Загадка Ф.И.Т. (Федора Ивановича Тютчева). Литературная гостиная.

ЗАГАДКА Ф.И.Т. (Федора Ивановича Тютчева)

Литературная гостиная для старшеклассников

ОФОРМЛЕНИЕ ЗАЛА: На сцене – плакат со словами Л.Н. Толстого: «Без Тютчева нельзя жить». Портреты Ф.И. Тютчева в молодости и в старости, Амалии Крюденер, Е.А. Денисьевой ставятся на журнальный столик в соответствующих эпизодах.

Сцена оформлена в виде гостиной. В центре рабочий стол А.С. Пушкина. На пианино – два подсвечника со свечками.

МУЗЫКАЛЬНОЕ ОФОРМЛЕНИЕ: используется романс Г.А. Свиридова «Метель» (из музыкальных иллюстраций к одноименной повести А.С. Пушкина), «Сентиментальный вальс» П.И. Чайковского.

(Звучит «Метель» Г.А. Свиридова.)

1-я ВЕДУЩАЯ: Сегодня наша встреча в литературной гостиной посвящается Ф.И. Тютчеву.

В творческой судьбе Тютчева много неясного, поэтому свою литературную композицию мы назвали «ЗАГАДКА Ф.И.Т.»

То, что вы сегодня услышите, - это наши раздумья, догадки, даже гипотезы. Мы и вас приглашаем к размышлению.

Разрешите представить вам наших гостей. (На сцене ребята в костюмах, исполняющие роли А.С. Пушкин - …; Ф.И. Тютчев - …; Е.А. Денисьева - …; Ведущие - … .

Юноша и девушки – исполнители бального танца (вальса). Исполнитель романса на стихи Ф. Тютчева «Я встретил вас…» Хор чтецов: шесть девушек-старшеклассниц, которые по очереди читают стихи Ф.И. Тютчева.)

1-Я ВЕДУЩАЯ: Эпиграфом к сегодняшней встрече мы взяли слова Л.Н.Толстого: «Без Тютчева нельзя жить»

(Музыка звучит громче. Все кроме 1-й ведущей, уходят со сцены).

2-Я ВЕДУЩАЯ: Для того чтобы войти в историю литературы, достаточно единственное книжки стихотворений. Во всяком случае, Ф.И.Тютчеву хватило этого, чтобы его помнили и через 190 лет.

А в свое время:

…Он блистал, как сын природы,

Играя взглядом и умом,

Блистал, как летом блещут воды,

Как месяц блещет надо холмом.

И сны Венеции прекрасной,

И грустной родины привет –

Все отражалось в слове ясном

И поражало высший свет. (Н. Рубцов)

Но стихи Тютчева до нас бы просто не дошли, если бы случайно не попали в Петербург к Пушкину. Там берет начало одна из самых запутанных историй в русской литературе.

Сохранилось немало устных свидетельств, подтверждающих проницательность и доброту Пушкина, который отводил Тютчеву выдающееся место на русском Парнасе.

Но где достоверные письменные доказательства высокой оценки творчества Тютчева Пушкиным?

Имеется лишь одна статья, где Пушкин сообщает о появлении новых молодых поэтов: Шевырева, Хомякова и Тютчева. «Первые двое, несомненно, талантливы», - добавляет он. А что же третий? Что означает такой пассаж – красноречивое умолчание имени Тютчева? Третий не талантлив? То есть бездарен? Пушкин не

понял? Не откликнулся своей чуткой душой?

Итак, ЗАГАДКА ПЕРВАЯ:

Внимательны ли вы к великим славам,

В которых – из миров нездешних свет? (К. Бальмонт)

(Звучит музыка. Появляется А.С. Пушкин. На сцене – рабочий стол А.С. Пушкина.)

ПУШКИН: В России появляются новые молодые поэты: Шевырев, Хомяков, Тютчев. Первые двое, несомненно, талантливы…А Тютчев?

