Сценарий литературной гостиной по творчеству Юлии Друниной

«Я родом не из детства – из войны».

Вечер поэзии Юлии Друниной.

Участники: 5 школьников+ учитель

Слайд 1

Начало вечера. Звучит запись песни А. Розенбаума «А мо­жет, не было войны».

Слайд2 Слово учителя. Каждый год отмечаем мы День Вели­кой Победы, день святой народной памяти. Однако в наше смутное время все реже вспоминаем имена, составляющие славу Отечества. Не слышно их в эфире, забитом рекламой и эстрадными воплями. Одних казнят молчанием, других - клеветой. Разрушители России стараются исказить отечественную историю в глазах молодежи. Слово «патриот» стало ругательным. Мы же хотим отдать дань уважения людям, которые воевали и победили.

Мы расскажем о поэтессе Юлии Друни­ной, прошедшей санитаркой всю войну и сохранившей о ней па­мять на всю жизнь. Юлия Друнина принадлежит к поколению, юность которого проходила испытание на зрелость на фронтовых дорогах Великой Отечественной войны.

Юность Юлии Друниной была связана с началом фашистского мятежа в Испании. Уже тогда эта боль переплавлялась в стихи – неумелые, слабые, идущие от жизни. В ней жила жажда подвига. Позднее о своем поколении она напишет: «Понятия «вещизм» тогда вообще не существовало, быт как-то не замечался - царило Бытие. По крайней мере, в нашей школьной среде. Спасение челюскинцев, покорение полюса, Испания - вот, чем мы жили в детстве. И огорчались, что родились слишком поздно». Вполне закономерно, что в трагическом сорок первом оно стало поколением добровольцев. У Юлии Друниной есть стихотворение «В канун войны», написанное в ночь на 22 июня 1941 года. В гар­низонном клубе Бреста шла репети­ция местной самодеятельности...

Брест в сорок первом.

Ночь в разгаре лета.

На сцене — самодеятельный хор.

Потом: «Джульетта, о моя Джульетта!» —

Вздымает руки молодой майор.

Да, репетиции сегодня затянулись,

Но не беда: ведь завтра выходной.

Спешат домой вдоль сладко спящих улиц

Майор Ромео с девочкой-женой.

Она и впрямь похожа на Джульетту

И, как Джульетта, страстно влюблена...

Брест в сорок первом.

Ночь в разгаре лета.

И тишина, такая тишина!

Летят последние минуты мира!

Проходит час, потом пройдет другой,

И мрачные трагедии Шекспира

Покажутся забавною игрой...

Слайд17 – 26, Звучит голос Левитана, пока листаешь, звучит песня Б.Окуджавы «Ах, война, что ты подлая, сделала».

«Когда началась война, я ни на минуту не сомневалась, что враг будет молниеносно разбит, больше всего боялась, что это произойдёт без моего участия, что я не успею попасть на фронт. Страх опоздать погнал меня в военкомат уже 22 июня»,- писала Юлия Друнина.

17-летней выпускницей одной из московских школ она, как и многие ее сверстницы, в 1941 году добровольно ушла на фронт бойцом санитарного взвода. До совершеннолетия ей не хватало два года. Поэтому сначала работала в госпитале, а затем пошла рыть окопы. «Уже через полчаса на моих руках образовались кровавые мозоли. .. Мы спали в холодных сараях», - писала Юлия Друнина. Но трудности её не остановили.

«Шли всю ночь. На десятиминутных привалах засыпали молниеносно, некоторые ухитрялись кемарить даже на ходу. Главное, что меня мучило – страшная усталость. Только прикорнёшь в окопчике, снова постылое: «Приготовиться к движению». Мы шли, ползли, натыкаясь на немцев, теряя товарищей. Опухшие, измученные, ведомые одной страстью – пробиться».

Я предлагаю посмотреть фильм о битве за небо Москвы.

Эта война протянулась для Юлии Друниной на всю жизнь, стала мерилом всех человеческих ценностей.

Я родом не из детства – из войны.

И потому, наверное, дороже,

чем ты ценю и счастье тишины,

И каждый новый день, что мною прожит.

Я родом не из детства - из войны.

Раз, пробираясь партизанской тропкой,

Я поняла навек, что мы должны

Быть добрыми к любой травинке робкой.

