24
Лекция 8
Техника аргументации, контраргументации, формирования аттракции
Вопросы для рассмотрения:
Техника аргументации. Тезис и аргумент.
Логические и психологические правила построения аргументов.
Рационально неразрешимые противоречия.
Техника формирования аттракции.
Техника контраргументации.
Литература:
Введенская, Л.А. Русский язык и культура речи: Учебное пособие для вузов / Л.А. Введенская, Л.Г. Павлова, Е.Ю. Кашаева. – Ростов н/Д., 2000. – 544 с.
Гойхман, О.Я. Речевая коммуникация: Учебник/ О.Я. Гойхман, Т.М. Надеина. – М, 2001. – 272 с.
Панасюк, А.Ю. Психология риторики: теория и практика убеждающего воздействия / А.Ю. Панасюк. – Ростов н/Д.: Феникс, 2007. – 208 с.
Панасюк, А.Ю. Психология убеждающей коммуникации: Учебное пособие/ А.Ю. Панасюк. – СПб, 2001. – 496 с.
Смелкова, З.С. Педагогическое общение: Теория и практика учебного диалога на уроках словесности / З.С. Смелкова. – М, 1999. – 232 с.
Сопер, П. Основы искусства речи / П. Сопер. – М, 1992. – 416 с.
1. Техника аргументации
Изучением наиболее эффективных в коммуникативном процессе методов и приемов убеждающего воздействия занимается особая отрасль знания — теория аргументации («новая риторика»).
Аргументация — это операция обоснования каких-либо суждений, практических решений н оценок, в которой наряду с логическими применяются также речевые, эмоционально-психологические и другие внелогические методы и приемы убеждающего воздействия.
Исследователи выделяют в аргументации два аспекта — логический и коммуникативный.
В логическом плане аргументация выступает как процедура отыскания оснований (доводов) для некоторого положения (тезиса), выражающего определенную точку зрения.
В коммуникативном плане аргументация есть процесс передачи, истолкования и внушения реципиенту информации, зафиксированной в тезисе аргументатора. Конечная цель этого процесса — формирование этого убеждения. Аргументация достигает этой цели лишь в том случае, если реципиент: а) воспринял, б) понял в в) принял тезис аргументатора.
Как видим, доказывание и убеждение — это разные процессы, хотя и тесно связанные друг с другом. Доказывать означает устанавливать истинность тезиса, а убеждать — это создавать впечатление, вселять уверенность, что истинность тезиса доказана, делать слушателей единомышленниками, соучастниками своих замыслов и действий.
Техника аргументации относится к психотехнологии воздействия на «я-сознание» собеседника. Сотавляющими рациональной информации являются понятия «тезис» и «аргумент».
Тезис – идея, которую должен принять оппонент.
Аргумент – доказательство тезиса, служит для обоснования, почему тезис можно принять.
Если говорить о логическом доказательстве, то оно включает три взаимосвязанных элемента:
тезис (мысль или положение, истинность которого требуется доказать),
аргументы, или основания, доводы (положения, с помощью которых обосновывается тезис),
демонстрация, или форма, способ доказательства (логическое рассуждение, совокупность умозаключений, которые применяются при выведении тезиса из аргументов).
Различают доказательство прямое и косвенное. При прямом доказательстве тезис обосновывается аргументами без помощи дополнительных построений. Приведем пример использования прямого доказательства.
Б. Н. Чичерин (1828—1904), профессор Московского университета, юрист, историк, философ и публицист, вспоминая о своих студенческих годах, отметил, что, когда он поступил в Московский университет, тот находился в самой цветущей поре своего существования: «Все окружающие его условия, и наверху и внизу, сложились в таком счастливом сочетании, как никогда в России не бывало прежде и как, может быть, никогда уже не будет впоследствии». Развивая эту мысль, автор сформулировал тезис: «Отношения между профессорами и студентами были самые сердечные: с одной стороны, искренняя любовь и благоговейное уважение, с другой стороны, всегдашнее ласковое внимание и готовность прийти на помощь», а затем привел ряд доводов, обосновывающих выдвинутое положение.
У преподавателей университета Грановского, Кавелина, Редкина в назначенные дни собиралось всегда множество студентов. Велись оживленные разговоры не только о научных предметах, но и о текущих вопросах дня, о явлениях литературы. Библиотеки профессоров всегда были открыты для студентов. Давая книги и расспрашивая о прочитанном, профессора побуждали молодых людей к чтению. Всякий молодой человек, подававший надежды, делался предметом особенного внимания и попечения. Немало было студентов, которые под руководством профессоров занимались серьезно и основательно. Стремление к знанию, одушевление мыслью носились в воздухе, которым мы дышали. Самые порядки, господствовавшие в университете, были таковы, что вам жилось в нем хорошо и привольно. Это действительно была альма матер, о которой нельзя вспомнить без теплой сердечной признательности», — писал Чичерин.
Косвенное доказательство предполагает обоснование истинности тезиса посредством опровержения противоречащего положения — антитезиса. Из ложности антитезиса на основании закона исключенного третьего делается заключение об истинности тезиса.
Примером косвенного доказательства может служить следующее рассуждение.
Слово борьба по происхождению является общеславянским (тезис). Предположим, что это не соответствует истине. Слово борьба не является общеславянским (антитезис). Если бы это было так, оно не употреблялось бы во всех славянских языках. По данным же этимологических словарей, слово борьба зафиксировано во многих славянских языках: украинское боротъба, белорусское барацъба, словацкое borbа, болгарское борба, сербохорватское борба, словенское borbа, borkа. Существительное борь отмечается еще в памятниках XI — ХП веков. Таким образом, предположение, что слово борьба не общеславянское, ошибочно. Правильным надо считать выдвинутый тезис.
К прямому и косвенному доказательствам нередко прибегают одновременно. В этом случае говорящий обосновывает свой тезис и показывает несостоятельность антитезиса.
При построении логического доказательства полемисту необходимо знать и соблюдать правила выдвижения тезиса и аргументов. Следует иметь в виду, что тезис нужно четко сформулировать, он должен оставаться неизменным в ходе данного доказательства и не содержать в себе логического противоречия. В качестве аргументов нужно использовать истинные положения, причем их истинность доказывается независимо от тезиса. Кроме того, нельзя забывать, что аргументы должны быть достаточными для данного тезиса.
При нарушении этих правил в доказательстве возникают различные логические ошибки. Так, наиболее распространенной ошибкой, совершаемой относительно доказываемого тезиса, считается «подмена тезиса». Суть ее заключается в том, что доказывается или опровергается не тот тезис, который был выдвинут первоначально. Эта ошибка может быть непроизвольной, неумышленной. Говорящий не замечает, как он с одного тезиса переходит на другой. Однако нередко приходится сталкиваться с намеренным искажением тезиса, с приписыванием ему другого смысла, сужением или расширением его содержания.
К «подмене тезиса» прибегают, чтобы поставить оппонента в неловкое положение, обеспечить себе победу в споре.
Вот, к примеру, что рассказывает В. В. Вересаев в «Воспоминаниях» о действиях своего университетского товарища: «Печерников ловко переиначивал мои слова, чуть-чуть сдвигал мои возражения в другую плоскость и победительно опровергал их, а я не умел уследить, где он мои мысли передвинул. Сплошная была софистика, а я был против нее бессилен... Только долгим трудом и привычкою дается умение незаметно для противника непрерывно выпрямлять линию спора, не давать ей вихляться и отклоняться в стороны, приходить к решению вопроса, намеченного вначале».
В одном из произведений Эразма Роттердамского описывается спор между аббатом и образованной дамой. Монаху не нравится, что в ее комнате очень много книг, женщина отстаивает свое право на чтение. Приведем два отрывка из этого разговора:
Антроний. Что ты называешь мудростью?
Магдалия. Это когда ты понимаешь, что счастье человеку приносят только духовные блага, а богатства, почести, знатность не делают его ни счастливее, ни лучше.
Антроний. Бог с нею, с этакой мудростью.
Магдалия: А что, если мне приятнее читать хорошего писателя, чем тебе охотиться, пить или играть в кости? Ты не согласишься, что я живу приятно?
Антроний.Я бы так не жил.
Магдалия.Я не про то спрашиваю, что Тебе приятнее всего, а что должно быть приятно.
Магдалия.А ты считаешь человеком того, кто не знает мудрости и знать ие хочет?
Антроний. Для себя я достаточно мудр.
Магдалия. Для себя и свиньи мудры.
Антроний. Да ты прямо софистка какая-то — до чего ловко споришь!
Антроний не прав. Магдалия не ведет себя, как софистка. Но спорит она действительно умело. Ей удается обнаружить логические ошибки в рассуждениях Антрония и показать ему их. Так, в приведенных отрывках аббат все время подменяет тезис, суживает его. «Я не про то спрашиваю, что тебе приятно, а что должно быть приятно», — говорит ему Магдалия. На ее вопрос, считает ли он человеком того, кто не знает мудрости и знать не хочет, Антроний отвечает: «Для себя я достаточно мудр», т. е. опять сводит разговор от общего к частному. Пеэтому-то Магдалия и бросает ему реплику: «Для себя и свиньи мудры».
Остановимся на основных ошибках, относящихся к аргументам.
