Судьба отслужившего воина в рассказе В.П.Астафьева "Тоска по вальсу"

Тема :  Судьба отслужившего воина в рассказе В.П. Астафьева  «Тоска по вальсу»

 Цели:  познакомить обучающихся с особенностями литературного творчества В.Астафьева; проанализировать проблематику рассказа и выяснить замысел автора;

провести детальный анализ художественного текста

способствовать процессу духовного развития, формированию нравственных ценностей, обращаясь к памяти исторической, памяти человеческой.

Ход урока

«Не будьте равнодушны,

  ибо равнодушие смертоносно для души человека» .

М.Горький

1. Вступительное слово учителя

- Сегодня на уроке мы будем говорить о замечательном человеке, прекрасном писателе В.П.Астафьеве.

Виктор Петрович слыл человеком неугомонным по складу характера. У него всегда имелось собственное мнение по принципиальным вопросам, и он или умел доказать его или отстаивал собственную истину до конца. Не сверяясь при этом ни с временем, ни с личностями, ни с правдой.

......Это видели многие. Писатель не только владел словом, но и логикой, способностью предчувствовать будущее и давал прошлому свою собственную оценку. Не всем его суждения приходились по душе. Однако в подсказчиках и советчиках он мало нуждался. Вот почему мнение о нем современников самое противоречивое.

2.Сообщения о жизни и творчестве  В.П.Астафьева  (опережающее задание)

 3.Слово учителя

- Велик талант писателя. Он создал  много книг о войне, о мире, о детях, о природе, и каждая из них пропитана радостной музыкой человеческой души. Произведения, вышедшие из-под пера  писателя, хорошо известны в нашей стране и за рубежом. Это многочисленные рассказы и повести: «Перевал», «Стародуб», «Кража», «Звездопад», «Пастух и пастушка», «Последний поклон», «Царь-рыба».

По мнению современных критиков, "Астафьев - музыкант человеческой судьбы". Сам писатель говорил так: "Нет страшнее доли - остаться человеком наедине с собой, заблудиться в потёмках своей души, окаменеть в самом себе". Действительно, в своих книгах он размышляет о жизни, нашей действительности; думает о человеке, относясь к нему бережно, с огромной любовью; наблюдает за окружающей природой, частью которой и является человек. Творчество Астафьева по праву преподносит читателям жизненные уроки и вселяет надежду на то, что "завтра наступит ясное утро". Ведь каждому из нас "так хочется жить", жить достойно и счастливо.

Я надеюсь, ребята, что вы заинтересовались произведениями В. Астафьева, его личностью, стремящейся к правде. А сейчас мы переходим к изучению  рассказа «Тоска по вальсу». 

4. Идейно-художественный анализ рассказа Астафьева "Тоска по вальсу".

   А) Словарная работа

Тоска -  Тоской называют неприятное чувство, которое испытывает человек, когда сожалеет о каком либо плохом событии, которое уже случилось … стеснение духа, томление души, мучительная грусть; душевная тревога, беспокойство, боязнь, скука, горе, печаль, скорбь.

Вальс – парный бальный танец. «Вальс –  символ юности, любви, жизни».

Белый – символ чистоты, невинности, молодости, свежести

Равнодушие - Состояние равнодушного человека, безучастное, лишенное интереса, пассивное отношение к окружающему.

Инвалид - с франц. отслуживший, заслуженный воин, неспособный к службе за увечьем, ранами, дряхлостью. (Даль)

Б) Работа с эпиграфом

в)Чтение с элементами беседы. (рассказ в приложении)

1.Что за историю поведал писатель в своём произведении? Как мы знакомимся с главным героем рассказа, что мы знаем о его молодости и жизни после войны?

(В основе произведения лежит трагическая судьба солдата-инвалида. Мы знакомимся с героем уже после его смерти. Он ветеран войны, награжден медалями. Всю свою жизнь, после окончания боев он провел в этом для инвалидов).

2.Почему автор такое большое внимание уделяет описанию жизни обитателей дома инвалидов?

(Астафьев показывает как живут эти люди, чтобы подчеркнуть их одиночество, заброшенность в современном мире)

3. Какая странность отличала героя рассказа от остальных обитателей дома престарелых? (Он любил музыку и тосковал, плакал, когда звучал вальс).

4. Какую символику несет в себе вальс, слова звучащие из динамика, что он значит для нашего героя? ( Символ молодости, утраченных надежд, любви)

5.Как проходят похороны героя? Найдите фрагменты текста, где это описано.