Я родом не из детства- из войны.

И , может, потому незащищённей,

Сердца фронтовиков обожжены,

А у тебя – шершавые ладони.

Я родом не из детства- из войны.

Прости меня - в том нет моей вины.

Ледяные окопы Полесья не остудили романтическую девочку. В первом же бою всех поразило её спокойное презрение к смерти. У неё было полное отсутствие страха, равнодушие к опасности. Казалось, что её было безразлично, убьют или нет, ранят или нет. Она могла вдруг высунуться из окопа и с интересом смотреть, как почти рядом падают и разрываются снаряды. Она переносила все тяготы фронтовой жизни и как будто не замечала их. Перевязывала окровавленные, изуродованные тела, видела трупы, мерзла, голодала, по неделе не раздевалась, не умывалась, но оставалась романтиком.

Слайд 27. Ю. Друнина писала: «Освободительная война- это не только кровь, страдания и смерть, но ещё и высшие вздёты человеческого духа – бескорыстный подвиг, самопожертвование, фронтовое братство». До конца своих дней она так и не смогла вернуться с войны.

5 участник. Стизотворение «Со слезами девушкам военным».

Со слезами девушкам военным

Повторяли мамы, что умней

Им, козявкам, вкалывать три смены,

Чем из боя выносить парней.

Возразить «козявки» не умели,

Да и правда — что ответишь тут?..

Только порыжевшие шинели

До сих пор зачем-то берегут...

Я, наверное, немного стою,

Я, должно быть, мало что могу.

Лишь в душе, как самое святое,

Как шинель, то время берегу.

2-й участник. Стих. «Был строг безусый батальонный».

Был строг безусый батальонный,

Не по-мальчишески суров.

...Ах, как тогда горели клены! -

Не в переносном смысле слов.

Измученный, седой от пыли,

Он к нам, хромая, подошел.

(Мы под Москвой окопы рыли –

Девчонки из столичных школ.)

Сказал впрямую; «В ротах жарко.

И много раненых...

Так вот -Необходима санитарка.

Необходима! Кто пойдет?»

И все мы «Я!» сказали сразу,

Как по команде, в унисон.

..Был строг комбат - студент иняза,

А тут вдруг улыбнулся он. –

Пожалуй, новым батальоном

Командовать придется мне!

...Ах, как тогда горели клены! -

Как в страшном сне, как в страшном сне!

Слайд28. 3-й участник. Из воспоминаний поэта (муж Друниной) Николая Старшинова: «В ее характере наиболее яркими чертами были реши­тельность и твердость. Если уж она что решила, ничем ее не со­бьешь. Никакой силой. Наверное, это особенно проявилось, когда она добровольцем уходила на фронт. Их семью тогда эвакуировали из Москвы, в Заводоуковку Тюменской области, они едва успели кое-как там устроиться, и родители - школьные учителя - были категорически против этого ее шага. Тем более единственный ре­бенок в семье, да еще очень поздний: отцу тогда было уже за 60, он там в Заводоуковке и умер...»

4-й участник.

Я ушла из детства в грязную теплушку,

В эшелон пехоты, в санитарный взвод.

Дальние разрывы слушал и не слушал

Ко всему привыкший 41-й год.

Я пришла из школы в блиндажи сырые,

От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,

Потому что имя ближе, чем Россия,

Не могла сыскать.

Так сказала она о себе в 1942 году. И позднее в ее стихах бу­дет звучать этот мотив ухода из детства в огонь войны, из которой она не возвратилась даже через годы и десятилетия. Санитаркой прошла Юлия Друнина многие военные дороги.

Слайд 29. (Звучит запись песни «Эх, дороги...» -1-й куплет.)

3-й участник. Стих «Качается рожь несжатая».

Качается рожь несжатая,

Шагают бойцы по ней.

Шагаем и мы - девчата,

Похожие на парней.

Нет, это горят не хаты –

То юность моя в огне.

Идут по войне девчата,

Похожие на парней.

Слайд 30. 3-й участник. Из воспоминаний Н. Старшинова: «Над еще подчеркнуть, кем на войне Юля была. Медсестрой, санитаркой в пехоте, самом неблагоустроенном роде войск, и не где-нибудь в госпитале, а на самой передовой, в пекле, где под огнём приходить некрепкими девичьими руками вытаскивать тяжеленных раненых. Смертельная опасность и тяжелый труд вместе. В общем, намучилась и насмотрелась».