Если тезис обосновывается ложными суждениями, которые выдаются за истинные, возникает ошибка, называемая «ложное основание» или «основное заблуждение». Недобросовестные люди порой ссылаются на несуществующие документы, якобы опубликованные материалы, на исследования, которые не проводились, подтасовывают факты, искажают статистические данные и т. д. Однако эта ошибка может быть и непреднамеренной, она возникает из-за недостаточной компетентности человека.
Когда в качестве аргумента берется недоказанное положение, совершается ошибка «предвосхищение основания». Это положение не является заведомо ложным, но оно само нуждается в доказательстве, которое должно показать его истинность.
Следует опасаться ошибки, получившей название «порочный круг» или «круг в доказательстве». Она состоит в том, что тезис обосновывается аргументами, а аргументы выводятся из этого же тезиса.
Приведем разговор, который происходит по такому кругу:
—Очень просто. Наша бригада все время работала хорошо.
Тезис «бригада добилась успехов» обосновывается аргументом «работала хорошо», а этот аргумент доказывается тезисом «она добилась больших успехов».
Подобный род ошибок метко высмеивается мастерами слова. Например, в пьесе французского драматурга Мольера «Лекарь поневоле» описывается такая сцена. Отец немой девочке пожелал узнать, почему его дочь нема. «Сделайте одолжение, — ответил Сганарель.— Оттого, что она утратила дар речи». «Хорошо, — возразил Жеронт, — но скажите мне, пожалуйста, причину, по которой она его утратила». Медик ответил: «Величайшие ученые скажут вам то же самое: оттого, что у нее язык не ворочается».
Обнаружить в рассуждениях ошибку «порочный круг», особенно если оппоненты недостаточно опытны, не всегда бывает легко, поэтому поров она остается незамеченной и создается впечатление, что выдвинутый тезис доказав. Подтверждением этому может служить описание наивного спора о самолюбии двух молодых людей в повести Л. Н. Толстого «Отрочество».
Нехлюдов спрашивает Николеньку Иртеньева, считает ли тот его самолюбивым. Разговор между ними продолжается:
Я думаю, что да, — сказал я, чувствуя, как голос мой дрожит и краска покрывает лицо при мысли, что пришло время доказать ему, что я умный, — я думаю, что всякий человек самолюбив, и все то, что и делает человек, — все из самолюбия.
Так что же, по-вашему, самолюбие? — сказал Нехлюдов, улыбаясь несколько презрительно, как мне показалось.
Самолюбие, — сказал я, — есть убеждение" в том, что я лучше и умнее всех людей.
Уж я не знаю, справедливо ли, или нет, только никто, кроме меня, не признается; я убежден, что я умнее всех на свете, и уверен, что вы тоже уверены в этом.
Нет, я про себя первого скажу, что я встречал людей, которых признавал умнее себя, — сказал Нехлюдов.
И тут мне вдруг пришла мысль, которую я тотчас же высказал.
— Я вам это докажу. Отчего мы самих себя любим больше других?.. Оттого, что мы считаем себя лучше других, более достойными любви. Ежели бы мы находили других лучше себя, то мы бы не любили их больше себя, а этого никогда не бывает. Ежели и бывает, то все-таки я прав, — прибавил я с невольной улыбкой самодовольствия.
Нехлюдов помолчал с минуту.
— Вот я никак не думал, чтобы вы были так умны! — сказал он мне с такой добродушной, милой улыбкой, что вдруг мне показалось, что я чрезвычайно счастлив.
В этом споре Николенъка, отстаивая положение «все люди самолюбивы», утверждает, что каждый считает себя умнее других. Нехлюдов возражает ему. Тогда Иртеньев прибегает к такому доказательству: люди считают себя умнее других потому, что любят себя больше других; а любят себя больше других, так как считают себя достойнее других, т. е. умнее. Налицо «порочный круг». Но Нехлюдов не заметил этого. Рассуждения Николая ему показались очень разумными.
Логические ошибки, как отмечалось выше, бывают непреднамеренными и намеренными. Ошибки первого рода чаще всего возникают из-за отсутствия у человека логической культуры, навыков ведения публичного спора, вследствие излишней горячности, эмоциональности во время обсуждения и т. п. Намеренные ошибки — это сознательно допускаемые ошибки, это логические уловки, умышленно ошибочные рассуждения, которые выдаются за истинные. Такого рода ошибки называют софизмами (греч. — измышление, хитрость). Известны они были еще в далекой античности, многие из них описаны Аристотелем в работе «О софистических опровержениях». Цель их — сделать противника уязвимым, привести его в наибольшее затруднение.
Следует иметь в виду, что одни логические ошибки распознать легче, другие труднее. Одни ясны каждому, другие остаются незамеченными даже самыми опытными людьми.
Логические ошибки в рассуждениях, независимо от того, какова их причина, являются ли они преднамеренными или ненамеренными, осложняют ведение диалога, мешают поиску истины, принятию правильного решения. Поэтому необходимо стараться свести их к минимуму в своей речи, уметь найти логические ошибки в рассуждениях оппонентов, разоблачить логические ухищрения противников.
Чтобы доказать правильность выдвинутых положений, убедить в их истинности, в процессе общения используются различные виды аргументов.
Начиная с античных времен, принято делить доводы на логические, обращенные к разуму слушателей, и психологические, оказывающие воздействие на чувства.
К логическим аргументам относятся следующие суждения:
теоретические или эмпирические обобщения и выводы;
ранее доказанные законы науки;
аксиомы и постулаты;
определения основных понятий конкретной области знаний;
утверждения о фактах.
В ходе аргументации важно разграничивать факт и мнение.
Факт — это действительное, невымышленное явление, событие, то, что произошло на самом деле.
Мнение — суждение, выражающее оценку, отношение, взгляд на что-либо.
Факты существуют сами по себе, независимо от того, как мы их оцениваем и используем в своих целях. На мнения влияют социальные установки, личностные ориентиры, особенности характера, психическое состояние, уровень подготовки, степень осведомленности и многое другое. Мнения могут быть предвзятыми, необъективными, ошибочными. Поэтому факты являются более надежными аргументами. К мнениям же необходимо относиться критически, учитывать исторические н социальные условия, которые оказали влияние на их формирование.
Достаточно весомыми логическими доводами считаются статистические данные. Так, во время дискуссии о пользе «космических знаний» для живущих на Земле был приведен очень веский аргумент в защиту мирного освоения космоса: «Одни только прогнозы погоды на основе сообщения с космических орбит ежегодно сберегают стране материальные ценности на 500—700 миллионов рублей».
Однако цифрами нельзя злоупотреблять. Обилие цифр оглушает слушателей, затрудняет восприятие содержания речи. Важно, чтобы статистические данные отражали реальное положение дел, не искажали действительность.
Значительную роль в убеждающей речи играют психологические доводы. Вы, наверное, замечали, что если оратор в своем выступлении затронет какие-либо чувства — чувство долга и чести, чувство ответственности за порученное дело, чувство товарищества и др., то его речь больше воздействует на нас, мы ее лучше запоминаем. Почему это происходит? Психологи доказали, что на процесс убеждения сильное влияние оказывает эмоциональное состояние слушателя, его субъективное отношение к предмету речи.
Вспомните, как играет на честолюбивых чувствах васюкинцев Остап Бендер, рисуя им потрясающие перспективы развития Васюков в случае проведения там международного шахматного турнира. Васюкинские шахматисты внимали ему «с сыновней любовью». Остап, чувствуя прилив новых сил, говорил:
Мой проект гарантирует вашему городу неслыханный расцвет производительных сил. Подумайте, что будет, когда турнир окончится и когда уедут все госты. Жители Москвы, стесненные жилищным кризисом, бросятся в ваш великолепный город. Столица автоматически переходит в Васюки. Сюда приезжает правительство. Васюки переименовываются в Нью-Москву, Москва — в Старые Васюки. Ленинградцы и харьковчане скрежещут зубами, но ничего не могут поделать. Нью-Москва становится элегантнейшим центром Европы и всего мира.
Всего мира!!! — застонали оглушенные васюкинцы.
Да! А впоследствии и вселенной. Шахматная мысль, превратившая уездный город в столицу земного шара, превратится в прикладную науку и изобретет способы междупланетного сообщения. Из Васюков полетят сигналы на Марс, Юпитер и Нептун. Сообщение с Венерой сделается таким же легким, как переезд из Рыбинска в Ярославль. А там, как знать, может быть, лет через восемь в Васюках состоится первый в истории мироздания междупланетный шахматный конгресс!
Как подходит к этой ситуации утверждение Гельвеция: «Бывают люди, которых нужно ошеломить для того, чтобы убедить».
Психологические доводы практически могут затрагивать любые чувства, помогая добиться желаемого результата. Наиболее распространенными считаются следующие доводы:
Используя психологические доводы, не следует забывать, что риторическая этика запрещает говорящему обращаться к наиболее низменным чувствам, а также к эмоциям, способным породить открытые общественные конфликты. Сюда относятся злоба, жадность, зависть, ненависть к другим людям, малодушие, тщеславие, агрессивность и т.п.
Необходимо иметь в виду, что психологические аргументы могут быть использованы недобросовестными людьми в качестве уловок и спекулятивных приемов. Назовем лишь некоторые из них:
— аргумент к выгоде (агитируют принять тезис, потому что это выгодно в каком-либо отношении);
аргумент к состраданию (вместо реальной оценки конкретного поступка взывают к жалости, человеколюбию, состраданию);
аргумент к верности (склоняют принять тезис в силу верности, привязанности, почтения и т.п.) и др.