Недавно мне передали его тетрадь со стихами, присланными из Германии. Надо пересмотреть. Скорее всего, я их напечатаю. Здесь целый мир. Здесь Тютчев – философ, любовник, природолюб.

(Читает стихотворение «Цицерон».)

Оратор римский говорил

Средь бурь гражданских и тревоги:

«Я поздно встал – и на дороге

Застигнут ночью Рима был!»

Так!.. но, прощаясь с римской славой,

С Капитолийской высоты

Во всем величье видел ты

Закат звезды ее кровавый!..

Счастлив, кто посетил сей мир

В его минуты роковые!

Его призвали всеблагие

Как собеседника на пир.

Он их высоких зрелищ зритель,

Он в их совет допущен был –

И заживо, как небожитель,

Из чаши их бессмертье пил!

У меня в руках тютчевские чудеса. Сколько раз уже читаю и по-настоящему испытываю миг чистого восторга:

(Читает стихотворение «Молчание» - «Silentium!»)

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои –

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звезды в ночи, -

Любуйся ими – и молчи.

…

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь.

Взрывая, возмутишь ключи, -

Питайся ими и молчи.

Лишь жить в себе самом умей –

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно – волшебных дум;

Их оглушит наружный шум,

Дневные разгонят лучи, -

Внимай их пенье – и молчи!..

Он предвидит хаос как основу бытия и как его исход. Только в его стихах, пожалуй, нет места мне! Более того: здесь отрицание моего ощущения жизни: дневного, солнечного, приемлющего все страдания и горести земные, но объемлющего их гармонией.

Это явно анти – Пушкин, он ведет себя не от меня, Пушкина, как почти все поэты сегодня, а от Державина, будто делая шаг назад, к одиноческому ладу, к архаическому языку. Он вводит слова и обороты, ставшие неупотребляемыми после меня.

Он справедливо считает матерь-землю источником поэзии, но скрывается от нее в космические дали.

Для меня все здесь, на земле, и пусть природа равнодушна к человеку – младая жизнь играет у гробового входа.

Его не волнует собственный исход, он думает о вселенском конце, когда во вновь покрывших все сущее водах отразится Божий лик:

Когда пробьет последний час природы,

Состав частей разрушится земных:

Все зримое опять покроют воды,

И Божий лик изобразится в них!

Мы стоим на разных полюсах. Да, не хотелось бы отдавать будущее русской поэзии Тютчеву. И тут дело не в личных амбициях, для меня важно: чей свет зальет будущую Россию – Солнца или Луны, Гелиоса или Селены, истинен ли ясный день или это покров, накинутый на развернувшуюся бездну? Еще раз убеждаюсь, это явно поэт ночи, поэт тайны:

(Читает стихотворение «Песок сыпучий по колени…»)

Песок сыпучий по колени…

Мы едем – поздно – меркнет день,

И сосен, по дороге, тени

Уже в одну слилися тень.

Черней и чаще бор глубокий –

Какие грустные места!

Ночь хмурая, как зверь стоокий,

Глядит из каждого куста!

Но коли так, почему же я полагаю поместить в III томе журнала «Современник» вот эти 16 стихотворений, а оставшиеся 8 включу в IV том? Очень нелегко российской словесностью наполнить очередной том журнала, особенно плохо со стихами. Отдам враждебной лире столь щедрое место в моем журнале? Ибо Поэт Пушкин не может не напечатать Поэта Тютчева!

Решено! Этот цикл выйдет под заголовком: «Стихи, присланные из Германии!».

(Играет музыка. Пушкин уходит. Музыка замолкает.)

1-Я ВЕДУЩАЯ: Следующую часть нашей композиции мы назвали «Да будут они благословенны!»

Но муза, правду соблюдая,

Глядит – а на весах у ней

Вот эта книжка небольщая

Томов премногих тяжелей.

