Пора детства в изображении М. Горького и Б.К. Зайцева ("Детство" - "Заря")

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования

«ОРЛОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ И.С.ТУРГЕНЕВА»

Институт филологии

Кафедра русской литературы ХХ вв. и истории зарубежной литературы

Петрушина Юлия Александровна

Пора детства в изображении М. Горького и Б.К. Зайцева ("Детство" - "Заря")

Курсовая работа

Направление подготовки: Педагогическое образование

Профиль: Русский язык и литература

Квалификация (степень): «Бакалавр»

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор

Михеичева Екатерина Александровна __________________ (подпись)

Оценка ____________________________

Орел-2018

Введение…………………………………………………………………………...3

Глава 1: Принципы подхода к теме детства М. Горького и Б.К. Зайцева

1. Художественная концепция детства в отечественной литературе……………………………………………………………..4

2. Автобиографизм у М. Горького и Б.К. Зайцева ……………………………………………………………………………………...9

3. Критические отзывы на творчество Б.К. Зайцева и М. Горького…………………………………………………………………...14

Глава 2: Пора детства в изображении М. Горького и Б.К. Зайцева ("Детство" - "Заря") ……………………………………………………………………………20

Заключение……………………………………………………………………….28

Список используемой литературы……………………………………………...29

Введение

Сегодня тема, выбранная нами, достаточно актуальна. Обусловлено это несколькими причинами. Во-первых, детство и отрочество являются в жизни каждого человека основополагающими этапами развития личности, во-вторых, эта тема всегда интересовала писателей. И что, как не литература, привлечет внимание, предупредит людей: «Осторожно, дети!» Тема детства в литературе слишком объёмная, чтобы попытаться раскрыть её в одной работе, поэтому представляется логичным обратиться к творчеству М. Горького и Б.К. Зайцева и на примере произведений "Детство" и "Заря" показать, как раскрывается ими тема детства.

Целью исследования в данной работе станет сопоставление изображения поры детства в произведениях М. Горького «Детство» и Б.К. Зайцева «Заря».

Задачи, стоящие перед нами, следующие:

• Показать, как изображают пору детства М. Горький и Б.К. Зайцев в произведениях "Детство" и "Заря".

• Выявить общее и различное в изображении поры детства этих двух авторов

Методы исследования, использованные нами:

• Сравнительно-исторический

• Биографический

• Аналитический

Объектом исследования стали произведения М. Горького «Детство» и Б.К. Зайцева «Заря», предметом – тема детства в литературе.

Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы.

Глава 1. Принципы подхода к теме детства М. Горького и Б.К. Зайцева

1. Художественная концепция детства в отечественной литературе

Под художественной концепцией детства подразумевается система образов-идей о детстве и «детском», складывающаяся под воздействием общественно-исторического и литературно-эстетического контекста в творчестве отдельных писателей на протяжении некоторого исторического периода. Художественная концепция детства есть система, процесс и вместе с тем результат проявления черт и свойств концепта «детство» (как он сложился к началу отдельно взятого периода) в конкретных литературных формах.

По мнению И.С. Кона, отнесение «открытия детства» к строго определенному историческому периоду вызывает у многих историков сомнения и возражения. Тем не менее все ученые согласны с тем, что новое время, особенно 17 и 18 вв., ознаменовалось появлением нового образа детства, ростом интереса к ребенку во всех сферах культуры, более четким хронологическим и содержательным различением детского и взрослого миров и, наконец, признанием за детством автономной, самостоятельной социальной и психологической ценности» [21, с. 7].

В Средние века внутренний мир ребенка и психоэмоциональная специфика детства еще не были освоены литературой.

В литературе классицизма детские образы еще не занимали сколько-нибудь значительного места, так как классицизм «интересует всеобщее, образцовое в людях, и детство предстает как возрастное уклонение от нормы (незрелость), так же как сумасшествие – психологическое отклонение от нормы (неразумие)» [37, с. 242].