Не следует забывать, что дело не в количестве приводимых доводов, а в их качестве. Различают доводы сильные и слабые. Довод, против которого легко найти возражение, трудно опровергаемое, называют слабым. А если оппонент вынужден согласиться с доводом без каких-либо уточнений, значит, был использован сильный довод. Конечно, применение доводов во многом определяется теми целями, которые были поставлены.
Как считает С.И. Поварнин, неумение принимать в расчет задачи спора при выборе доводов — промах, безграмотность в споре. Он пишет: Желая проверить истину какой-нибудь мысли, мы выбираем в пользу ее самые сильные с нашей точки зрения основания. Желая убедить кого-нибудь, выбираем доводы, которые должны казаться наиболее убедительными ему. Желая победить противника, выбираем доводы, которые более всего могут поставить его в затруднение. В споре для убеждения слушателей мы приспособляем выбор доводов не столько к противнику, сколько к слушателям.
Звать того, к кому обращены доводы
Чтобы добиться своей цели, надо хорошо знать того, к кому обращены доводы, и приводить аргументы с учетом индивидуальных особенностей оппонента. Блестящее подтверждение этому находим в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души». Обратите внимание, как искусно убеждает Чичиков местных помещиков продать ему мертвые души.
Вот он разговаривает с «дубинноголовой» Коробочкой, которая никак в толк-то не возьмет, что происходит. Все доводы от нее отскакивают, как резиновый мяч отскакивает от стены. Отерши пот, Чичиков предпринимает все новые попытки уговорить собеседницу. Он использует, с его точки зрения, очень сильный довод — деньги. Он сулит Коробочке за продажу мертвых душ пятнадцать рублей ассигнациями. Выспросив, что мед она продавала по 12 рублей за пуд, он говорит ей:
— Ну, видите ль? Так зато это мед. Вы собирали его, может быть, около года с заботами, со старанием, хлопотами; ездили, морили пчел, кормили их в погребе целую зиму, а мертвые души — дело не от мира сего. Тут вы с своей стороны никакого не прилагали старания: на то была воля божия, чтоб они оставили мир сей, нанеся ущерб вашему хозяйству. Там вы получили за труд, за старание двенадцать рублей, а тут вы берете ни за что, даром, да и не двенадцать, а пятнадцать, да и не серебром, а все синими ассигнациями.
После таких сильных убеждений Чичиков почти совсем не сомневался, что старуха наконец сдастся. Но не тут-то было! Помещица заявила, что она еще немного повременит, вот понаедут купцы, тогда она и применится к ценам. На слова Чичикова «кто же станет покупать их», «на что они им», «какое употребление он может из них сделать», старуха возразила, что, может, они в хозяйстве как-нибудь понадобятся. Она сама испугалась этих слов и со страхом ждала, что он на это скажет. Чичиков рассердился:
Да не найдешь слов с вами! Право, словно какая-нибудь, не говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене: и сама не ест сена, и другим не дает. Я хотел было закупать у вас хозяйственные продукты разные, потому что я и казенные подряды тоже веду...— Здесь он прилгнул, хоть и вскользь и без всякого дальнейшего размышления, но неожиданно удачно. Казенные подряды подействовали сильна на Настасью Петровну; по крайней мере она произнесла уже почти просительным голосом:
Да чего ж ты рассердился так горячо? Знай я прежде, что ты такой сердитый, да я бы совсем тебе не прекословила.
Совсем по-другому протекает разговор на эту же тему с Собакевичем. Н. В. Гоголь пишет:
Чичиков начал как-то очень отдаленно, коснулся вообще всего русского государства в отозвался с большою похвалою об его пространстве, сказал, что даже самая древняя римская монархия не была так велика, и иностранцы справедливо удивляются... Собакевич все слушал, наклонивши голову. И что по существующим положениям этого государства, в славе которому нет равного, ревизские души, окончившие жизненное поприще, числятся, однако их, до подачи новой ревизской сказки наравне с живыми, чтоб таким образом не обременять присутственные места множеством мелочных и бесполезных справок и не увеличить сложность, и без того уже весьма сложного, государственного механизма... Собакевич все слушал, наклонивши голову, — и что, однако же, при всей справедливости этой меры, она бывает отчасти тягостна для многих владельцев, обязывая их взносить подати так, как бы за живой предмет, и что он, чувствуя уважение личное к нему, готов бы даже отчасти принять на себя эту действительно тяжелую обязанность. Насчет главного предмета Чичиков выразился очень осторожно: никак не назвал душ умершими, а только несуществующими.
Собакевич слушал, все по-прежнему нагнувши голову, и хоть бы что-нибудь похожее на выражение показалось на лице его. Казалось, в этом теле совсем не было души, или она у него была, но вовсе не там, где следует, а, как у бессмертного кощея, где-то за горами и закрыта такою толстою скорлупою, что все, что ни ворочалось на дне ее, не производило решительно никакого потрясения на поверхности.
Итак?..— сказал Чичиков, ожидая не без некоторого волненья ответа.
Вам нужно мертвых душ? — спросил Собакевич очень просто, без малейшего удивления, как бы речь шла о хлебе.
Да, — отвечал Чичиков и опять смягчил выражение, прибавивши: — несуществующих.
Найдутся, почему не быть...— сказал Собакевич.
В разговоре с помещиками Чичиков, конечно, преследует свои корыстные цели, и вряд ли его действия вызывают к нему наши симпатии. Однако приведенные примеры наглядно показывают, что хорошее знание психологии собеседников помогает подыскать наиболее убедительные для них аргументы
Подобрать сильные и убедительные доводы — дело далеко не простое. Многое зависит от хорошего знания предмета, от общей эрудиции человека, его находчивости и сообразительности, от, быстроты реакции, от выдержки и самообладания, от понимания сложившейся ситуации. Важно подобрать единственно верные слова, которые окажут воздействие на слушателей именно в данной обстановке.
Логические и психологические правила построения аргументов
Выстраивая убеждающее высказывание, необходимо подбирать и формулировать только сильные аргументы.
Выделяют следующие требования к аргументу:
Аргумент должен приниматься априори (без доказательств), иначе он является субтезисом.
Принятие аргумента должно вести за собой принятие тезиса.
Правила формулирования аргументов:
Аргумент должен соответствовать действительности (объективно или субъективно для собеседника).
Аргумент должен иметь логическую (причинно-следственную) связь с тезисом.
Данные правила формулирования аргументов отвечают законам логики, однако люди не всегда поступают в соответствии с логикой. Люди нередко готовы отбросить логику, если она им не выгодна (басня Эзопа «Лиса и виноград»). Поэтому при формулировании аргументов необходимо учитывать психологию человека, его систему ценностных ориентаций на данный момент его жизни.
Аргумент должен содержать личный интерес собеседника. Ищите и покажите своему собеседнику его личный интерес. Сила аргумента в силе потребности, которая будет удовлетворена.
Психологический механизм действия «личного интереса» заключается в том, что стратегия поведения любого здорового человека состоит в стремлении к максимизации наград (чувство приятного) и минимизации наказаний (чувство неприятного).
В аргументе должны учитываться особенности системы ценностей собеседника.
Итак, правила логики определяют наличие или отсутствие аргумента, а правила психологии – силу аргумента.
Важную роль играет порядок предъявления аргументов, который определяется исходной системой установок собеседника:
Если неизвестна исходная установка собеседника, то самые сильные аргументы следует поместить в начало и в конец речи.
Если исходная установка собеседника позитивная, то начинайте со слабых, а заканчивайте сильными аргументами («эффект края»).
Если исходная установка собеседника негативная, то начинайте с самых сильных аргументов, а закончить можно и слабыми («эффект установочного фона»).
Чтобы ещё усилить результативность аргументации, необходимо предугадать ответные реакции собеседника и заранее подготовить ответы на них. Здесь возможны два варианта:
Односторонняя аргументация – подождать, пока собеседник выскажет свои возражения и их опровергнуть. Приём «поиск чёрной кошки» - стимулируем аудиторию к нужному высказыванию тем, что намеренно вызываем ответ «нет», а затем путем рассуждений аудитория сама приходит к нужному «да». Данный приём лучше использовать, когда собеседник позитивно настроен и если он эмоционально устойчив.
Двусторонняя аргументация – высказать возможные возражения за собеседника и тотчас их опровергнуть. Отсюда правило упреждения – упреждайте возможные возражения собеседника, не давайте ему сказать в самом начале диалога «нет». Данный приём лучше применять с негативно настроенным собеседником и если собеседник является ранимой личностью.
Итак, готовясь к серьёзной дискуссии, стремясь убедить собеседника, целесообразно заранее:
Чётко сформулировать тезис, который, в конечном счёте, должен принять собеседник.
Подготовить аргументы (не субтезисы) по правилам формальной логики.
Включить в содержание аргументов личный интерес собеседника и учесть его индивидуальные особенности.
Расположить аргументы в последовательности в зависимости от предполагаемой исходной установки собеседника.
Предположить возможные возражения собеседника.
Подготовить контрдоводы и применить их по правилу «упреждения» или «поиска чёрной кошки».
3. Рационально неразрешимые противоречия
Обсудим такие ситуации убеждающего воздействия, когда никакие аргументы не помогут индуктору доказать свою правоту, а любые доказательства бессильны. Это ситуации «рационально неразрешимых противоречий».
3.1. «Барьер вероятности»
Начать анализ этих ситуаций следует с их представления.
