  хотелось сделать этот фасад «зеркалом Флоренции». Замысел  остался  неосуществленным.
Зато теперь, наполнив  усыпальницу  Медичи  образами  тревожных,  бесцельных порывов, мрачной покорности и покорного  отчаяния,  он  сделал  ее  зеркалом Италии. Это образ Италии, уходящей  в  ночь.  Но  она  остается  царственно-прекрасной.  Микеланджело  до  последнего  вздоха  боготворил   человеческую красоту. И ему чудилось в ней нечто грозное,  роковое  -  высший  предел  на границе небытия.

Г робница Медичи

Прекраснее четырех аллегорических фигур, расположенных на обоих саркофагах, искусство ничего не создавало до наших дней. Античное искусство не уступает Микеланджело в совершенстве форм и линий, но древние не вкладывали в мрамор столько содержания, такого разнообразия и богатства душевных мотивов, столько нервной силы, столько человеческой радости и скорби.

***
Чем жарче в нас безумные стремленья,
Тем больше нужен срок, чтоб их изгнать;
А смерть уж тут и не согласна ждать,
И воля не взнуздает вожделенья.

Более значительна, менее гармонична и менее женственна фигура «Ночи». К этой мощной женской фигуре менее всего, казалось бы, приложимо определение «прекрасная». Но столько мысли в этом произведении, так глубоко, просто и трогательно его содержание, так много говорит оно воображению и сердцу зрителя, что название этой статуи стало неотторжимо от имени Микеланджело, и мир признал, что никто, кроме него, не может создать ничего подобного.

Флорентийцы с особым чувством встретили это произведение, в котором видели изображение судьбы несчастного города, уснувшего в оковах тирана республиканской свободы.

По обычаю времени утром, на следующий день после того, как скульптура была открыта народу, Микеланджело нашел хвалебные стихи, прибитые к дверям его дома; другие покрывали саму статую.


Ночь

Джованни Строцци на «Ночь» Микеланджело Буонарроти:

...Вот эта Ночь, что так спокойно спит
Перед тобою, – Ангела созданье.
Она из камня, но в ней есть дыханье:
Лишь разбуди, – она заговорит.

                 ...Фигуру "Ночь" в мемориале сна
                 из камня высек Ангел, или Анжело.
                 Она жива, верней - уснула заживо.
                 Окликни - и пробудится Она.

Ответ Микеланджело Буонарроти:

«Caro m'el soimo, е piu l'esser disasso,
Mentre che'l danno e la vergogna dura...»

Молчи, прошу, не смей меня будить.
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать - удел завидный...
Отрадно спать, отрадней камнем быть.
                            Федор Иванович Тютчев (Из Микеланджело)

«Мне сладко спать, а пуще – камнем быть,
Когда кругом позор и преступленье:
Не чувствовать, не видеть – облегченье,
Умолкни ж, друг, к чему меня будить?»
                                          (Перевод А.М.Эфроса)

Блаженство - спать, не ведать злобы дня,
не ведать свары вашей и постыдства,
в неведении каменном забыться….
Прохожий! Тсс… Не пробуждай меня.
                                пер.А.Вознесенский
***

Хоть и сулит мне вящее желанье
К моим годам года додать не раз, -
Смерть не замедлит шага ни на час;
Чем больше ждешь, тем ближе с ней свиданье.

Да и к чему на счастье упованье,
Раз лишь в скорбях Господь приемлет нас?
Скольженье дней, и все, что тешит глаз,
Тем злостнее, чем ярче их блистанье.

И ежели, мой Боже, я порой
Весь отдаюсь могучему стремленью,
Несущему покой душе моей,

Но собственной ничтожному ценой, -
Дай в тот же миг свершиться вознесенью!
Чем дольше срок, тем пыл к добру слабей.


Вершина творчества   
  Однажды ученики Микеланджело застали его возле своей последней работы в слезах.
  - Учитель, почему ты плачешь? - спросили они.
  - Я не вижу в своей работе никаких изъянов, - ответил тот.
  - Так это же хорошо, - удивились ученики.
  - Ничего вы не понимаете. Если я не вижу недостатков в своей работе, значит, мой талант идет к упадку, - сказал Микеланджело.
  Вскоре после этого он оставил скульптуру и занялся сочинительством сатирических песен.