Презентация "Задание 25 ЕГЭ (сочинение)"

Задание 25 ЕГЭ (сочинение)

Горшенина Алла Александровна

МОАУ «СОШ им.Н.Р.Ирикова с.Зилаир»

Уважаемые коллеги, учащиеся!

В данной презентации представлены этапы работы с текстом при выполнении задания №25 ЕГЭ (написание сочинения). Работа построена с учётом рекомендаций ИРО РБ в рамках зонального семинара учителей русского языка и литературы «Актуальные проблемы подготовки выпускников к ГИА - 2017» (25 марта 2017г.).

Семинарские занятия по подготовке к написанию сочинения проводила Першина Людмила Реакатовна , доцент кафедры русского языка и литературы ИРО РБ, кандидат филологических наук.

Шаг 1-й начинаем с позиции автора

Внимательно читаем текст и выделяем фрагмент , в котором озвучена позиция автора

• Внимательно читаем текст и выделяем фрагмент , в котором озвучена позиция автора

Текст К. Симонова "О солдате, который отвечал на письма"

Рано утром Лопатин с Ваниным ушли в первую роту. Сабуров остался: он хотел воспользоваться затишьем. Сначала они два часа просидели с Масленниковым за составлением различной военной отчетности, часть которой была действительно необходимой, а часть казалась Сабурову лишней и заведенной только в силу давней мирной привычки ко всякого рода канцелярщине. Потом, когда Масленников ушел, Сабуров сел за отложенное и тяготившее его дело — за ответы на письма, пришедшие к мертвым. Как-то так уже повелось у него почти с самого начала войны, что он брал на себя трудную обязанность отвечать на эти письма. Его сердили люди, которые, когда кто-нибудь погибал в их части, старались как можно дольше не ставить об этом в известность его близких. Эта кажущаяся доброта представлялась ему просто желанием пройти мимо чужого горя, чтобы не причинить боли самому себе. 

«Петенька, милый,— писала жена Парфенова (оказывается, его звали Петей),— мы все без тебя скучаем и ждем, когда кончится война, чтобы ты вернулся... Галочка стала совсем большая и уже ходит сама, и почти не падает...» Сабуров внимательно прочел письмо до конца. Оно было не длинное — привет от родных, несколько слов о работе, пожелание поскорее разбить фашистов, в конце две строчки детских каракуль, написанных старшим сыном, и потом несколько нетвердых палочек, сделанных детской рукой, которой водила рука матери, и приписка: «А это написала сама Галочка»... 

Что ответить? Всегда в таких случаях Сабуров знал, что ответить можно только одно: он убит, его нет,— и все-таки всегда он неизменно думал над этим, словно писал ответ в первый раз. Что ответить? В самом деле, что ответить? 

Он вспомнил маленькую фигурку Парфенова, лежавшего навзничь на цементном полу, его бледное лицо и подложенные под голову полевые сумки. Этот человек, который погиб у него в первый же день боев и которого он до этого очень мало знал, был для него товарищем по оружию, одним из многих, слишком многих, которые дрались рядом с ним и погибли рядом с ним, тогда как он сам остался цел. Он привык к этому, привык к войне, и ему было просто сказать себе: вот был Парфенов, он сражался и убит. Но там, в Пензе, на улице Маркса, 24, эти слова — «он убит» — были катастрофой, потерей всех надежд. После этих слов там, на улице Карла Маркса, 24, жена переставала называться женой и становилась вдовой, дети переставали называться просто детьми,— они уже назывались сиротами. Это было не только горе, это была полная перемена жизни, всего будущего. И всегда, когда он писал такие письма, он больше всего боялся, чтобы тому, кто прочтет, не показалось, что ему, писавшему, было легко. Ему хотелось, чтобы тем, кто прочтет, казалось, что это написал их товарищ по горю, человек, так же горюющий, как они, тогда легче прочесть. Может быть, даже не то: не легче, но не так обидно, не так скорбно прочесть... 

Людям иногда нужна ложь, он знал это. Они непременно хотят, чтобы тот, кого они любили, умер героически или, как это пишут, пал смертью храбрых... Они хотят, чтобы он не просто погиб, чтобы он погиб, сделав что-то важное, и они непременно хотят, чтобы он их вспомнил перед смертью. 

И Сабуров, когда отвечал на письма, всегда старался утолить это желание, и, когда нужно было, он лгал, лгал больше или меньше — это была единственная ложь, которая его не смущала. Он взял ручку и, вырвав из блокнота листок, начал писать своим быстрым, размашистым почерком. Он написал о том, как они служили вместе с Парфеновым, как Парфенов героически погиб здесь в ночном бою, в Сталинграде (что было правдой), и как он, прежде чем упасть, сам застрелил трех немцев (что было неправдой), и как он умер на руках у Сабурова, и как он перед смертью вспоминал сына Володю и просил передать ему, чтобы тот помнил об отце.