Пример 1 (на бытовую тему).
Мать, провожая сына гулять, убеждает его, чтобы он надел пальто:
Надень пальто, потому что на улице холодно и можно простудиться. («Надень пальто» — тезис, который реципиент должен принять, «потому что на улице холодно и можно простудиться» — аргумент. Как видим, индуктор склонна убеждать, а не приказывать).
Да не простужусь.
А я говорю, простудишься!
Не простужусь же, мама!
Ну, какой ты, право! Тебе говорят, простудишься, значит простудишься. Надень, пожалуйста, пальто.
Ясно, что у реципиента нет желания принимать тезис индуктора (надеть пальто). Но в данном случае сын-реципиент отвергает не сам тезис, а аргумент (можно простудиться). Следовательно, в соответствии с логикой (а ей в риторике уделялось значительно больше внимания, чем психологии, о чем у нас уже шла речь) индуктору следует теперь обосновывать уже не тезис (надеть пальто), а аргумент (можно простудиться).
Можно ли обосновать, т.е. доказать этот аргумент, который для реципиента оказался вовсе и не аргументом? Теоретически — да, если, допустим, индуктор представит реципиенту статистический материал, показывающий, что при сочетании низкой температуры и легкого пиджачка («без пальто») вероятность простуды достаточно высока. В этих данных должно быть представлено количество случаев, когда при этих условиях наступала простуда (что, по мнению индуктора-мамы, бывает чаще), и когда данное событие («простуда») не последовало. Так, кстати, и поступают в науке, когда требуется обосновать достаточно большую вероятность наступления какого-либо события при таких-то условиях.
Но в ситуациях, аналогичных той, что приведена в примере, индуктор, как правило, не располагает подобного рода статистическими обоснованиями (равно как и реципиент, который также не может обосновать, что «простуда» не наступит. Но! Бремя доказательства лежит на инициаторе, на индукторе!). Индуктор «не располагает», поскольку его оценка вероятности наступления события («простуды») субъективна.
Субъективная оценка вероятности опирается, как правило, наличный опыт субъекта (если только это не спекуляция на «недоказуемости»). В свою очередь, опыт субъекта есть несистематизированное накопление в памяти субъекта случаев отсутствия или наличия такого-то события при таких-то условиях. В отличие от математической статистики такой опыт следовало бы назвать «субъективной статистикой», которая не имеет формальной силы аргумента (индуктор: «Мой опыт говорит, что...» — «Почему я Вам должен верить на слово?», читай: «верить Вашей субъективной статистике?»).
Поскольку субъективная статистика обычно не поддается математической обработке (в обыденной практике люди не ведут протоколы наблюдения за частотой совпадения события («простуда») и условий («без пальто»)), то, следовательно, оценка вероятности не может быть достаточно точной (математически точной). Кроме того, на неточность этой оценки могут влиять личностные характеристики индуктора (тревожность и как её следствие — преувеличение вероятности наступления неблагоприятного события и т.п.).
Важно, что во всех этих случаях индуктор не имеет возможности доказать свою оценку вероятности наступления события из-за отсутствия объективных данных, а не только потому (как в приведенном примере), что реципиент — ребенок. В следующем примере мы представим подобную же ситуацию, участниками которой являются взрослые коммуникаторы.
Пример 2 (на производственную тему).
Руководитель вызывает к себе подчиненного и просит его срочно сделать такой-то документ (допустим, отчет или справку).
Я прошу Вас срочно составить этот документ. (Сообщение индуктора состоит только из тезиса. Вероятно, индуктор не предполагал, что реципиент не примет его идею, внутренне не согласится с ней.)
Что Вы, Н.Н., у меня и так сегодня много работы! (Тезис не принимается; значит, индуктору необходимо убеждать своего реципиента сделать это.)
- Но если Вы это не сделаете, у нашего отдела могут быть большие неприятности, нас могут лишить... (Наконец, индуктор приводит аргумент — «могут быть неприятности». Здесь же заметим, что это хуже, чем если бы он привел аргумент сразу. Теперь же, если реципиент не примет и аргумент, то придется доказывать две вещи: и правомерность аргумента, и правомерность тезиса. А это — уже сложности, которых можно было бы избежать).
Да что Вы, Н.Н., ничего не будет! (Так и есть: и аргумент не принят. Индуктор сделал лишний ход. Надо было сразу приводить и аргумент, тогда у реципиента негативная установка была бы только на аргумент, а не на тезис. Но поздно. Учитесь!)
А я говорю, что будут неприятности, и не только мне, но и Вам! (Утверждение аргумента с небольшой добавкой: «неприятности и Вам».)
Да нет же, никто и не заметит в этой неразберихе, что такой справки у нас нет!
— Ну, какой же Вы, право! Вам говорят, что будут неприятности, значит будут!
И в этой вполне жизненной ситуации имеет место разная оценка вероятности наступления события («неприятности»). По мнению одного из коммуникаторов, «неприятность» с большой вероятностью наступит, по мнению другого — это событие маловероятно. Для доказательства правоты требуется представление статистического материала — частоты совпадения «непредставления материала» и «неприятности». Такой статистики ни у того ни у другого нет. Получается, что и здесь доказать невозможно.
Как обычно поступают в подобного рода ситуациях индукторы? Пытаются представить кому-либо «статистику»: «Вот Миша не послушался маму, гулял без пальто и простудился» или «Вот в позапрошлом году из-за этого были неприятности в соседнем отделе». Но на самом деле это вовсе не статистика, ибо единичный пример не подтверждает закономерность, и это понятно даже ребенку («А Колька вообще без пальто гулял и не болеет», «А у Федотова тоже не написали и — ничего»).
Итак, статистическими данными индуктор не располагает, а следовательно, он не имеет возможности подкрепить свой тезис объективными аргументами; не может доказать свою правоту. И здесь надо заметить, что на практике это (доказывание) обычно и не предполагается ни одним из коммуникаторов еще и по той причине, что не многие даже среди профессионалов-индукторов могут оперировать понятием «оценка вероятности». (Автор неоднократно сталкивался с этим.) Как же обычно предлагают выйти из подобного тупикового положения профессионалы-индукторы: врачи, педагоги, лекторы, юристы (с которыми автор подробно обсуждал ситуации, аналогичные приведенным в трех примерах), если путь к принуждению признается неприемлемым?
Самое типичное предложение: «Надо реципиенту объяснить, чтобы он понял» (что реципиент может простудиться, что могут быть неприятности и т.п.). Но даже ребенок осознает негативную связь между простудой и холодным воздухом (гулять без пальто), не говоря о взрослых, для которых очевидно, что если начальство обнаружит отсутствие документа, то могут быть неприятности. Осознают в принципе, но не как абсолютно закономерную связь, поскольку эта связь действительно вероятностная. А раз так, значит есть вероятность, что последствия могут и не наступить. Весь вопрос в том, какова эта вероятность — вероятность наступления негативных последствий? Индуктор считает, что она достаточно большая (с чем не согласен реципиент). Так можно ли ему объяснить большую вероятность, объяснить не что такое вероятность, а объяснить величину вероятности)? Обосновать величину вероятности — да (статистикой наблюдений), объяснить же величину вероятности невозможно. Итак, проблема не в «непонимании» («Ну как ты не можешь понять, что простудишься, если...»), а в отсутствии доказательств.
Приведенные выше примеры (а их число можно умножать и умножать) свидетельствуют, что существует определенный класс ситуаций, когда, с одной стороны, реципиент не принимает тезис или аргумент из-за иной оценки вероятности наступления события, а с другой стороны, индуктор не имеет возможности рациональным путем, апеллируя аd rет, как говорили древние риторы — к существу дела, т.е. к тезису, обосновать свою позицию, устранить противоречие в оценках вероятности наступления события.
Поскольку этот вывод имеет не только теоретическое, но и практическое значение для выработки рекомендаций по тактике индуктора, то для дальнейшего анализа обозначим этот — весьма нередкий — класс ситуаций как ситуации «рационально неразрешимых противоречий».
3.2. «Барьер значимости»
Пример 1. Мать, отправляя сына гулять, убеждает его потеплее одеться:
Надень пальто, потому что на улице холодно и можно простудиться.
Да не холодно! (Реципиент не принимает не тезис «надень пальто», не аргумент «а то простудишься», а аргумент аргумента «на улице холодно (потому можно простудиться)».)
Нет, холодно, всего пять градусов. (Приводится аргумент аргумента с детализацией «пять градусов».)
Это же не холодно! (Непринятие и деталей.)
Ну, как тебе еще объяснить? Раз говорю холодно, значит холодно!
В отличие от первого варианта этого «семейного» примера, когда противоречие заключалось в разной оценке вероятности наступления событий («да не простужусь» — «нет, простудишься», т.е. «будет» — «не будет»), здесь индуктор и реципиент расходятся в оценке значимости одного из факторов, который, по мнению индуктора, приводит к неблагоприятным последствиям. Этим фактором в данном случае выступает температура воздуха. Один из партнеров полагает, что этот фактор (+5 градусов) может иметь значение для возникновения простуды, другой это отрицает, т.е. отрицает значимость этого фактора. Безусловно, за этим скрывается и разная вероятность следствия. Но в отличие от примера с «барьером вероятности», где предметом обсуждения была именно вероятность («наступит» — «не наступит»), здесь центр тяжести содержания дискуссии перенесен на значимость фактора («холодно» — «не холодно»).