Эти вещие слова А. Фета подтвердило время. И все же упреки, сетования, сожаления не прекращаются и по сей день:

«За столь долгую жизнь он сделал так мало!» Сын Ф.И. Тютчева пытался объяснить вину отца пред читателями тем, что тот слишком много времени отдавал сердечным заботам.

Так, ЗАГАДКА ВТОРАЯ:

«Жизни блаженство в одной лишь любви?»

2-Я ВЕДУЩАЯ: Все, кому дорога поэзия, должны до земли поклониться женщинам, которые вдохновляли Тютчева. И будь благословенна четырнадцатилетняя Амалия Лерхенфельд (на журнальном столике – ее портрет), зажегшая в дуще девятнадцатилетнего Тютчева (ставят портрет молодого Тютчева) чистую, восторженную нежность, отозвавшуюся через десятилетия одним из самых чарующих в русской лирике стихотворений:

Я помню время золотое,

Я помню сердцу милый край,

День вечерел; мы были двое;

Внизу, в тени, шумел Дунай.

И на холму, там, где, белея,

Руина замка вдаль глядит,

Стояла ты, младая фея,

На мшистый опершись гранит,

Ногой младенческой касаясь,

Обломков груды вековой;

И солнце медлило, прощаясь

С холмом, и замком, и тобой.

И ветер тихий мимолетом

Твоей одеждою играл

И с диких яблонь цвет за цветом

На плечи юные свевал.

Ты беззаботно вдаль глядела…

Край неба дымно гас в лучах;

День догорал; звучнее пела

Река в померкших берегах.

И ты с веселостью беспечной

Счастливый провожала день;

И сладко жизни быстротечной

Над нами пролетала тень.

Прошли годы. И снова скучный Карлсбад. Тяжело больной Тютчев приезжает сюда лечиться. Ему 67 лет (на журнальном столике – портрет Тютчева в старости). Он пишет: «Жизнь, как подстреленная птица, подняться хочет – и не может…» И вдруг – новая встреча с Амалией.

И будь благословенная она, уже немолодая, уже не Лерхенфельд, а Крюденер –Адлерберг, что пробудила былой огонь в сердце старого поэта, и над страной разлилось. (Звучит романс «Я встретил Вас…»).

(2-я ведущая ушла до исполнения романса.)

3-Я ВЕДУЩАЯ: И будь благословенна первая жена поэта, прекрасная и несчастная Элеонора, урожденная графиня Ботмер. Очаровательная, женственная, преданная Элеонора не отличалась глубиной интересов и, не владея русским языком, не знала поэзии своего мужа. Через 30 лет Тютчев вспомнил о ней стихами, летучими, как она сама (пока он не разбил ей сердце, говоря старинным слогом):

В часы, когда бывает

так тяжко на груди,

И сердце изнывает,

И тьма лишь впереди;

Без сил и без движенья,

мы так удручены,

Что даже утешенья

Друзей нам не смешны, -

Вдруг солнца луч приветный

Войдет украдкой к нам

И брызнет огнецветной

Струею по стенам;

И с тверди благосклонной,

С лазуревых высот

Вдруг воздух благовонный

В окно на нас пахнет…

Уроков и советов

Они на не несут,

И от судьбы наветов

Они нас не спасут.

Но силу их мы чуем,

Их слышим благодать,

И меньше мы тоскуем,

И легче нам дышать…

Так мило –благодатна,

Воздушна и светла,

Душе моей стократно

Любовь твоя была.

Но не стихи обессмертили Элеонору, а потрясающее признание через годы и годы:

Еще томлюсь тоской желаний,

Еще стремлюсь к тебе душой –

И в сумраке воспоминаний

Еще ловлю я образ твой…

Твой милый образ, незабвенный,

Он предо мной везде, всегда,

Недостижимый, неизменный,

Как ночью на небе звезда…

Страшным годом для Элеоноры был 1836 год, когда тайный роман Тютчева с Эрнестиной Пфеффель-Дернберг стал достоянием гласности. Элеонора пыталась покончить жизнь самоубийством, исколов себе грудь кинжалом от маскарадного костюма, но выжила, а Тютчев с жестоким эгоизмом любви сопереживал не ее мукам, а менее гибельным страданиям возлюбленной:

Так здесь-то суждено нам было

Сказать последнне прости…

Прости всему, чем сердце жило,

В твоей измученной груди! ...