Слайд 31. 1-й участник. Стих «Четверть роты уже скосило».

Четверть роты уже скосило...

Распростертая на снегу,

Плачет девочка от бессилья,

Задыхается: «Не могу!»

Тяжеленный попался малый,

Сил тащить его больше нет...

(Санитарочке той усталой

Восемнадцать сравнялось лет.)

Отлежишься. Обдуется ветром.

Станет легче дышать чуть-чуть.

Сантиметр за сантиметром

Ты продолжишь свой крестный путь.

Между жизнью и смертью грани –

До чего же хрупки они...

Так приди же, солдат, в сознанье,

На сестренку хоть раз взгляни!

Если вас не найдут снаряды,

Не добьет диверсанта нож,

Ты получишь, сестра, награду —

Человека опять спасешь.

Он вернется из лазарета,

Снова ты обманула смерть. ..

И одно лишь сознанье это

Всю-то жизнь тебя будет греть.

Слайд 32-33. 2 участник. Стих «Солдатские будни».

Только что пришла с передовой

Мокрая, замерзшая и злая,

А в землянке нету никого,

И конечно, печка затухает.

Так устала — руки не поднять,

Не до дров — согреюсь под шинелью,

Прилегла, но слышу, что опять

По окопам нашим бьют шрапнелью.

Из землянки выбегаю в ночь,

А навстречу мне рванулось пламя,

Мне навстречу — те, кому помочь

Я должна спокойными руками.

И за то, что снова до утра

Смерть ползти со мною будет рядом,

Мимоходом: «Молодец, сестра!» —

Крикнут мне товарищи в награду.

Да еще сияющий комбат

Руки мне протянет после боя:

— Старшина, родная! Как я рад,

Что опять осталась ты живою!

Слайд 34. 3участник. БИНТЫ.

Глаза бойца слезами налиты,

Лежит он, напружиненный и белый.

А я должна присохшие бинты

С него сорвать одним движеньем смелым.

Одним движеньем — так учили нас,

Одним движеньем — только в этом

жалость...

Но, встретившись со взглядом страшных глаз,

Я на движенье это не решалась.

На бинт я щедро перекись лила,

Пытаясь отмочить его без боли.

А фельдшерица становилась зла

И повторяла: «Горе мне с тобою!

Так с каждым церемониться — беда.

Да и ему лишь прибавляешь муки»

...Но раненые метили всегда

Попасть в мои медлительные руки.

Не нужно рвать приросшие бинты,

Когда их можно снять почти без боли...

Я это поняла, поймешь и ты...

Как жалко, что науке доброты

Нельзя по книжкам научиться в школе!

Слайд 35. 4 участник. БАЛЛАДА О ДЕСАНТЕ.

Хочу, чтоб как можно спокойней и суше

Рассказ мой о сверстницах был.,.

Четырнадцать школьниц — певуний,

болтушек

В глубокий забросили тыл.

Когда они прыгали вниз с самолета

В январском продрогшем Крыму,

«Ой, мамочка!» — тоненько выдохнул кто-то

В пустую свистящую тьму.

Не смог побелевший пилот почему-то

Сознанье вины превозмочь...

А три парашюта, а три парашюта

Совсем не раскрылись в ту ночь...

Оставшихся ливня укрыла завеса,

И несколько суток подряд

В тревожной пустыне враждебного леса

Они свой искали отряд.

Случалось потом с партизанками всяко:

Порою в крови и пыли

Ползли на опухших коленях в атаку —

От голода встать не могли.

И я понимаю, что в эти минуты

Могла партизанкам помочь

Лишь память о девушках, чьи парашюты

Совсем не раскрылись в ту ночь...

Бессмысленной гибели нету на свете —

Сквозь годы, сквозь тучи беды

Поныне подругам, что выжили, светят

Три тихо сгоревших звезды...

Слайд 36. 5 участник. ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ.

Машенька, связистка, умирала

На руках беспомощных моих

. А в окопе пахло снегом талым,

И налет артиллерийский стих.

Из санроты не было повозки, ..