Как добиться, чтобы реципиент принял этот аргумент (аргумента) — «холодно», а вместе с ним и тезис «надо надеть пальто»?
Независимо от того, решает ли этот вопрос профессиональный индуктор (преподаватель, политик, лектор, юрист, руководитель) или непрофессионал (родители), ответ дается такой же, как и при решении проблемы с «барьером вероятности»: «ребенку надо объяснить, чтобы он понял». Снова фетиш фактора понимания? Что значит «объяснить», что плюс пять градусов — это холодно (при отсутствии пальто)? Может быть, так, как это сделала мать-индуктор: «Раз тебе говорят, холодно, значит холодно»? Нет, здесь аргументация подменяется требованием верить, а, следовательно, индуктор рассчитывает на априорное принятие тезиса. Но мы уже знаем, что ситуация «требования» противоречит тем ситуациям, когда реципиент может априорно принять идею индуктора.
Но, может быть, в данном конкретном примере трудности с объяснением связаны с тем, что реципиент — ребенок, и он не знает, что есть шкала Цельсия и что такое +5 градусов или 0 градусов? Скорее всего, ребенку это действительно не известно. Но в этом ли трудность с объяснением? Рассмотрим пример из практики взрослых коммуникаторов.
Пример 2. Руководитель просит подчиненного срочно составить какой-то документ:
Я прошу Вас срочно составить этот документ. (Тезис, уже известный нам.)
Что Вы, Н.Н., у меня и так сегодня много работы!
Но если Вы это не сделаете, у нашего отдела могут быть большие неприятности!
(Прервем диалог с тем, чтобы напомнить: в первом варианте этого примера разногласие между коммуникаторами было вызвано разной оценкой вероятности наступления события — неприятностей («будут неприятности» — «не будут»). В этом примере убеждающая коммуникация принимает иное направление.)
Ну и что, ну поругают, ну накажут, так это ерунда, зато мы вместо этого доведем до конца... и нас еще, может быть, наградят!
Это для Вас выговор — ерунда, а мне это совсем ни к чему. Вам все неважно. (Диалог уже о значимости выговора, а не о документе.)
Ну и что! Можно потерпеть. Зато, может быть, мы сделаем такое!
Ничего Вы не сделаете, а премии нас лишат как пить дать!
Да ничего в этом страшного нет!
Ну какой же Вы, право! Вам все ерунда!
Как видим, на этот раз реципиент не отрицает вероятность (возможность) наступления неблагоприятных последствий, «барьера вероятности» нет. Но зато возник иной барьер — в разной оценке значимости последствий: для одного коммуникатора выговор — почти катастрофа (может быть, у него высокая чувствительность нервного центра наказания), во всяком случае факт, имеющий существеннейшее значение, для другого этот же выговор — явление малозначимое (вероятно, у него запас прочности выше, чем у его партнера, что свойственно, например, периоду ранней взрослости).
Как устранить это противоречие в оценке значимости выговора, как преодолеть этот «барьер значимости»? Как даже при наличии достаточного времени, объяснить, доказать, что выговор — это серьезно? И можно ли это сделать, если учитывать, что реципиент знает о возможных последствиях выговора (не ребенок), но эти последствия его «не волнуют», не представляют для него большого значения?
Возможны следующие тактики для разблокировки ситуации, вызванной «барьером значимости».
Вариант 1: повысить ценность текстовой информации, т.е. повысить ценность идеи сообщения. В приведенном примере для индуктора ценностью является составление документа. Поэтому, в соответствии с описанной тактикой, необходимо скорректировать эту ценность, повысив ее значимость в глазах реципиента. Но реципиент по этому поводу и не спорит. Реципиент знает, зачем этот документ нужен (какова его цена). Если бы не знал или считал это дело малоценным, то стал бы спорить (не принимать) не по поводу значимости выговора, а по поводу тезиса («Да кому это нужно, составлять эту бумажку? Никому она не нужна!»). Но этого не было, значит не было и установки, что этот документ «ненужный». Значит рецепиент не умаляет его цену, значит нерентабельно его убеждать в этом, и вариант «повысить ценность текста» нецелесообразен.
Вариант 2: принизить (девальвировать) блокирующие ценности реципиента. Позиция «выговор — ерунда» действительно является его собственной позицией, а значит представляет для него определенную ценность, которую он так активно защищает. Тогда, в соответствии с данной тактикой, необходимо девальвировать эту ценность, показать несостоятельность формулы «выговор — ерунда», например: «Нет, Ваша позиция неверна, выговор — это вовсе не ерунда». Но как обосновать этот тезис, чем его аргументировать? Говорить о последствиях выговора? Но реципиенту они известны, и эти последствия для него малозначимы. И нет смысла «пугать», нет смысла доказывать то, что реципиенту известно.
Итак, попытка «объяснить», попытка рационального воздействия оказывается тупиковой в данном случае? К сожалению, не только в данном конкретном случае (спор между руководителем и подчиненным по поводу значимости выговора), когда причина «толстокожести» реципиента связана с возрастом: молодой, а значит, сильный, уверенный, твердо стоит на ногах. Но есть и еще один фактор, из-за которого невозможно (практически невозможно) изменить это «а я считаю, что это пустяки (или наоборот, что это важно)».
Формирование определенных ценностных ориентации (а фраза «для меня это пустяки» — суть проявление ценностной ориентации), т.е. фиксированных социальных установок порой уходит своими корнями в глубь онтогенеза человека, в историю развития его личности. Многое из того, что для взрослого человека ценно или неценно — результат воспитательного процесса, поскольку воспитание в узком, собственном смысле этого слова — это формирование определенной системы отношений к окружающей действительности, формирование ценностей (и антиценностей).
«Он безразличен к чужому горю», — речь идет о ценности, именуемой «гуманизм», «милосердие», «благополучие других людей». Для преступника заповедь «Не укради» не является не только заповедью Божьей, но и нравственной ценностью. Как здесь «объяснить», что красть аморально (а не только подсудно)? Попробуем предпринять такую попытку:
Красть нельзя, потому что другому будет плохо.
Ну и что из этого?!
Ну, а если с тобой так поступят?
Пусть только попробуют!
Ну, а если все же...
Надо уметь за' себя постоять.
Неужели тебе людей не жалко?!
А что их жалеть? Каждый ведь кузнец своего счастья!
Стоит ли продолжать этот чисто рациональный путь изменения ценностных ориентации человека? Он бесполезен, даже если использовать не такие стандартные аргументы, а более тонкие, на которые у него все равно заготовлено «а я считаю...»; даже если на это отпускать часы, дни... Низкая ценность другого человека заложена в нем с детства (как это получилось — не тема нашего обсуждения). По степени прочности эта установка явно превосходит установку того руководителя на компьютеризацию управленческой деятельности (в противовес использованию психологического фактора).
«Для него не существуют такие понятия, как честь, долг, совесть»! Нет, понятия существуют, но «честь», «долг», «совесть» не являются для него ценностями, они ничего не значат (или весьма мало значат) в жизни такого человека: «Понятие «чести» — это восемнадцатый век, а сейчас уже двадцать первый, а «долг» — так я ни у кого ничего не просил — ни обувать, ни кормить, ни воспитывать, ни учить!»
И можно ли в этом случае «объяснить», что такое долг перед родителями?
Но ведь они (родители) просто обязаны воспитывать своих детей! Почему дети оказываются в долгу перед теми, кто обязан это делать?
Но ведь они — родители!
Ну и что?
Они старше тебя и хотя бы поэтому...
Старше — это не их заслуга.
Ну, знаешь!...
Сформированные в детстве установки взрослых (да и юношей) практически не поддаются рациональному воздействию. И даже долгие часы, проведенные в подобных дискуссиях, не изменят того, что сформировано в детстве. Вероятно, не часы, не дни, а годы необходимы для подобных дискуссий, чтобы изменить такие ценности.
Но в практике убеждающего воздействия индуктору отпущены, как правило, не годы, а порой даже и не часы. Годы отпущены на это педагогам, воспитателям, но не директору на убеждение своего зама, не политическому лидеру для убеждения митингующих, не депутату, убеждающему своих коллег. «Это» необходимо сделать сейчас, сегодня (не обязательно «сию минуту»): необходимо, чтобы пальто надел сейчас, перед прогулкой; чтобы документ был составлен к вечеру; чтобы пациент (он же— реципиент) начал делать лечебную гимнастику с сегодняшнего дня (в крайнем случае — с завтрашнего); чтобы подследственный рассказал о соучастниках не через год, а как можно раньше (а у него сформирована блокирующая ценность «не выдавать своих»); чтобы покупательница купила «в моем магазине» это пальто, а не то, поскольку то молодежное, а «Ваш возраст, извините...» (а у покупательницы иная ценность — любым способом привлечь к себе внимание).
Во всех этих и им подобных случаях теоретически можно использовать и рациональный путь устранения рассогласования, но на практике, в реальных ситуациях убеждающего воздействия, в деятельности профессионалов-индукторов такие возможности далеко не всегда представлены.
Итак, мы описали две группы ситуаций, когда развитие убеждающей коммуникации с точки зрения рационального воздействия оказывается бесперспективным:
а) когда между коммуникаторами возникает противоречие при оценке вероятности наступления какого-либо события («будет» — «нет, не будет»);
б) когда между коммуникаторами возникает противоречие по оценке значимости какого-либо фактора («это важно» — «нет, это не важно»).