Прости… Чрез много, много лет

Ты будешь помнить с содроганьем

Сей край, сей брег с его полуденным сияньем,

Где вечный блеск и долгий цвет,

Где поздних, бледных роз дыханьем

Декабрьский воздух разогрет

Но злая судьба преследовала несчастную женщину. То, что не удалось маскарадному кинжалу, едва не сделал страшный пожар на пароходе «Николай I», которым Элеонора спасла детей и сама выбралась на берег, но отправиться от потрясения не смогла. И только ее смерть развязала все узлы. Вот тогда Тютчев осознал весь ужас случившегося. За одну ночь у гроба жены он поседел, но полностью оплатил счет лишь много лет спустя – безысходной тоской.

2-Я ВЕДУЩАЯ: Как только позволили правила приличия, Тютчев сочетался браком с Эрнестиной Пфеффель-Дернберг, которая оставалась с Тютчевым до его последнего часа: он подарил ей 12 лет счастливой жизни: она выдержала долгий роман мужа с Денисьевой, окружив глубоким уважением его безмерную скорбь, когда Денисьевой не стало. Она увенчала свое служение Тютчеву подвигом, выучив русский язык, чтобы читать стихотворения Тютчева, прежде всего посвященные ей. Она читала и перечитывала их, но самое важное для нее стихотворение, о значении ее в жизни Тютчева, она обнаружила в своем гербарии лишь через два года после его смерти – через четверть века после его написания:

Не знаю я, коснется ль благодать

Моей души болезненно-греховной,

Удастся ль ей воскреснуть и восстать,

Пройдет ли обморок духовный?

Но если бы душа могла

Здесь, на земле, найти успокоенье,

Мне благодатью ты б была –

Ты, ты мое земное провиденье!..

Эрнестина была потрясена этим приветом, как бы загробным. Как обеднела бы русская поэзия без ее любви, ее терпения, ее душевной высоты и того чувства, которое она внушила поэту.

Да будет она благословенна!

1-Я ВЕДУЩАЯ: «Романом в романе», беспримерной летописью любви называют стихи, посвященные Елене Александровне Денисьевой, стихи, в которые перелилась история ее великой и трагической любви к Тютчеву. Мы назвали фрагмент, который предлагаем послушать, так: «Не властен лишь в себе самом».

ЕЛЕНА АЛЕКСАНДРОВНА ДЕНИСЬЕВА:

Я была совсем молоденькой и не видела, как грозен и беспощаден окружающий меня мир, когда впервые увидела Ф.И.Тютчева. Он пришел в Смольный институт проведать дочек Дашу и Катю, и эти маленькие сплетницы, мгновенно угадавшие волнение отца, вперебой, захлебывающимися голосами: «Это Леля Денисьева, инспектрисина племянница. Отец у нее майор, отличился под Фридландом. А Леля тут на особом положении, не как все воспитанницы! – И восторженно-замирающей интонацией: Ее уже в свет вывозят?

(Вальс исполняют танцоры.)

Е.А.ДЕНИСЬЕВА: Я, действительно, кружилась и блистала в свете под снисходительным взглядом тетки, суровой инспектрисы Смольного, которая очень любила меня и теряла свою обычную жесткую проницательность и властность, возле племянницы. Но эта веселость, отвага, живость, бесшабашность, переходившая порой в милую дерзость, - все было сложено к ногам стареющего баловня гостиных, как только я ощутила в нем истинное чувство. Да, чувство было истинным и возникло почти с первого взгляда, это было похоже на предопределение.