Чью-то мать наш фельдшер величал.

...О, погон измятые полоски

На худых девчоночьих плечах!

И лицо — родное, восковое,

Под чалмой намокшего бинта!..

Прошипел снаряд над головою,

Черный столб взметнулся у куста...

Девочка в шинели уходила

От войны, от жизни, от меня.

Снова рыть в безмолвии могилу,

Комьями замерзшими звеня...

Подожди меня немного, Маша!

Мне ведь тоже уцелеть навряд...

Поклялась тогда я дружбой нашей:

Если только возвращусь назад,

Если это совершится чудо',

То до смерти, до последних дней,

Стану я всегда, везде и всюду

Болью строк напоминать о ней —

Девочке, что тихо умирала

На руках беспомощных моих.

И запахнет фронтом — снегом талым,

Кровью и пожарами мой стих.

Только мы, однополчане павших,

Их, безмолвных, воскресить вольны.

Я не дам тебе исчезнуть, Маша, -

Песней возвратишься ты с войны!

Слайд37. 1-й участник. В этих нелегких военных буднях к фронтовым девчатам и к Юлии приходит первое робкое чувство любви.

Ко мне в окоп сквозь минные разрывы

Незваной гостьей забрела любовь.

Не знала я, что можно быть счастливой

У дымных Сталинградских берегов.

Мои неповторимые рассветы!

Крутой разгон мальчишеских дорог.

Опять горит обветренное лето,

Опять осколки падают у ног.

По-сталинградски падают осколки,

А я одна, наедине с судьбой.

Порою Вислу называю Волгой,

Но никого не спутаю с тобой.

(Звучит песня «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат» -1-й куплет.)

2-й участник.

Ждала тебя. И верила. И знала:

Мне нужно верить, чтобы пережить

Бои, походы, вечную усталость,

Ознобные могилы-блиндажи.

Пережила. И встреча под Полтавой.

Окопный май. Солдатский неуют.

В уставах не записанное право

На поцелуй, на пять моих минут.

Минуту счастья делим на двоих,

Пусть - артналет, пусть смерть от нас на волос.

Разрыв! А рядом - нежность глаз твоих

И ласковый срывающийся голос.

Минуту счастья делим на двоих... Садятся за стол, на столе горит коптилка, пишут письма.

4-й участник.

Контур леса выступает резче.

Вечереет. Начало свежеть.

Запевает девушка-разведчик,

Чтобы не темнело в блиндаже.

Милый! Может, песня виновата

В том, что я сегодня не усну?

Словно в песне, мне приказ - на запад,

А тебе - «в другую сторону».

За траншеей - вечер деревенский.

Звезды и ракеты над рекой...

Я грущу сегодня очень женской,

Очень не солдатскою тоской.

(Одна девушка запевает, остальные подхватывают песню «Дан приказ: ему на запад...».)

3 участник.

Я только раз видала рукопашный,

Раз – наяву, и тысячу – во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Слайд38. 3-й участник встаёт, подходит к экрану и читает. Из воспоминаний Н. Старшинова: «В га­зетах того времени нередко писалось, что поголовно все выздорав­ливающие из госпиталей рвались обратно на фронт. Увы, не все. Я помню, как при мне двое контуженных в палате симулировали по­терю речи, чтобы не возвращаться в этот ад... А Юля дважды туда ходила добровольцем. Ее тяжело ранили, осколок перебил сонную артерию - прошел буквально в двух миллиметрах. Но, едва попра­вившись, опять рванула на передовую. Только после второго ране­ния ее списали вконец, тогда она и пришла в Литинститут».

1-й участник.

Тот осколок, ржавый и щербатый,

Мне прислала, как повестку, смерть...

Только б дотащили до санбата.

Не терять сознание, не сметь!

А с носилок свешивались косы –

Для чего их, дура, берегла?

Вот багровый дождь ударил косо,

Подступила, затопила мгла

Ничего! Мне только восемнадцать.

Я еще не кончила войну.

Мне еще к победе пробиваться

Сквозь снегов и марли белизну!

Слайд39.3-й участник. О своем знакомстве с Юлией Друниной рассказывает поэт Н. Старшинов: «Это было в конце 1944 года в Литературном институте им. М; Горького, куда я пришел на кос­тылях прямо из госпиталя весной, а она - несколькими месяцами позже. Ходила, как и многие из нас, в солдатских кирзовых сапо­гах, в поношенной гимнастерке, в шинели».