( Молча, сказать о герое его соседям нечего. Плохо струганый гроб, бахрома на гробе из столовых салфеток)

6. Как обитатели дома инвалидов по особенному  решили проводить в последний путь героя? (Они заказали для него музыку, собрав по 20 копеек)

7. Как отреагировал на просьбу инвалидов парень, работавший на танцплощадке? Каковы его человеческие качества. Что для него важнее деньги и выпивка или последние почески герою войны?

( Он не хотел помогать им, пока инвалиды не высыпали ему свои деньги.)

8. Для чего автор рисует в конце рассказа образ девушки в белом, кружащейся в ритме вальса?

9. О чём заставил задуматься Астафьев своих читателей?

(Рассказ заставляет задуматься о равнодушии, о том как порой коротка бывает человеческая память.  Что есть мы? Что есть жизнь? Какова её цена?).

10. Актуальны ли проблемы поднятые в этом рассказе Астафьевым в современном мире? Часто ли мы бываем равнодушны к окружающим людям?

Подведение итогов урока, проведение рефлексии

 синквейн к слову ветеран

Домашнее задание:  прочитать рассказ «Людочка», проследить, как меняется манера изображения писателем  нравственного состояния современного общества

Рассказ Виктора Астафьева «Тоска по вальсу»

Из районного дома инвалидов провожали упокоенного. Это совершалось здесь часто, почти каждый день, и было, можно сказать, делом привычным и будничным. Буднична и привычна была и среда, и обстановка: казенный, не очень гладко струганный гроб, казенная пирамидка из четырех досочек, чуть почище, чем гроб, струганных и сбитых вместо гвоздями, наверху крестик или звездочка — в зависимости от желания покойного, если он успевал сказать «последнюю волю». А кто не успевал, сплошь набивали звездочки.

И покойник был обыденным: в черном просторном пиджаке, давно, видать, купленном, с подкладными еще плечами, в сереньком, с резиночкою галстуке, завязанном еще на фабрике, в казенных брезентовых тапочках, которые шили сами для себя инвалиды. На подушке из красного бархата, сильно потертого и исколотого от многократного пользования, висели тусклые медали «За отвагу» и «За победу над Германией» с пыльно обмахрившимися ленточками. Под ними плотным рядом расположились уже послевоенные, юбилейные медали и своею блескучей новизной, пестрядью ярких красок и ленточек глушили те, старые, боевые медали.

Покойный был инвалид войны и жил в этом доме долго, с ноября 1949 года — явствовало из похоронных документов, Долго жил. Тихо. Научился здесь столярному ремеслу и, пока мог, делал по дому что умел. И гробы тоже делал, и пирамидки. Потом остарел и сделался так болен, что ничего работать не мог. Последние два года жил и вовсе себе и людям в тягость — лежал на койке, окончательно и виновато стихнув.

В доме инвалидов имелась похоронная ячейка, составленная из самих жильцов, еще бойких на язык и на ногу старичков и старушек. В задачу ячейки входило заниматься снаряжением и проводами покойных, и также составлять и говорить речи у гроба тех, кто их заслуживал, — таких клали в обитые красной материей домовины и выставляли для прощания в красном уголке. Но мероприятие это вызывало столько ссор, нареканий, кривотолков и нервного недовольства — всем хотелось в красный гроб и в красный уголок, что администрация невеселого пристанища в конце концов вынуждена была отказаться от выделения рангов и заслуг покойных, и теперь всех хоронили одинаково. Однако если кто имел чего сказать хорошее об отправляющемся в последний путь товарище по жилищу, то мог все это сделать на крыльце дома, где ненадолго опускали на пол домовину перед тем, как ее заколотить и поместить в кузов грузовой машины, принадлежавшей дому и перевозившей всякий без исключения груз.

На кладбище старики ездить не любили, особенно в осеннюю, зимнюю пору — холодно и далеко обратно брести. Прощались деловито, молча. Которые инвалиды крестились, которые смахивали слезы с глаз, которые виновато норовили что-то поправить в домовине и на покойном.

Этот солдат-инвалид и помер той же порой, что и поступил сюда, в ноябре.

Дула первая снежная метель, и товарищи его, ежась, думали, что могилу, вчера еще вырытую, забило снегом и кладбищенские рабочие конечно же не станут чистить ее, так в податливой пленкой обвисший снег и всунут гроб, так мерзлыми комками его и забросают, да, впрочем, какое это имеет значение — у всякого не только жизнь и смерть своя, но даже пора родиться или умереть — своя, и могила своя — в чужую не заляжешь.

