Вместо супа – Бурда из столярного клея, Вместо чая – Заварка сосновой хвои. Это б все ничего, Только руки немеют, только ноги Становятся вдруг не твои. Только сердце Внезапно сожмется, как ежик. И глухие удары Пойдут невпопад… Сердце! Надо стучать, если даже не можешь. Не смолкай! Ведь на наших сердцах – Ленинград! Бейся, сердце! Стучи, несмотря на усталость, Слышишь, город клянется, что враг не пройдет! …Сотый день догорал. Как потом оказалось, Впереди оставалось еще восемьсот. (Ю. Воронов) Чернавский Петр: В Ленинграде узнали, что такое дистрофия, начинающаяся с резкого похудания и заканчивающаяся изменениями в структуре организма. А к ней ещё прибавилась цинга. Кровоточили десны, качались зубы. Ученики умирали не только дома, на улице по дороге в школу, но и случалось, даже в классе. Человек был обречен. Так не стало и маленькой девочки Тани Савичевой. Сценка «Таня Савичева» Таня Савичева - Вера Конопко Шмырина Мария: На берегу Невы, В музейном зданье, Хранится очень скромный дневничок Его писала Савичева Таня. На сцене закутанная в платок девочка, она сидит за столом и при свете огарка свечи пишет. ( Вера Конопко)
Таня Савичева: Я - ленинградская школьница Таня Савичева. Таких как я, было очень много. Во время блокады я вела дневник. Вот записи из него: "Женя умерла 28 декабря в 12.30 утра 1941 год. Женя - это моя сестра. Сценка. Таня Савичева: Тетрадка, тетрадка В линеечку косую. Одни примеры пишут, А я войну рисую. И смерть идет с косою В линеечку косую. «Бабушка умерла 25 января в 3 часа дня 1942 года». Таня Савичева: Коптилка – мой фонарик. Лица не различишь. Да здравствует сухарик! Но он мне сниться лишь. Ни маковой росинки. Зато дают бурду. И плавают крупинки В тарелке, как в пруду. Таня Савичева: «Лека умер 17 марта в 5 часов утра 1942 года». Очень трудно писать слово «умер». У Леки был свой угол, отгороженный шкафом. Он там чертил. Зарабатывал деньги черчением. Он был тихий и близорукий, ходил в очках. И все скрипел своим перышком, рейсфедер оно называется… Лека умер… Умер Лека…» Голос за кадром (Климович Алиса): Она уронила голову и долго не могла ее поднять. И все, что происходило дальше, было как во сне. Она была и как бы не была в этом страшном блокадном мире. Таня Савичева ( Вера Конопко): Расскажи нам, старая чернильница, Как в тебе чернила застывали. Расскажи, как можешь, печка бывшая, Как мы в дни блокады горевали. Но молчит чернильница. Печь к теплу дорогу не покажет, Про огонь забывшая. Только хлеб живой. Он все расскажет. Сто двадцать пять блокадных грамм С огнем и кровью пополам… Голос за кадром ( Климович Алиса): Хлеб не ушел, не покинул дом, только превратился в тоненький ломтик, прозрачный, как кленовый листок. Ломтик лежал на Таниной ладони. Не просто хлеб – блокадный паек. Таня Савичева: Вы знаете, как едят блокадный хлеб? Нет? Я раньше тоже не знала… Надо положить пайку на ладонь и отломить крохотный кусочек. И долго-долго жевать его, глядя на оставшийся хлеб. И снова отломить. И снова жевать. Надо как можно дольше есть этот крохотный кусочек. А когда весь хлеб будет съеден, подушечками пальцев соберите на середину ладони крошки и прильните к ним губами, словно хотите поцеловать их… Чтобы ни одна крошка не пропала… ни одна крошечка. «Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи 1942 года… Дядя Леша 10 мая в 4 часа дня 1942 года…» Звучит фонограмма «Взрывы» Голос за кадром (Климович Алиса ) За окном завыли сирены. Раздался оглушительный треск. Стены вздрогнули. Дом тряхнуло. Люстра закачалась как при землетрясении. По потолку, как молния, пробежала кривая трещина. Упала штукатурка. Таня держалась спокойно: человек ко всему привыкает. Даже к бомбежке. Таня Савичева: Не все ли равно, отчего умирать. Может быть, от голода еще больнее. Голос за кадром ( Климович Алиса) : Таня, уезжай на Большую землю, там есть хлеб, там жизнь. Таня Савичева: Я не могу уехать без мамы. «Мама умерла 13 мая в 7 часов утра 1942 года… Савичевы умерли… Умерли все… Осталась одна …Таня…» Голос за кадром (Климович Алиса): Ее голос оборвался. Но под сводами ледяной комнаты, как эхо, зазвучали другие голоса, такие же приглушенные, охрипшие: Осталась одна Валя… Остался один Вадим… Осталась одна Катя… Женя… Кира… Все уходят |