Рано утром Лопатин с Ваниным ушли в первую роту. Сабуров остался: он хотел воспользоваться затишьем. Сначала они два часа просидели с Масленниковым за составлением различной военной отчетности, часть которой была действительно необходимой, а часть казалась Сабурову лишней и заведенной только в силу давней мирной привычки ко всякого рода канцелярщине. Потом, когда Масленников ушел, Сабуров сел за отложенное и тяготившее его дело — за ответы на письма, пришедшие к мертвым. Как-то так уже повелось у него почти с самого начала войны, что он брал на себя трудную обязанность отвечать на эти письма. Его сердили люди, которые, когда кто-нибудь погибал в их части, старались как можно дольше не ставить об этом в известность его близких. Эта кажущаяся доброта представлялась ему просто желанием пройти мимо чужого горя, чтобы не причинить боли самому себе. 

«Петенька, милый,— писала жена Парфенова (оказывается, его звали Петей),— мы все без тебя скучаем и ждем, когда кончится война, чтобы ты вернулся... Галочка стала совсем большая и уже ходит сама, и почти не падает...» Сабуров внимательно прочел письмо до конца. Оно было не длинное — привет от родных, несколько слов о работе, пожелание поскорее разбить фашистов, в конце две строчки детских каракуль, написанных старшим сыном, и потом несколько нетвердых палочек, сделанных детской рукой, которой водила рука матери, и приписка: «А это написала сама Галочка»... 

Что ответить? Всегда в таких случаях Сабуров знал, что ответить можно только одно: он убит, его нет,— и все-таки всегда он неизменно думал над этим, словно писал ответ в первый раз. Что ответить? В самом деле, что ответить? 

Он вспомнил маленькую фигурку Парфенова, лежавшего навзничь на цементном полу, его бледное лицо и подложенные под голову полевые сумки. Этот человек, который погиб у него в первый же день боев и которого он до этого очень мало знал, был для него товарищем по оружию, одним из многих, слишком многих, которые дрались рядом с ним и погибли рядом с ним, тогда как он сам остался цел. Он привык к этому, привык к войне, и ему было просто сказать себе: вот был Парфенов, он сражался и убит. Но там, в Пензе, на улице Маркса, 24, эти слова — «он убит» — были катастрофой, потерей всех надежд. После этих слов там, на улице Карла Маркса, 24, жена переставала называться женой и становилась вдовой, дети переставали называться просто детьми,— они уже назывались сиротами. Это было не только горе, это была полная перемена жизни, всего будущего. И всегда, когда он писал такие письма, он больше всего боялся, чтобы тому, кто прочтет, не показалось, что ему, писавшему, было легко. Ему хотелось, чтобы тем, кто прочтет, казалось, что это написал их товарищ по горю, человек, так же горюющий, как они, тогда легче прочесть. Может быть, даже не то: не легче, но не так обидно, не так скорбно прочесть... 

Людям иногда нужна ложь, он знал это. Они непременно хотят, чтобы тот, кого они любили, умер героически или, как это пишут, пал смертью храбрых... Они хотят, чтобы он не просто погиб, чтобы он погиб, сделав что-то важное, и они непременно хотят, чтобы он их вспомнил перед смертью. 

И Сабуров, когда отвечал на письма, всегда старался утолить это желание, и, когда нужно было, он лгал, лгал больше или меньше — это была единственная ложь, которая его не смущала. Он взял ручку и, вырвав из блокнота листок, начал писать своим быстрым, размашистым почерком. Он написал о том, как они служили вместе с Парфеновым, как Парфенов героически погиб здесь в ночном бою, в Сталинграде (что было правдой), и как он, прежде чем упасть, сам застрелил трех немцев (что было неправдой), и как он умер на руках у Сабурова, и как он перед смертью вспоминал сына Володю и просил передать ему, чтобы тот помнил об отце.

Позиция автора

Фрагмент «Позиция автора»

Людям иногда нужна ложь , он знал это. Они непременно хотят, чтобы тот, кого они любили, умер героически или, как это пишут, пал смертью храбрых... Они хотят, чтобы он не просто погиб, чтобы он погиб, сделав что-то важное, и они непременно хотят, чтобы он их вспомнил перед смертью. 

Формулируем позицию автора по данному фрагменту :

«Ложь допустима ради сострадания, ради спасения человека (людей, семьи, близких)»

Фрагмент «Позиция автора»

Он привык к этому, привык к войне, и ему было просто сказать себе: вот был Парфенов, он сражался и убит. Но там, в Пензе, на улице Маркса, 24, эти слова — «он убит» — были катастрофой, потерей всех надежд. После этих слов там, на улице Карла Маркса, 24, жена переставала называться женой и становилась вдовой , дети переставали называться просто детьми,— они уже назывались сиротами . Это было не только горе, это была полная перемена жизни, всего будущего.