Любовь, любовь – гласит преданье –

Союз души с душой родной –

Их съединенье, сочетанье,

И роковое их слиянье,

И …поединок роковой…

И чем одно из них нежнее

В борьбе неравной двух сердец,

Тем неизбежней и вернее,

Любя, страдая, грустно млея,

Оно изноет наконец…

(Звучит «Сентиментальный вальс» П. И. Чайковского. Исполнительница роли Е.А. Денисьевой уходит.)

ТЮТЧЕВ: Однажды я пришел проведать дочек, вдруг промельк чудесного, смуглого, с огромными яркими очами существа (ставит портрет Е. Денисьевой на стол); какой бездонной глубиной, какой страстью и самозабвенной преданностью обернулась по отношению ко мне безмятежная легкость большеглазой смольнянки:

О, не тревожь меня укорой справедливой!

Поверь, из нас из двух завидней часть твоя:

Ты любишь искренно и пламенно, а я -

Я на тебя гляжу с досадою ревнивой.

И, жалкий чародей, перед волшебным миром,

Мной созданный самим, без веры я стою –

И самого себя, краснея, сознаю

Живой души твоей безжизненным кумиром.

И удивительный, роковой смысл приобрели в отношениях наших мои стихи. Сама вопрощенная поэзия, она не любила стихов, даже моих, но навеянные ею, они были необходимы ей, как воздух, словно в них одних она находила искупление своей грешной, в нарушение всех божеских и человеческих законов, жизни. Ведь общество выбросило ее вон. Пришлось уйти в отставку инспектрисе Смольного…:

Чему молилась ты с любовью,

Что, как святыню, берегла,

Судьба людскому суесловью

На поруганье предала.

Толпа вошла, толпа вломилась

В святилище души твоей,

И ты невольно постыдилась

И тайн и жертв, доступных ей.

Ах, если бы живые крылья

Души, парящей над толпой,

Ее спасли от насилья

Бессмертной пошлости людской!

(Исполнитель роли Тютчева уходит.)

Е.А. ДЕНИСЬЕВА: Я хотела, чтобы вся книга стихов была посвящена мне, я верила, что стихи заменят аналой, дадут мне право глядеть в глаза всему свету – и своим прежним подругам, и своим бывшим наставницам, и моему родному отцу, который отрекся о меня, и самому Господу Богу, потому что в них было это оправдание; вот как написал обо мне Федор Иванович:

Как не бесилося злоречье,

Как ни трудилося над ней,

Но этих глаз чистосердечье –

Оно всех демонов сильней.

Все в ней так искренно и мило,

Так все движенья хороши;

Ничто лазури не смутило

Ее безоблачной души.

К ней и пылинка не пристала

От глупых сплетней, злых речей;

И даже клевета не смяла

Воздушный шелк ее кудрей.

Наша мучительная любовь длилась 14 лет. (Медленно уходит, садится в кресло за капроновой шторой. Звучит музыка.)

ТЮТЧЕВ: Безумная и прекрасная, она сошла в могилу, заболев чахоткой. Тяжелы были последние минуты умирающей:

Весь день она лежала в забытьи,

И всю ее уж тени покрывали.

Лил теплый летний дождь – его струи

По листьям весело звучали.

И медленно опомнилась она,

И начала прислушиваться к шуму,

И долго слушала – увлечена,

Погружена в сознательную думу…

И вот, как бы беседу с собой,

Сознательно она проговорила

(Я был при ней, убитый, но живой):

Е.А.ДЕНИСЬЕВА (из-за шторы виден силуэт):

«О, как все это я любила!»

ТЮТЧЕВ:

Любила ты, и так, как ты, любить –

Нет, никому еще не удавалось!

О господи!...и это пережить…

И сердце на клочки не разорвалось…

(Звучит фрагмент из «Метели» Г. А. Свиридова.)

Все кончено. Вчера мы ее похоронили. Все во мне убито: мысль, чувство, память. Все. Пустота, страшная пустота. В сердце пусто, мозг изнеможен. Страшно, невыносимо, писать более не в силах, да и что писать.