5-й участник.

Возвратившись с фронта в 45-м,

Я стеснялась стоптанных сапог

И своей шинели перемятой,

Пропыленной пылью всех дорог.

Мне теперь уже и непонятно,

Почему так мучили меня

На руках пороховые пятна

Да следы железа и огня...

Слайд40. Из воспоминаний Н. Старшинова: «Несмотря на стандартную мужскую одежду, нельзя было не заметить как красива эта девушка. И я, конечно, сразу обратил на нее внимание. Подумал: на Любовь Орлову похожа. При первой же возможности пошел Юлю провожать. Помню, всю дорогу мы взахлеб читали друг другу стихи. Понятно, что большинство из них было о войне. И говорили мы в основном о фронте».

Слайд 41. 4-й участник.

Не знаю, где я нежности училась, -

Об этом не расспрашивай меня.

Растут в степи солдатские могилы,

Идет в шинели молодость моя.

В моих глазах- обугленные трубы.

Пожары полыхают на Руси.

И снова нецелованные губы

Израненный парнишка закусил.

Нет! Мы с тобой узнали не из сводки

Большого отступления страду.

Опять в огонь рванулись самоходки,

Я на броню вскочила на ходу.

А вечером над братскою могилой

С опущенной стояла головой...

Не знаю, где я нежности училась, -

Быть может, на дороге фронтовой.

Слайд 42. 3-й участник. Из воспоминаний Н. Старшинова: «Мы были студентами 2-го курса, когда у нас родилась дочь Лена. Юти­лись в маленькой комнатке, в общей квартире, жили сверхбедно, впроголодь. Приходилось продавать одну карточку, чтобы выку­пить продукты на все остальные, хотя и на них получали негусто. Все трудности военной и послевоенной жизни Юля переносила стоически - я не слышал от нее ни одного упрека, ни одной жало­бы, И ходила она по-прежнему в той же шинели, гимнастерке и сапогах еще несколько лет...»

2-й участник.

Я принесла домой с фронтов России Пусть на локтях топорщились заплатки,

Веселое презрение к тряпью. Пусть сапоги потерлись – не беда!

Как норковую шубку я носила Такой нарядной и такой богатой

Шинельку обгоревшую свою. Я позже не бывала никогла!

Слайд 43. 3-й участник. «В быту она была, как, впрочем, и многие поэтессы, довольно неорганизованной. Хозяйством заниматься не любила. Хотя могла очень неплохо приготовить обед, если было из чего. По редакциям не ходила, даже не знала, где многие из них находятся и кто в них ведает поэзией. А между тем ее фронтовые стихи произвели сильное впечатление в конце войны и сразу после ее завершения. Мы все знали наизусть ее «Зинку». Стих «Зинка».

4-й участник.

Мы легли у разбитой ели,

Ждем, когда же начнет светлеть.

Под шинелью вдвоем теплее

На продрогшей, гнилой земле.

- Знаешь, Юлька, я - против грусти,

Но сегодня она - не в счет.

Дома, в яблочном захолустье

Мама, мамка моя живет.

У тебя есть друзья, любимый.

У меня - лишь она одна.

Пахнет в хате квашней и дымом,

За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик

Беспокойную дочку ждет...

Знаешь, Юлька, я - против грусти,

Но сегодня она - не в счет.

Отогрелись мы еле-еле.

Вдруг- нежданный приказ: «Вперед!»

Снова рядом в сырой шинели

Светлокосый солдат идет.

i

С каждым днем становилось горше.

Шли без митингов и знамен.

В окруженье попал под Оршей

Наш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку,

Мы пробились по чёрной ржи,

По воронкам и буеракам,

Через смертные рубежи.

(Затемнение, грохот разрывов.)

Мы не ждали посмертной славы.

Мы хотели со славой жить.

...Почему же в бинтах кровавых

Светлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинелью

Укрывала я, губы сжав,

Белорусские ветры пели

О рязанских глухих садах.

...Знаешь, Зинка, я - против грусти,

Но сегодня она - не в счет.

Где-то в яблочном захолустье

Мама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый,

У нее ты была одна.