В XVII в. тема детства - преимущественно поэтическая, но в следующем столетии она отступает из поэтического «центра». В эпоху Просвещения можно отметить появление интереса к детям в литературе, но он носит в основном прозаический, воспитательный характер. Авторы «в своих демократических устремлениях стали писать не только для третьего сословия, выводя литературу за пределы аристократического, избранного круга, но и для детей (низших в возрастной иерархии), видя в них благодатную почву, на которой могут взойти достойные плоды разумности и добронравия» [37, с. 242]. «Детские и юношеские годы занимают все больше места в просветительских автобиографиях и «романах воспитания», изображаясь как период формирования, становления личности героя. Однако детство, отрочество и юность для просветителей – еще не самоценные этапы жизни, а только подготовка к ней, имеющая главным образом служебное значение» [21, с. 8].

М. Эпштейн и Е. Юкина, описывая образы детства, констатируют, что «только романтизм почувствовал детство не как служебно-подготовительную фазу возрастного развития, но как драгоценный мир в себе, глубина и прелесть которого притягивает взрослых людей. Все отношения между возрастами как бы перевернулись в романтической психологии и эстетике: если раньше детство воспринималось как недостаточная степень развития, то теперь, напротив, взрослость предстала как ущербная пора, утратившая непосредственность и чистоту детства» [37, с. 242]. Об этом же пишет И. С. Кон: «В романтических произведениях фигурирует не реальный, живой ребенок, а отвлеченный символ невинности, близости к природе и чувствительности, недостающих взрослым» [21, с. 9]. У сентименталистов и романтиков детство выглядит безмятежной порой счастья. Но исследователь также отмечает: «Культ идеализированного детства не содержал в себе ни грамма интереса к психологии подлинного ребенка…Постулировав существование и самоценность мира детства, романтизм идеализировал его, превратив ребенка в миф, который последующим поколениям предстояло исследовать и тем самым развенчивать» [21, с. 8].

Коренной переворот, произведенный романтиками, не только определил новые формы литературы для детей, но и ввел тему детства в литературу для взрослых. В русскую литературу тема детства вошла «как признак интенсивного самосознания личности и нации, отдалившихся от своих стихийных, бессознательных истоков — и обернувшихся к ним» [37, с. 243].

В первой половине XIX века «создавался образ детства с четкими национальными чертами, растворялись признаки сословной принадлежности ребенка» [3, с. 109]. Сформировались каноны образа русского детства — изображение зимы, деревенской жизни и народных забав, чувствительного и доброго ребенка. Их мы можем увидеть в поэме Н.А. Некрасова «Крестьянские дети»:

«Но мальчик был мальчик живой, настоящий,

И дровни, и хворост, и пегонький конь,

И снег, до окошек деревни лежащий,

И зимнего солнца холодный огонь -

Всё, всё настоящее русское было…» [27].

Огромный вклад внес в литературу о детях Ф.М. Достоевский, своеобразие детской души он изобразил в таких произведениях, как «Неточка Незванова» (1849), «Мальчик у Христа на ёлке» (1876) и др.

Стоит отметить, повесть-сказку «Черная курица, или Подземные жители» (1828) А. Погорельского, в которой автор показывает самоценность детского возраста, богатство душевного мира ребенка, его самостоятельность в определении добра и зла, направленность творческих способностей. Образ Алеши- главного героя повести - открывает целую галерею образов детей — в автобиографических повестях С.Т. Аксакова, Л.Н. Толстого, Н.М. Гарина-Михайловского, в 20 веке — А.Н. Толстого, М. Горького, Б.К. Зайцева и многих других писателей. «Со времени опубликования «Черной курицы...» одной из ведущих идей русской литературы стала главная мысль А. Погорельского: ребенок легко переходит из мира мечты и наивных фантазий в мир сложных чувств и ответственности за свои дела и поступки» [3, с. 150].