Непринятие реципиентом позиции индуктора в этих ситуациях «рационально неразрешимых противоречий» вызывается либо «барьером вероятности» (как в первом случае), либо «барьером значимости» (как во втором). Преодолеть эти барьеры будет возможно, если возможно иное, кроме рационального, воздействие индуктора на реципиента.
Анализ процесса убеждающей коммуникации, часть которого нами уже осуществлена, показывает, что при развитии этого процесса возможны такие ситуации, когда реципиент принимает позицию индуктора априорно, т.е. без доказательств. Априорное принятие текста возникает в ситуации, когда характеристики личности индуктора настолько превосходили (в лучшую сторону) ожидания реципиента, что тот принимал идею сообщения априорно, не соотнося ее с собственной системой ценностей, что приводило к завершению убеждающей коммуникации.
Априорное принятие — это принятие реципиентом ценностей текста без соотнесения их с собственной системой ценностей, без опоры на доказательства. Принимая в этом случае тезис сообщения, реципиент не требует доказательств, аргументов, подтверждающих значимость идеи индуктора.
Априорное принятие может возникнуть в двух случаях:
а) когда для реципиента индуктор оказывается высшим авторитетом;
б) когда реципиент испытывает эмоционально положительное отношение к личностным характеристикам индуктора — от просто симпатии до влюбленности.
Чем авторитетнее для реципиента индуктор или чем сильнее эмоциональное отношение к индуктору, тем, при прочих равных условиях, больше вероятность принятия позиции такого индуктора без аргументации.
4.Техника формирования аттракции
Техника формирования аттракции относится к психотехнологии воздействия на «я-подсознание».
Есть немало ситуаций, когда убедить человека рациональным путём невозможно. В этих случаях для достижения принятия собеседником Вашего тезиса необходимо добиться априорного принятия Вашего тезиса, которое возможно, если воздействовать на иррациональную сферу психики партнёра по общению. Для этого необходимо формировать аттракцию – расположить собеседника к себе, притянуть его к себе на эмоциональном уровне.
Психологический принцип формирования аттракции – во время делового разговора посылать собеседнику приятные для него сигналы, но так, чтобы он их видел или слышал, но не обращал на них внимания.
4.1. Вербальные психотехнические приёмы воздействия на подсознание
«Имя собственное»
Исходя из названия этого приема, можно было бы заключить, что в его основе — произнесение вслух имени (имени-отчества) своего собеседника, которого Вам надо в чем-то убедить (а для этого, разумеется, предварительно расположить к себе).
Пример 1: В коридоре учреждения встретились два сотрудника, встретились и поздоровались. При этом один из них (назовем его А) произнес: "Доброе утро, Петр Захарович!", а другой (пусть будет П) — "Доброе утро!". Вопрос: кто из них, вероятнее всего, начальник — А или П? Скорее всего, П, т. е. Петр Захарович. Легко решили, исходя из собственного жизненного опыта. А он — этот опыт — свидетельствует: когда встречаются начальник и подчиненный и здороваются, то подчиненные к словам "Доброе утро" или "Здравствуйте", как правило, добавляют имя-отчество своего начальника; а начальники, хотя и знают, как зовут подчиненного, как правило, этого не делают (безусловно, из любого правила есть исключения. Но исключение потому и исключение, что встречается редко. Чаще бывает "как правило".)
По мнению Дейла Карнеги звучание собственного имени для слуха человека — это самая приятная мелодия.
Пример 2: ...Вы едете в автобусе... Кто-то сзади слегка коснулся Вашего плеча. Вы оборачиваетесь: незнакомый Вам человек говорит (с той же вежливой интонацией, как и в первом примере): "Извините (пауза, а затем называет Вас вдруг по имени-отчеству, например: "Извините, Николай Николаевич..)... Николай Николаевич, Вы не подскажете, где мне выйти, чтобы?.."
Комментарий: Паузу после слова "извините" он сделал потому, что был в небольшом замешательстве, неожиданно встретив Вас — знакомого человека — здесь. Это — раз. А во-вторых — вопрос: Вас удивило такое обращение к Вам незнакомого Вам человека? Вероятно, да, ибо Вы не Александр Малинин (представьте его в автобусе!) и не Анатолий Чубайс (даже и представить невозможно), а посему к такому вниманию не привычны. Вот если бы это был молодой человек, а Вы профессор в институте, где тот учится, тогда понятно: это, вероятно, один из Ваших студентов, которых всех в лицо, конечно, не запомнить. Но Вы не профессор, а незнакомец совсем не студенческого возраста. Посему это и удивило Вас. Это — два. А теперь — главное: — это Ваше удивление было бы скорее с каким знаком: с "плюсом" или с "минусом"? Конечно, когда к тебе обращаются по имени, а не просто "гражданин" — это все-таки приятнее. Тем более, когда слышишь это от незнакомого человека, когда тебя вот так узнают на улице, словно ты известная личность. С "плюсом" конечно, с "плюсом".
Но зато от своих — я что-то не замечал, чтобы у меня возникало такое ощущение приятного, когда они меня называют по имени. Говорите: "не замечал" — значит, не осознавали. И это естественно (физиологи говорят, что это из-за адаптации психики к постоянному сигналу — психика "привыкает"). А замечаем только тогда, когда этот сигнал возникает в нетипичной для его появления ситуации (в автобусе незнакомый — и вдруг по имени-отчеству), либо тогда, когда этого сигнала нет в той ситуации, в которой он должен быть.
Пример 3: Вспомните, как некий человек, вместо того чтобы назвать Вас Вашим именем (допустим, Вас зовут Виктором Николаевичем), назвал Вас Владимиром Николаевичем. Каково Вам при этом там — в душе: приятно, совершенно безразлично или немножко неприятно? Скорее не очень приятно.
И понятно почему, хотя человек просто оговорился. Мы, конечно, понимаем, что человек оговорился (Виктор и Владимир — имена в чем-то созвучные: и там и там на "В", и там и там есть "р"), а все равно как-то неприятно (хотя, разумеется, мы и виду не подадим). Это, знаете, примерно так же, как если в переполненном автобусе: одно дело, когда Вас толкнули, задев плечо, а другое — когда задели по лицу. И в том и в другом случае — непреднамеренно, но... лицо не рядовая часть тела, ибо "лицо" и "личность" не просто одного корня. Так и слово, обозначающее имя: перепутал название (имя) улицы (хотя я только что ему назвал) — одно, а перепутал мое название (имя), хотя я тоже только что ему его назвал — совсем другое — не очень приятно.
И получается, что мы не осознаем чувства приятного, когда в обычной ситуации произносят обычным образом наше имя, но тотчас же осознаем чувство неприятного, когда наше имя искажают (когда мы не получаем то, к чему привыкли). Значит, понятно, почему не замечаем чувства приятного от звучания собственного имени из уст наших близких — привыкли к этому "сладкому" и уже не ощущаем (точнее — ощущаем, но не осознаем) этот "вкус".
Пример 4:
Простите, как Вас величать? (Спрашиваю на занятиях одного из слушателей. При этом выбираю наиболее стеничного, т. е. достаточно эмоционально устойчивого)
Вениамин Михайлович, а что?
Да нет, я хотел узнать... Хотя, надо же, какое совпадение! Только перед этой лекцией у меня был очень неприятный разговор с одним человеком, и звали его тоже Вениамин Михайлович. А разговор был неприятным, потому что этот человек опять кляузничал, опять кого-то подозревает, вечно у него кругом враги, прямо какой-то психопат...
Надо было видеть лицо этого слушателя (Вениамина Михайловича) в этот момент: оно постепенно вытягивалось, напрягалось, улыбка, которая была в самом начале нашего диалога, исчезла... Слушатель начинал испытывать явно отрицательные эмоции. И тоже понятно: хотя это и простое совпадение (слушатель разумом знает, что среди его "полных" тезок могут быть и плохие люди), но почему-то ему это слышать было неприятно. Ясно почему — для него словосочетание "Вениамин Михайлович" ассоциируется только с положительными эмоциями.
Итак, звук собственного имени — сигнал "для аттракции". Звучание собственного имени действительно вызывает чувства приятные, хотя люди этого и не замечают (замечают, когда теряют). А, следовательно, этот сигнал отвечает и второму (а не только первому) требованию к сигналам, формирующим аттракцию: он является для человека желательным, вызывает приятные ассоциации, приятные чувства.
Раскроем психологический механизм возникновения аттракции:
- Назвать по имени — проявить интерес к личности.
- Внимание к личности — утверждение этой личности.
- Утвердить личность — сделать ей приятное.
- Сделать человеку приятное — вызвать притяжение к себе.
Итак, Вы произнесли вслух имя Вашего собеседника, следовательно, проявили внимание к его личности, следовательно утвердили его (в глазах) как личность следовательно, вызвали у него (помимо его воли) положительные эмоции, следовательно, сформировали у него аттракцию — невольную тягу к себе.
Вот так объясняется, почему этот прием — "Имя собственное" — является приемом формирования аттракции.
«Золотые слова» - приятные слова, содержащие небольшое преувеличение каких-либо положительных сторон человека, сказанные попутно, мимоходом, без акцентуации внимания на этих словах.