Пахнет в хате квашней и дымом,

За порогом бурлит весна.

И старушка в цветастом платье

У иконы свечу зажгла.

...Я не знаю, как написать ей,

Чтоб тебя она не ждала?

Слайд 44. 3-й участник. Из воспоминаний Н. Старшинова: «С по­следних дней Отечественной до последних своих дней Юля не могла оторваться от войны. И в стихах, даже в пейзажных или лю­бовных, то и дело возникали у нее многие подробности военных дней. Ее постоянно тянуло в те места, где довелось протопать в солдатских сапогах с санитарной сумкой по заснеженным и разби­тым дорогам, испытать все тяготы, которые выпали на долю пехо­ты, под обстрелами перевязывать раненых, вытаскивать из боя».

Слайд 45 . 1 -й участник. Все грущу о шинели,

Вижу дымные сны -

Нет, меня не сумели

Возвратить из войны.

Дни летят, словно пули,

Как снаряды - года...

До сих пор не вернули,

Не вернут никогда.

И куда же мне деться?

Друг убит на войне,

А замолкшее сердце

Стало биться во мне.

(Звучит в записи 1-й куплет песни «Где же вы теперь, дру­зья-однополчане?».)

Слайд 46. 5-й участник.

Я хочу забыть вас, полковчане,

Но на это не хватает сил,

Потому что мешковатый парень

Сердцем амбразуру заслонил.

Потому что полковое знамя

Раненая девушка несла -

Скромная толстушка из Рязани,

Из совсем обычного села.

Все забыть. И только слушать песни.

И бродить часами на ветру...

Где же мой застенчивый ровесник,

Наш немногословный политрук?

Я хочу забыть свою пехоту.

Я забыть пехоту не могу.

Беларусь, Горящие болота.

Мертвые шинели на снегу. (Звучит песня «Бери шинель, пошли домой» - 1-й куплет.)

Слайд47. 3-й участник. Из воспоминаний Н. Старшинова: «Боль­шое место в жизни Юлии Друниной занимал ее второй муж - ки­нодраматург Алексей Яковлевич Каплер. Относился он к ней очень трогательно - был ей и мамкой, и нянькой, и отцом. Ходил по ма­газинам. Да и почти все другие заботы по быту брал на себя. Но самое основное - была большая любовь и был широкий круг дру­зей, в который он ее ввел».

Слайд48. 2-й участник.

Ты - рядом, и все прекрасно: Спасибо тебе, мой любимый,

И дождь, и холодный ветер За то, что ты есть на свете.

Спасибо тебе, мой ясный, Мы – рядом, а ведь могли бы

За то, что ты есть на свете. Друг друга совсем не встретить…

Спасибо за эти губы, Единственный мой, спасибо

Спасибо за руки эти. За то, что ты есть на свете.

(Трагическая музыкальная пауза.)

Слайд49. 5-й участник. «.. .По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно только имея креп­кий личный тыл... Оно и лучше - уйти физически не разрушенной, душевно не состарившейся, по своей воле. Правда, мучает мысль о грехе самоубийства, хотя я, увы, неверующая. Но если Бог есть, поймет меня...» Написаны были эти трагические строки 20 ноябре 1991 года. В хмурый зябкий осенний день поэтесса Юлия Друнина» ушла из жизни - по собственной воле. Почему же? Почему обая­тельный, жизнерадостный человек, участник войны, до того не сломленный испытаниями и невзгодами, вдруг потерял точку опоры и сознательно идет на непоправимый, невозвратный шаг? Может быть, в посмертной книге, названной «Судный час», мы най­дем ответ?

Слайд 50. 1-й участник.

Судный час

Покрывается сердце инеем -

Очень холодно в судный час...

А у вас глаза, как у инока -

Я таких не встречала глаз.

Ухожу, нету сил.

Лишь издали

(Все же крещеная!)

Помолюсь

За таких вот, как вы -

За избранных

Удержать над обрывом Русь.

Но боюсь, что и вы бессильны.

Потому выбираю смерть.

Как летит под откос Россия,

Не могу, не хочу смотреть!

(Звучит 1-й куплет песни «Живи, страна» в исполнении М. Распутиной.)