Формулируем позицию автора по данному фрагменту :

«Война – это не только горе, это – полная перемена жизни человека, всего будущего»

Шаг 2-й: к позиции автора задаём вопрос

Формулируем позицию автора по данному фрагменту :

«Ложь допустима ради сострадания, ради спасения человека (людей, семьи, близких)»

Задаём вопрос : «Допустима ли ложь? Когда допустима ложь?»

Шаг 2-й: к позиции автора задаём вопрос

Формулируем позицию автора по данному фрагменту :

«Война – это не только горе, это – полная перемена жизни человека, всего будущего»

Задаём вопрос : «Как война влияет на жизнь людей? Как война меняет жизнь людей ( семей, близких)?»

вопрос

ответ

«Допустима ли ложь? Когда допустима ложь?»

«Ложь допустима ради сострадания, ради спасения человека (людей, семьи, близких)»

Проблема – вопрос

Позиция автора – ответ

« Как война влияет на жизнь людей? Как война меняет жизнь людей ( семей, близких)? »

« Война – это не только горе, это – полная перемена жизни человека, всего будущего»

Шаг 3-й:

обозначены проблемы и позиции выбираем одну из проблем проверив достаточно ли материала для комментария есть подходящие (серьёзные) аргументы к выбранной проблеме

«мостик»

текстуальный (следуем за автором по тексту)

Без пересказа невозможно

не должен быть полностью пересказ

Чтобы был «не совсем пересказ», необходимо фразы-клише

Автор замечает пишет высказывается

Полезно ознакомиться со статьёй Крайник О.М. Система работы по формированию умений комментировать проблематику текста // Русский язык в школе. 2013. № 2. С. 10-14.

В статье описан опыт обучения старшеклассников комментированию проблемы исходного текста. Автор называет три способа комментирования проблемы текста (индуктивный, дедуктивный, цитатный) и предлагает систему вопросов и заданий, соответствующих дедуктивному способу комментирования текста.

Текст для комментария чтобы был связан именно с этой позицией автора

«Допустима ли ложь? Когда допустима ложь?»

Отбираем для комментария нужные фрагменты текста

Шаг 4-й: комментарий

Проблема - «Допустима ли ложь? Когда допустима ложь?»

Фрагменты текста

Сабуров сел за отложенное и тяготившее его дело — за ответы на письма, пришедшие к мертвым. Как-то так уже повелось у него почти с самого начала войны, что он брал на себя трудную обязанность отвечать на эти письма. Его сердили люди, которые, когда кто-нибудь погибал в их части, старались как можно дольше не ставить об этом в известность его близких. Эта кажущаяся доброта представлялась ему просто желанием пройти мимо чужого горя, чтобы не причинить боли самому себе. 

Всегда в таких случаях Сабуров знал, что ответить можно только одно: он убит, его нет,— и все-таки всегда он неизменно думал над этим, словно писал ответ в первый раз. Что ответить? В самом деле, что ответить? 

… Эти слова — «он убит» — были катастрофой, потерей всех надежд. После этих слов там, на улице Карла Маркса, 24, жена переставала называться женой и становилась вдовой, дети переставали называться просто детьми,— они уже назывались сиротами. Это было не только горе, это была полная перемена жизни, всего будущего. И всегда, когда он писал такие письма, он больше всего боялся, чтобы тому, кто прочтет, не показалось, что ему, писавшему, было легко. Ему хотелось, чтобы тем, кто прочтет, казалось, что это написал их товарищ по горю, человек, так же горюющий, как они, тогда легче прочесть. Может быть, даже не то: не легче, но не так обидно, не так скорбно прочесть... 

Людям иногда нужна ложь, он знал это. Они непременно хотят, чтобы тот, кого они любили, умер героически или, как это пишут, пал смертью храбрых... Они хотят, чтобы он не просто погиб, чтобы он погиб, сделав что-то важное, и они непременно хотят, чтобы он их вспомнил перед смертью. 

И Сабуров, когда отвечал на письма, всегда старался утолить это желание, и, когда нужно было, он лгал, лгал больше или меньше — это была единственная ложь, которая его не смущала.

Отвечая на этот вопрос, К.Симонов показывает, как мучительно размышляет его герой капитан Сабуров о том, что написать близким людям погибшего бойца. Это дело тяготит его, но он осуждает тех, кто , оберегая собственное спокойствие, старается как можно дольше не сообщать родным о смерти солдата.