Теперь все испробовано – ничто не помогло, ничто не утешило, не живется – не живется – не живется…И только в годовщину смерти Лели я написал:

Вот бреду я вдоль большой дороги

В тихом свете гаснущего дня…

Тяжело мне, замирают ноги…

Друг мой милый, видишь ли меня?

Все темней, темнее над землею -

Улетел последний отблеск дня…

Вот тот мир, где жили мы с тобою,

Ангел мой, ты видишь ли меня?

Завтра день молитвы и печали,

Завтра память рокового дня…

Ангел мой, где б души ни витали,

Ангел мой, ты видишь ли меня?

ТЮТЧЕВ:

…О господи, дай жгучего страданья

И мертвенность души моей рассей:

Ты взял ее, но муку вспоминанья

Живую муку мне оставь по ней, -

По ней, по ней, свой подвиг совершившей

Весь до конца в отчаяной борьбе,

Так пламенно, так горячо любившей

Наперекор и людям и судьбе, -

По ней, по ней, судьбы не одолевшей,

Но и себя не давшей победить,

По ней, по ней, так до конца умевшей

Страдать, молиться, верить и любить.

1-Я ВЕДУЩАЯ: Когда Тютчев не испытывал любовного волнения, поэзия замолкала в нем. Ему нужны были любовь, муки, страсть, потери, жертвенность – все это превращалось в поэзию, которой до сих пор живут люди. Любовь, мучительные переживания – здоровый поэтический климат для Тютчева, и он глубоко и бесстрашно заглянул в собственную душу, однажды проговорившись о поэтической корысти, которая, несомненно, вторгается в чувство:

Не верь, не верь поэту, дева;

Его своим ты не зови –

И пуще пламенного гнева

Страшись поэтовой любви!

Его ты сердца не усвоишь

Своей младенческой душой;

Огня палящего на скроешь

Под легкой девственной фатой.

Поэт всесилен, как стихия,

Не властен лишь в себе самом;

Невольно кудри молодые

Он обожжет своим венцом…

…Твоей святыни не нарушит

Поэта чистая рука,

Но ненароком жизнь задушит

Иль унесет за облака.

(Звучит музыка, на сцене – хор чтецов.)

1-Я ВЕДУЩАЯ: Много споров идет об отношении Тютчева к собственному творчеству. Два небольших сборника его стихов (в 1854-м и 1868 г.) были изданы без участия автора, который даже поленился уточнить даты написания стихов, оставаясь равнодушным к их известности или неизвестности утверждая: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…»

Итак, ЗАГАДКА ТРЕТЬЯ: «Кто знает, что такое слава?» Сейчас прозвучат стихи Тютчева. (Хор чтецов исполняет стихи. Пианист сопровождает стихи музыкой П. Чайковского, Генделя, А. Грибоедова).

НАШ ВЕК

Не плоть, а дух растлилися в наши дни,

И человек отчаянно тоскует…

Он к свету рвется из ночной тени

И, свет обретши, ропщет и бунтует.

Безверием палим и иссушен,

Невыносимое он днесь выносит…

И сознает свою погибель он

И жаждет веры…но о ней не просит…

Не скажет ввек, с молитвой и слезой,

Как ни скорбит перед замкнутою дверью:

«Впусти меня! – Я верю, боже мой!

Приди на помощь моему неверью!..»

***

Сияет солнце, воды блещут

На всем улыбка, жизнь во всем,

Деревья радостно трепещут,

Купаясь в небе голубом.

Поют деревья, блещут воды,

Любовью воздух растворен,

И мир, цветущий мир природы,

Избытком жизни упоен.

Но и в избытке упоенья

Нет упоения сильней

Одной улыбки умиленья

Измученной души твоей…

***

Как неразгаданная тайна,

Живая прелесть дышит в ней –

Мы смотрим с трепетом тревожным

На тихий свет ее очей.