Так о покойном никто и ничего не сказал — нечего было, не накопил он материалу для речи, а вот странность одну имел, и инвалиды, потакая ей, собрали по двадцать копеек с брата и заказали музыку для покойного.

Сзади дома инвалидов, за пустырем, был квадрат земли в два гектара, обсаженный тополями, лиственницами и горной колючей акацией. Посреди этого квадрата сколочена из толстых плах танцплощадка, за нею будка для музыки, и отдельная будка — для молодежных патрулей и дежурного милиционера. Инвалиды хоть и плевались, глядя на то, что называется нынче танцами, осудительно качая головами, говорили: «Шоркаются и шоркаются принародно!..» — но неизменно сюда волоклись, как только начинались танцы, садились на траву. Те, что были помоложе или выпившие, иной раз в круг затесывались и такую ли распотеху устраивали…

Никогда не ходил на танцплощадку инвалид-солдат. Он, лишь только занималась музыка, начинал плакать, и никакие таблетки и уколы не помогали ему. Он надолго лишался сна, ходил серый, погасший, как бы даже и перед собой виноватый. Его пытались расспросить, и он пытался объяснить, что с ним, но ничего внятного и вразумительного сказать не мог, а только мял рубаху на сердце: «Тоска! Тоска тут, тоска…»

Тоску инвалиды понимали, и недальний, привычный путь к ней тоже поняли: инвалид не успел до войны не только жениться, но и влюбиться, а с войны явился больным, дряхлым. Но ему тоже хотелось любить, ходить на танцы, гулять, может быть, даже и музыке выучиться.

Особенно безутешно плакал он, когда духовой оркестр исполнял «Вальс цветов», — прямо заходился в слезах, захлебывался ими. Но оркестр по причине отставания от моды распался. В будке установили проигрыватель, на будку выставили динамик, и он оглашал и оглушал окрестность новой музыкой, среди которой «Вальса цветов» не было. Зато сыскался «Белый вальс». Его-то и попросили инвалиды «вертеть».

Заспанный парень с вяло опавшими плечами, на которых спутанной гривой валялись волосья, не понимал, чего от него хотят инвалиды, а когда уразумел, сопротивляться начал: «Закрыто ж! Холодно ж! Да я и ключ потерял…» — «Постарайся, друг! Дело такое… редкое. В человеке болесь особенная была…» — уламывали парня инвалиды.

Когда парню высыпали в пригоршни монеты, он, мягчая настроением, тряхнул грязной гривой: «Ну, вы даете! Во сколько надо-то? — И, узнав во сколько, оживился: — Я еще и опохмелиться успею!»

Он сдержал слово, под мышкой принес ящик для музыки, оторвал ломиком дверь в будке, подсоединил провода к динамику — и за пустырем так славно, так трогательно зазвучало:

Вальс над землей плывет, Добрый, как друг, и белый, как снег. Может быть, этот вальс Нам предстоит запомнить навек…

Музыку трепало ветром, трепало и бахрому на гробе, сгармошенную из столовых синеньких бумажных салфеток, ворошило на голове покойного слабенькие, как бы в детском возрасте остановившиеся волосы. Раз-другой во дворе дома инвалидов крутануло снежный вихрь, а на танцплощадке как возник беленький, на одну тонкую ножку насаженный султанчик снега, так все не опадал, все кружился, кружился, и за тополями, звенящими под ветром редкими мерзлыми листьями, опохмелившийся районный маэстро все гонял и гонял заказанный вальс. Провожавшие покойного подняли гроб, понесли к машине.

Музыка вновь слышна, И на глазах у всех К вам я сейчас иду…

Сунули гроб в машину, закрыли задний борт кузова. Но еще до того, как нажать шоферу на стартер и перечеркнуть визгливым моторным звуком вальс, певица успела молвить вослед навеки уходящему воину:

Я пригласить хочу на танец вас и только вас!

И когда ушла машина и совсем просторно стало на пустынном инвалидном дворе и все провожающие укрылись под крышей дома, долго еще над пустырем носило ветром музыку, а на танцплощадке все круче, все тоньше завивало снежный вихорек, и глядевшим сквозь мутные стекла инвалидам казалось, что там, на плахах, занесенных первой порошей, кружится девушка в белом, так и не дождавшаяся своего партнера на танцах, и кружится быстрее, быстрее, чтоб не было видно залитого слезами ее все еще юного лица.