Слайд 51. 3-й участник. Из воспоминаний Н. Старшинова: «Среди поэтов фронтового поколения она была едва ли не самым неиспра­вимым романтиком. А романтика эта не очень-то вписывалась в новую наступавшую жизнь - прагматичную и жестокую. Здесь надо сказать о том, что я считаю главной причиной ее гибели: именно как стала складываться в нашей стране жизнь за это последнее время. С размашистой переоценкой всех былых ценностей, с осуж­дением не только дурного, но и доброго, хорошего, что было за го­ды советской власти. Несправедливость такого огульного клевет­нического отношения к советскому прошлому меня остро беспо­коила. А Юлю с ее взрывной эмоциональностью - тем более. Чело­век она была светлый и глубоко советский.

Чувствовал, как тяжело подавлена она обстановкой, сложив­шейся в стране. Болезненно переживала начавшийся распад Совет­ского Союза. Словно кровную обиду воспринимала постоянные нападки на нашу армию и мирного, и военного времени. Немед­ленно вступала в яростные споры, защищая ее, даже выдвинула свою кандидатуру в депутаты Верховного Совета СССР, хотя и не­навидела всякие заседания и совещания. А когда поняла, что ниче­го реального сделать невозможно, вышла из депутатов со свойст­венной ей решительностью...»

1-й участник. Не случайно одно из последних стихо­творений она начала так: «Безумно страшно за Россию...»Она написала едва ли не 10 писем: дочери, внучке, зятю, подруге, редактору своей новой рукописи, в милицию, в Союз пи­сателей. В письмах никого ни в чем не винила. На двери гаража, где она отравилась выхлопными газами, оставила записку, обра­щенную к зятю: «Андрюша, не пугайся. Вызови милицию и вскройте гараж». Все было учтено, все было благородно.

Слайд 52. 3-й участник.

Прозрачных пальцев нервное сплетенье,

Крутой излом бровей, усталость век,

И голос - тихий, как сердцебиенье, -

Такой ты мне запомнилась навек...

Была красивой - не была счастливой,

Бесстрашная - застенчивой была.

Политехнический... Оваций взрывы.

Студенчества растрепанные гривы.

Поэты на эстраде, у стола.

Ну, Юля, сядь с ведущим рядом,

Но ты с досадой морщишься:

Не надо!

Я лучше - сзади, во втором ряду -

Вот так всегда: ты не рвалась стать «первой»,

Дешевой славы не искала, нет,

Поскольку каждой жилкой, каждым нервом

Была ты Божьей помощью поэт.

БЫЛА! - Трагичней не придумать слова,

В нем безнадежность и тоска слились.

Была. Сидела рядышком... И снова

Я всматриваюсь в темноту кулис.

Быть может, ты всего лишь запоздала

И вот сейчас на цыпочках войдешь,

Чтоб, зашептавшись и привстав, из зала

Тебе заулыбалась молодежь...

С самой собой играть бесцельно в прятки.

С детсада я не верю в чудеса.

Да, ты ушла. Со смерти взятки гладки.

Звучат других поэтов голоса.

Иные голосистей. Правда это.

Но только утверждаю я одно:

И самому горластому поэту

Твой голос заглушить не суждено, -

Твой голос - тихий, как сердцебиеньё.

В нем чувствуется школа поколений,

Науку скромности прошедших на войне -

Тех, кто свою «карьеру» начинали '

В сырой землянке - не в концертном зале,

И не в огне реклам - в другом огне...

Эти строки написала Юлия Друнина о поэтессе Веронике Тушновой, но они и о ней самой.

Слайд 53. Звучит «Реквием» Моцарта.

Учитель заканчивает: Юлия Друнина покончила с собой. Погибла фронтовая санитарка, написавшая знаменитое:

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Женщина, выдержавшая войну. Поэт, испытавший и непризнание, и безденежье, и славу. О своём времени она написала следующее: «Судьбу поэтов моего поколения можно назвать одновременно и трагической, и счастливой. Трагической потому, что в наше отрочество, наши дома и в такие ещё не защищённые, такие ранимые души ворвалась война, неся смерть, страдания, разрушение. Счастливой потому, что, бросив нас в самую гущу народной трагедии, война сделала гражданственными даже самые интимные наши стихи. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые…»

Список использованных источников