Земное ль в ней очарованье,

Иль неземная благодать?

Душа хотела б ей молиться,

А сердце рвется обожать…

ДВА ЕДИНСТВА

Из переполненной господним гневом чаши

Кровь льется через край, и Запад тонет в ней.

Кровь хлынет и на вас, друзья и братья наши! –

Славянский мир, сомкнись тесней…

«Единство, - возвестил оракул наших дней, -

Быть может спаяно железом лишь и кровью…»

Но мы попробуем спаять его любовью, -

А там увидим, что прочней…

***

Я очи знал, - о, эти очи!

Как я любил их, - знает бог!

От их волшебной, страстной ночи

Я душу оторвать не мог.

В непостижимом этом взоре,

Жизнь обнажающем до дна,

Такое слышалося горе,

Такая страсти глубина!

И в эти чудные мгновенья

Ни разу мне не довелось

С ним повстречаться без волненья

И любоваться им без слез.

ОСЕННИЙ ВЕЧЕР

Есть в светлости осенних вечеров

Умильная, таинственная прелесть:

Зловещий блеск и пестрота дерев,

Багряных листьев томный, легкий шелест,

Туманная и тихая лазурь

Над грустно-сиротеющей землею,

И, как предчувствие сходящих бурь,

Порывистый, холодный ветр порою,

Ущерб, изнеможенья – и на всем

Та кроткая улыбка увяданья,

Что в существе разумном мы зовем

Божественной стыдливостью страданья.

***

Пламя рдеет, пламя пышет,

Искры брызжут и летят,

А на них прохладной дышит

Из-за речки темный сад.

Сумрак тут, там жар и крики,

Я брожу как бы во сне, -

Лишь одно я живо чую:

Ты со мной и вся во мне.

Треск за треском, дым за дымом,

Трубы голые торчат,

А в покое нерушимом

Листья веют и шуршат.

Я, дыханьем их обвеян,

Страстный говор твой ловлю…

Слава богу, я с тобою,

А с тобой мне – как в раю.

***

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить:

У ней особенная стать –

В Россию можно только верить.

***

Так, в жизни есть мгновения –

Их трудно передать,

Они самозабвения

Земного благодать.

Шумят верхи древесные

Высоко надо мной,

И птицы лишь небесные

Беседуют со мной.

Все пошлое и ложное

Ушло так далеко,

Все мило-невозможное

Так близко и легко.

И любо мне, и сладко мне,

И мир в моей груди,

Дремотою обвеян я –

О время, погоди!

(Стихи можно выбирать по желанию и по вкусу. Звучит вальс А. Грибоедова. Все участники выходят на сцену.)

1-Я ВЕДУЩАЯ: Итак, мы видели, слышали, что Ф.И. Тютчев отзывался стихами на каждое значительное событие своей личной и общественной жизни, на каждое сильное впечатление, будь то звездное небо, фонтан, дерево, смена времен года, любовь к женщине; вся его жизнь была переложена на стихи, но именно потому, что стихотворчество было так ограничено, так истинно, публикация этих признаний, озарений, раздумий о жизни не представлялась ему необходимой. Литературного тщеславия и честолюбия у него не было ни на грош, потому что - и в этом отгадка! – он был Поэтом, Поэтом от Бога!

(2-я и 3-я ведущие выносят красивые подсвечники, зажигают свечи.)

2-Я ВЕДУЩАЯ: Мы вас благодарим за эту встречу

И, в верности поэзии клянясь,

На стол поставим тютчевские свечи

Чтоб свет во тьме, как прежде, не погас! (Обе ведущие ставят подсвечники, зажигают свечи.)

3-Я ВЕДУЩАЯ:

Он жив, огонь поэзии прекрасный!

И никому не погасить его вовек!

И снами Тютчев,

Мудрый, гордый, страстный,

Вступает в XXI век!

(Звучит музыка. Все кланяются и уходят.)