Сабуров – другой человек : Симонов подчеркивает , что больше всего тот боится, что получивший письмо почувствует равнодушие писавшего, подумает, что ему, «писавшему, было легко». А Сабурову хотелось, чтобы тот, кто прочтет, видел в нем товарища по оружию, горюющего человека.

И еще близким людям , замечает автор , было легче, если они узнавали, что их сын, отец, муж «не просто погиб, а чтобы погиб, сделав что-то героическое». Тогда читать будет не легче, но не так скорбно. И Сабуров, отвечая на письма, пришедшие к мертвым, старается утолить это желание. Когда для этого нужно лгать, он лжет. Симонов утверждает : «Это была единственная ложь, которая его не смущала».

Проблема, комментарий, позиция автора

П. Допустима ли ложь и когда она допустима? Этот вопрос время от времени задают себе многие люди.

К . Отвечая на него, К.Симонов показывает, как мучительно размышляет его герой капитан Сабуров о том, что написать близким людям погибшего бойца. Это дело тяготит его, но он осуждает тех, кто , оберегая собственное спокойствие, старается как можно дольше не сообщать родным о смерти солдата.

Сабуров – другой человек : Симонов подчеркивает , что больше всего тот боится, что получивший письмо почувствует равнодушие писавшего, подумает, что ему, «писавшему, было легко». А Сабурову хотелось, чтобы тот, кто прочтет, видел в нем товарища по оружию, горюющего человека.

И еще близким людям , замечает автор , было легче, если они узнавали, что их сын, отец, муж «не просто погиб, а чтобы погиб, сделав что-то героическое». Тогда читать будет не легче, но не так скорбно. И Сабуров, отвечая на письма, пришедшие к мертвым, старается утолить это желание. Когда для этого нужно лгать, он лжет. Симонов утверждает : «Это была единственная ложь, которая его не смущает.

П.А. Так автор подводит нас к мысли, что ради сострадания к человеку ложь допустима.

Тема «лжи во благо» всегда актуальна, поэтому многие известные писатели тоже затрагивали и развивали её.

Например, героиня рассказа А.И.Куприна «Куст сирени» Вера Алмазова в критический момент жизни помогает своему мужу посадить кусты сирени там, где их быть не должно. Вера осознанно действует по принципу «лжи во благо», чтобы профессор одобрил трудную практическую работу Николая Евграфовича Алмазова. Всё закончилось благополучно, и семья счастлива.

Готовое сочинение

Допустима ли ложь и когда она допустима? Этот вопрос время от времени задают себе многие люди.

Отвечая на него, К.Симонов показывает, как мучительно размышляет его герой капитан Сабуров о том, что написать близким людям погибшего бойца. Это дело тяготит его, но он осуждает тех, кто , оберегая собственное спокойствие, старается как можно дольше не сообщать родным о смерти солдата.

Сабуров – другой человек: Симонов подчеркивает, что больше всего тот боится, что получивший письмо почувствует равнодушие писавшего, подумает, что ему, «писавшему, было легко». А Сабурову хотелось, чтобы тот, кто прочтет, видел в нем товарища по оружию, горюющего человека.

И еще близким людям, замечает автор, было легче, если они узнавали, что их сын, отец, муж «не просто погиб, а чтобы погиб, сделав что-то героическое». Тогда читать будет не легче, но не так скорбно. И Сабуров, отвечая на письма, пришедшие к мертвым, старается утолить это желание. Когда для этого нужно лгать, он лжет. Симонов утверждает: «Это была единственная ложь, которая его не смущала».

Так автор подводит нас к мысли, что ради сострадания к человеку ложь допустима.

Я разделяю точку зрения автора в том, что, исключительно из благих намерений, можно сказать (или написать) неправду. Всё зависит от конкретной жизненной ситуации.

Тема «лжи во благо» всегда актуальна, поэтому многие известные писатели тоже затрагивали и развивали её.

Например, героиня рассказа А.И.Куприна «Куст сирени» Вера Алмазова в критический момент жизни помогает своему мужу посадить кусты сирени там, где их быть не должно. Вера осознанно действует по принципу «лжи во благо», чтобы профессор одобрил трудную практическую работу Николая Евграфовича Алмазова. Всё закончилось благополучно, и семья счастлива.

Ещё один интересный пример «обмана или лжи» мы наблюдаем в рассказе Н.С.Лескова «Старый гений». Гений специально моделирует ситуацию публичного скандала, чтобы недобросовестный господин оплатил весь долг старушке-помещице, тем самым вернув к нормальной жизни несчастную женщину.

Все мы понимаем, что ложь –это не совсем правильный выход из жизненной ситуации, но, как показывает практика, очень эффективный и, в конкретных случаях, единственный, когда ничего другое не помогает.