Вспомним еще раз общий механизм действия всех этих приемов формирования аттракции:
- в конечном счете необходимо, чтобы у собеседника помимо его воли возникло чувство приятного, связанного с его партнером по общению;
- чтобы выполнить условие "помимо его воли", необходимо адресовать приятный сигнал не сознанию, а подсознанию собеседника;
- чтобы выполнить это условие, необходимо так направить приятный сигнал собеседнику, чтобы он увидел или услышал его, но не обратил на него внимания. И тогда по всем законам психологии этот сигнал уйдет в подсознание (и собеседник не будет знать, что в его подсознании существует этот приятный для него сигнал), а оттуда — в виде недифференцированного (нечеткого, неопределенного) чувства (в данном случае — приятного чувства) будет влиять на сознание, приводя собеседника примерно к таким мыслям: "...что-то в нем все-таки такое приятное есть..."
По отношению к приему "Золотые слова" все это выглядит примерно так: сделать человеку комплимент, но так, чтобы он его услышал, однако — не обратил бы на него внимания!
Правила применения приёма:
встраивать слова-комплименты в общую фразу;
не делать пауз;
фразу конструировать так, чтобы после комплимента следовал содержательный текст; чем длиннее общая фраза после слов-комплиментов, тем лучше;
весьма желательно выстраивать высказывание так, чтобы часть общей фразы после слов-комплиментов содержала нечто такое, что захватывало бы внимание слушающего.
Очевидно, что техническое исполнение приема "Золотые слова несколько сложнее, чем приема "Имя собственное". Но зато и эффект будет сильнее, если, конечно, — по всем пунктам правила.
Все это не очень сложно осуществить, если под рукой имеются готовые комплименты. Но как оказывается, на пути их подготовки немало подводных рифов, которые могут свести на нет всю последующую технику. Поговорим о них, а главное — попробуем научиться их преодолевать.
В самом деле: можно научиться прекрасно встраивать эти слова в "общую фразу", но что это могут быть за слова — вот в чем вопрос.
Делая человеку комплимент (пока "комплимент", а не "золотые слова"), Вы ему как бы говорите, что у него есть вот такое-то положительное качество и оно у него вот на столько-то выражено (Вы называете степень выраженности чуть большую, чем у него на самом деле). Но вся беда-то в том, что Ваш собеседник может:
а) данное качество не считать положительным качеством личности (например, есть люди, для которых "добродетель" вовсе не положительная черта);
б) воспринять сказанное Вами иначе, а не так, как Вы хотели бы;
в) подумать, что Вы очень сильно преувеличили, гипертрофировали или, наоборот,
г) преуменьшили, ибо он полагает, что это качество у него раз
вито (выражено) значительно сильнее, чем Вы представили.
Во всех этих четырех случаях комплимент не будет комплиментом (и уж никогда не превратится в прием "Золотые слова", поскольку, как бы Вы ни старались скороговоркой произнести эти слова, собеседник все равно на них — по указанным выше основаниям — обратит внимание), а посему необходимо это учитывать. Сформулируем сказанное в виде правил.
Правила формулирования комплиментов:
1. Учитывайте возможную инверсию. Например, человеку, который весьма негативно относится ко всякого рода комплиментам (бывают такие), говорят: "Я слышал, Вы блестяще умеете делать комплименты! Вот бы мне так же научиться!" — реакция будет прямо противоположной ожидаемой Вами.
Без двусмысленности. "Слушая Ваши диалоги с людьми, я каждый раз удивляюсь Вашей способности так тонко и остроумно уходить от ответов!" Оно конечно, быть остроумным и тонким дискутантом вроде бы и хорошо, это с одной стороны, но с другой — "уходить от ответов" — это все-таки не добродетель для профессионального дискутанта. О каком из этих двух качеств говорил делавший комплимент — вопрос. Таких вопросов, как Вы сами понимаете, быть не должно.
Не гиперболизируйте. "Я всегда поражаюсь Вашей пунктуальности и аккуратности", — сказали человеку, который знает, что ходят просто анекдоты о его несобранности и рассеянности. Он, конечно, хотел бы (скорее всего) быть и аккуратным, и пунктуальным, но, увы, он трезво понимает, что ему очень далеко до этого, и Ваше "небольшое преувеличение" для него недосягаемая мечта, гипербола!
Учитывайте "высокое мнение". У Вашего собеседника это качество, предположим, развито сильнее, чем Вы "преувеличили". Например, некто — врачу: "Можно поразиться только этому Вашему мастерству! Как Вы за несколько минут смогли определить, что у него аппендицит?!" Смешно. Для практика-хирурга это элементарно, и врач прекрасно знает, что он способен и на большее. А говоривший ему этот "комплимент" недоучел такого "высокого мнения" о себе этого человека и получил в свой адрес лишь легкую ухмылку.
Без дидактики! Это правило заключается в том, что комплимент должен констатировать, т. е. утверждать наличие той или иной характеристики (утверждать с небольшим преувеличением), но не содержать рекомендаций по ее улучшению. "Тебе надо быть более уверенным!", "Тебе бы к лицу была легкая косметика" — назидание!
Без "приправ". Это правило касается не самого содержания комплимента, а тех добавок с негативным оттенком, которые нередко следуют за ним. Мы уже приводили такие примеры, когда человеку делался комплимент по поводу его "золотых рук" и тут же — "а вот язык твой — враг твой!"; или по поводу умения располагать к себе и тотчас же — "только бы это — да в мирных целях!". Не могут некоторые без ложки дегтя, ну никак не могут! А в результате вместо приятного чувства этот сигнал вызывает чувство обратное.
Соблюдая эти правила, Вы никогда не окажетесь в двусмысленном положении, а Ваши слова-комплименты имеют все шансы превратиться в прием "Золотые слова".
Психологический механизм действия приёма "золотые слова"
человек услышал в свой адрес комплимент по поводу определенного качества его личности;
благодаря функционированию установки на Желательность этого качества оно на уровне подсознания принимается за реальность;
возникает чувство удовлетворения;
чувство удовлетворения всегда сопровождается возникновением положительных эмоций (чувство приятного);
возникшие положительные эмоции связываются по закону ассоциации с их источником и переносятся на того, кто их вызвал;
в соответствии с законом максимизации наград возникает притяжение к этому человеку, т. е. аттракция. Что и требуется от этого приема (как и от всех остальных приемов расположения людей к себе).
«Любимая тема» - заведите разговор на любимую тему собеседника. Речь идет о таких темах, которые необязательно самые любимые (как мать — о своем малыше!), а может, очень интересные, актуальные, значимые для данного возраста.
На какую тему с удовольствием бы стали вести разговор (или поддерживать разговор) 15—17-летние молодые люди? Еще лет пять назад — о технике, а еще раньше — о спорте (знали наизусть и в лицо всех хоккеистов сборной СССР), а вчера не было для них более интересной темы, чем о музыкальных группах. Собирались, обсуждали очередной ВИА-мотылек, и не зависело это от воспитания, достатка в семье, "двоек" или "пятерок" в школе. Ибо была эта тема "кастовой" для данной возрастной группы.
Кроме этого любимой темой может быть хобби, увлечение, смысл жизни.
Одна из сотрудниц очень любила всем на работе рассказывать про своего малыша Ванечку. Не проходило дня, чтобы она не попыталась рассказать кому-нибудь: "...знаете, а он вчера ко мне подбегает и..." Для нее тема "Ванечка" — тоже суть ее жизни, как для молодого человека — "бизнес", как для 14-летней девочки — "любовь", а для нумизмата — история монет, для филателистов — марки... Кстати сказать, у всех, у кого есть подобного рода хобби, — у любителей макраме или собирателей старинного оружия, у заядлых цветоводов или любителей старинных автомобилей — тема их хобби — самая любимая тема на свете. Тот же селекционер-цветовод может стоять у какого-нибудь невзрачного цветка и рассказывать о его "родословной" прямо-таки с упоением!
Каждая из этих тем для данного человека является более важной, чем другие, занимает много места в системе его ценностей. Причем вовсе не обязательно, чтобы предмет обсуждения обладал для этого человека притягательной силой (как Ванечка или монеты для нумизмата); тема "сосед-параноик" тоже актуальна, ибо от особенностей предмета обсуждения зависит душевное благополучие, как и от темы "гипертония" — благополучие физическое.
Какая бы тема для Вашего собеседника ни была актуальной, если Вы ее затронули — Вы проявили интерес к данной личности, обратили внимание на то, что для нее значимо. Обратили внимание.
Кроме всемирно известных персон (а также психически нездоровых людей) все остальные люди испытывают чувство удовлетворения от того, что им оказывают знаки внимания. Значит: внимание к личности --- чувство удовлетворения.
Удовлетворение любой потребности всегда сопровождается появлением положительных эмоций. Так уж устроила природа, иначе не было бы стремления к удовлетворению своих потребностей, не было бы стремления к прогрессу, к самой жизни. И тогда: внимание к личности --- чувство удовлетворения --- положительные эмоции.
В силу уже известной нам стратегии поведения — стремления к максимизации наград (и к минимизации наказания) — человек всегда стремится туда или к тому, что вызывает у него чувство приятного. А называется это стремление к источнику положительных эмоций, как нам уже хорошо с Вами известно, аттракцией. И тогда: внимание к личности --- чувство удовлетворения --- положительные эмоции --- стремление к их источнику --- аттракция!
По этому механизму по сути дела работает любой прием расположения людей к себе. Что же касается специфики данного приема — "Любимой темы", то она может быть сформулирована так: Если тебе интересно то, что интересно и мне, тогда "ты и я — мы с тобой одной крови!" (Маугли) Отсюда: покажите ему, что Вы его "соплеменник", что Вы его "единомышленник", что то, что его радует, радует и Вас, что его печалит, печалит и Вас, и тогда: "Ты и я — мы с тобой одной крови!"
Пример: рассказ директора
«Однажды, из областного управления на мое имя поступила телефонограмма, из которой следовало, что необходимо срочно представить в управление справку (статистический отчет) и чтобы сам руководитель, т. е. я, привез ее в управление и представил начальнику. Вероятно, как я понял, должна быть еще и беседа. И все это необходимо завтра.
Я оперативно даю указание своим сотрудникам подготовить данные по этой справке; к вечеру она была отпечатана, и утром я отправился на "газике" в областной центр. Когда примерно через три часа (наши дороги!) приехал в управление, то, не мешкая, сразу же, как и требовалось в телефонограмме, направился к начальнику управления. Но когда я вошел в приемную, то был остановлен секретаршей. Как потом я только узнал, она была не просто секретарем начальника, а его верным стражем, скорее — настоящим цербером, который никого к своему начальнику так просто не пропускал. Но узнал я все это позднее, только на своем опыте.
"Вот, — говорю, — привез справку из... В телефонограмме было сказано, чтобы я ее передал Николаю Наумовичу. Он у себя?"
"Ну-ка, дайте-ка я посмотрю, что Вы там написали?"
Хотя ее высокомерный тон меня и покоробил, но в позу вставать не стоило.
"Вот, — говорю, — пожалуйста, все как велели".
Взяв в руки документ и бегло просмотрев его, она высокомерно-покровительственно:
«Ну здесь штамп не нужен».
«Ну, не нужен, так не нужен».
"А эти цифры в скобках, — продолжала она, — их надо раскрыть! Нет, такой документ он не примет! Идите, переделайте, тогда приносите".
Легко сказать "идите, переделайте"! Это не на ту сторону улицы перейти, а 80 км туда, 80 км обратно и еще столько же. В общем день сюда, день на переделку и обратно в область — три дня не меньше уйдет на эту справку, которая скорее всего никому и не нужна будет. А время-то как раз горячее было — час дорог, не то, что день, тем более три дня. Пытаюсь объяснить. Но она меня уже как будто и не видит; вот так, буквально — в упор не видит. Дверь в кабинет начальника управления собой как амбразуру закрывает. Не драться же с ней, в самом деле?!
Ну, потоптался я, потоптался, а делать нечего. Вышел из приемной и пошел в один из отделов, где у меня друзья работали. Захожу, плачусь им в жилетку. Они мне сочувствуют и тоже: "Да не человек она, а прямо змея подколодная! Как ее только начальник терпит. Для нее человека унизить - просто удовольствие!.."
И тут, я вспомнил о приёме «любимая тема». Вообще-то если честно, то до этого случая я, конечно, не каждый день их использовал, а тут, что называется, жизнь заставила. Спрашиваю у своих друзей: мол, что-нибудь святое-то у нее за душой есть ли? "Что ты, — отвечают, — это вообще... не человек, мы ее "железной леди" зовем". — "А может быть, она чем-нибудь увлекается?" — "Да откуда. Хотя... помнится... в позапрошлом году кто-то из наших был у нее дома, так там прямо какой-то кошмар — не квартира, а целая оранжерея, как в лаборатории, — цветочки разводит. Все там что-то скрещивает, опыляет... В общем на этом деле она немного того... Хотя... правда, в городе говорят, что она специалист. Но кажется, что это у нее заскок, пунктик".
Конечно, это козырь, ведь они все такие — эти фанатики, только заговори с ними! Но если бы я в этих цветочках что-нибудь понимал?! А то ведь георгин от хризантемы не сразу отличу! Но как говорится, терять мне нечего, и я, узнав ее имя-отчество, бодро зашагал снова в приемную, на ходу придумывая вопрос о цветочках...
Когда она увидела меня снова на пороге приемной, ее реакция была мгновенной:
"Я же сказала, что он не примет документ в таком виде!"
Вероятно, она решила, что я пришел ее уговаривать. Видно, так многие поступали.
"Что Вы, В.В., — говорю я, — я не по этому поводу. Просто хотел у Вас проконсультироваться по одному частному, даже личному вопросу. Если, конечно, можно, а?" И, не дав ей как следует осознать услышанное (где это видано, чтобы наш брат — директор — у нее просил частную консультацию она всех восстановила против себя), я, что называется, бросился в атаку:
"Я знаю, В.В., что Вы известный в области специалист по цветам. Об этом говорят не только в городе. Даже у нас в поселке Вас знают как специалиста по этому делу. А можно ли у Вас получить по этому поводу небольшую консультацию, а?"
От директора, которого она только что, извините, "отфутболила", она ожидала услышать все, что угодно, но не это. Униженные просьбы ("может, все-таки можно, а?") — да; угрозы ("на Ваше хамство я буду жаловаться") — да; ответную грубость — да! Ко всему такому она привыкла как к нормальному ходу вещей. И поэтому, наверное, мое начало было для нее неожиданным и несколько обескураживающим. "Ну, что там у вас?" Ее интонация была не дружелюбной, но и не такой враждебной, как в разговоре о справке. И тут, откуда только у меня фантазия взялась, до сих пор удивляюсь: "Понимаете, В.В., дело в том, что моя жена решила тоже разводить цветы. Но она в этом ничего не понимает! А Вы же понимаете, что это требует всяких знаний... Вот Вы-то специалист в этом деле, и для Вас многие подобные знания — азбука, а она, действительно, ровным счетом ничего... Вот вчера мы весь вечер, например, проспорили, как зимой хранить луковицы гладиолусов (Господи, слава Богу, вспомнил, что есть такие!): она считает — в песке, а я думаю просто на проточном воздухе. Понимаю, В.В., для Вас-то это элементарный вопрос, а нам... ведь загубим же все с самого начала, а?"
"Ну, какая же глупость — "в песке"! Действительно, берутся, а потом все губят. Вы вот что сделайте, — как учительница в классе произнесла она, — вытащите луковицы из этого дурацкого песка, хорошенько их отряхните, а затем..." — в этот момент я достал свою записную книжку, ручку и стал торопливо записывать все, что она говорит, попутно придумывая новый вопрос. Лишь бы она остановилась! Лишь бы ее разговорить, ведь они же все такие фанатики. Ну, следующий вопрос мне было придумать уже попроще "Скажите, В.В., а как Вы думаете, в нашей полосе в какое время лучше высаживать гладиолусы?
И постепенно пошел такой активный разговор, она с таким увлечением стала мне давать совет за советом, что мне и спрашивать не надо было. Я был весь внимание! А она, что называется, села на своего конька... Полтора часа она меня учила, как выращивать эти гладиолусы! Правда, нас прерывали — кто-то входил, кто-то звонил, но она умудрялась не терять нить нашего разговора. А я все записывал и записывал. А тон ее!.. От былого высокомерия не осталось и следа. Проникновенно и, как бы я сказал, даже вроде задушевно она уже сама переспрашивала: "Так Вам это понятно?" — и легкая улыбка... А я благодарил и кланялся...
И когда разговор уже подходил к концу и я ее заверял, что теперь-то в своем поселке стану "самым-самым" специалистом по гладиолусам ("Нет, я конечно же расскажу, кто меня учил, ведь Ваше имя — это как фирма!"), и я уже откланивался, она вдруг, зачем-то посмотрев по сторонам, доверительно мне так сказала:
"Знаете что, а по поводу Вашей справки, я думаю, мы сделаем так: Вы отдайте ее мне; все равно, я думаю, что он не заметит этот штамп".
Вот на это я и рассчитывал. Теперь-то, конечно, я понимаю, что хотя и было сказано, чтобы директор сам привез и "лично" отдал начальнику управления, но, как часто оказывается на самом деле, все это и необязательно, можно и через секретаря. Понял я, что справка пошла бы в дело и с этим штампом, и с этими скобками. Как теперь понимаю, все это было не принципиально для дела. Но было принципиально для нее. Ей же нужно было самоутверждаться!"»
4.2. Кинетические психотехники воздействия на подсознание
Положение головы.
При анализе положения головы учитывают два параметра: наклоны головы (вперёд-назад или в сторону) и повороты головы (к собеседнику или не к собеседнику).
«Голова агрессора»
«Голова властелина»
«Голова внимающего»
«Голова президента»
Положение корпуса.
Мимика, контакт глаз, улыбка.
Жесты.
Положение ног.
Дистанции общения.
5. Техника контраргументации
1. Психотехника «Перо и бумага» - краткая фиксация каждого аргумента, сопоставление приводимых аргументов между собой на предмет их возможного противоречия, классификация значимости аргументов, подготовка контрдовода.
2. Психотехника «Да – но» заключается в том, что «согласная» часть ответа должна сформировать у собеседника ситуативные положительные эмоции, которые по закону индукции будут в качестве позитивного фона облегчать принятие «несогласной» части.
Правила формулирования «согласной» части:
- найти повод для согласия с какой-либо частью высказывания оппонента,
- содержание «согласной» части ответа не должно противоречить действительности,
- содержание «согласной» части ответа не должно противоречить второй части,
- «согласная» часть не должна быть лаконичной, необходимо, чтобы оппонент успел осознать эти приятные для его слуха слова и прочувствовать их,
- по этой же причине не следует эту часть ответа произносить скороговоркой, необходимо делать паузы,
- интонация первой части не должна быть «отрицающей».