В своей одноименной повести «Детство» Л.Н. Толстой называет этот период счастливейшей порой человеческой жизни: "Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства!.. Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и силы веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели - невинная веселость и беспредельная потребность любви - были единственными побуждениями в жизни?" [31, глава 15]. Всплеск интереса к теме детства в литературе начала ХХ столетия не может не поражать. Ребенок стал восприниматься как знаковая фигура эпохи. Он оказался в центре творческих исканий многих художников слова. Именно поэтому главными героями многих произведений русских писателей являются дети, их психология, отношения с окружающими людьми. Детство представляется как пора невинности и чистоты. Да, мы должны учится у детей, чтобы достигнуть видения истинного добра и правды. Такова поэтизация детства в русской классике.

XX век внёс свои коррективы. Величайшие социальные потрясения не могли не отразиться на литературных произведениях и изображении в них темы детства. В этих рассказах, романах, повестях уже сказывается социальный подход к обрисовке темы. Огромное влияние общественного уклада на жизнь ребенка оставляет свою печать. Писатели задаются множеством вопросов и пытаются вместе с читателями найти ответы на них (впрочем, некоторые проблемы, например, мотив «слезы ребенка» поднимали и писатели XIX века, так что даже здесь можно увидеть - в некотором смысле – также традиционный подход).

Особое отношение к детству мы видим у писателей-эмигрантов, каким является и Б.К. Зайцев. Писатель в автобиографическом очерке "О себе" (1943) делит свое творчество на две половины: одна - дореволюционная, когда "религиозное настроение" лишь "смутно проявлялось", но затем возросло в период революции, и вторая – когда оно зримо укрепилось в эмиграции. Он вообще считал, что именно за пределами России достиг полноценной творческой зрелости, поскольку "годы оторванности" от родины "оказались годами особенно тесной связи с ней" [15, c.412], что впрямую отразилось в его произведениях. А.В. Яркова в статье «Жанр автобиографического романа в творчестве Б.К. Зайцева» говорит об этом так: «Россия прошлого была отдалена от авторов не только в географическом, но и в историческом плане: прежней России их детства и юности уже не существовало. Поэтому она предстает во многих эмигрантских произведениях как образ утраченного рая» [38, c. 129]. Е.Ю. Шестакова в своей статье пишет, что А.Н. Толстой в произведении «Детство Никиты», «…как представитель русского литературного зарубежья, периоду детства придает черты идилличности вследствие его связи с ушедшей России» [36, c. 2]. Эта концепция также имеет продолжение в тетралогии Б.К. Зайцева. Детство воспринимается автором «…как заря жизни, как легендарное существование, утрачиваемое со временем рая, как весны, начала, пробуждения…» [38, c. 131]. Сам автор определял жанр тетралогии как «роман-хроника-поэма» и говорил, что главное действующее лицо в ней — Россия, «тогдашняя ее жизнь, склад, люди, пейзажи, безмерность ее…» [15, с.413].

Тема детства глубоко и органически вошла и в художественное наследие М. Горького. Рассматривая проблему воспитания в теснейшей связи с общественно-политическими вопросами своего времени, писатель не случайно большинство своих произведений, связанных с темой детства, предназначал для взрослого читателя. Классическая литература о детстве XIX века (Л.Н. Толстой, С.Т. Аксаков, А.П. Чехов) прокладывала дорогу А.М. Горькому. Вслед за Л.Н. Толстым, А.П. Чеховым, А.М. Горький глубоко раскрыл характернейшие черты психологии детского возраста, превосходно отобразил детскую непосредственность. Он начинал литературную деятельность в период резкого обострения классовых противоречий. Развивая тему детства, писатель не мог обойти вопроса о жизни детей бедняков и обитателей «дна». Нельзя не согласиться со словами А.Ф. Цирулева о том, что «М. Горький ошеломляет читателя вереницей ужасных и жестоких сцен, свидетелем которых оказывается его юный автогерой…» [33, с.237], «У А.М. Горького условия жизни детей «дна» нарисованы с такой силой отрицания, что у читателя должен возникнуть четкий вывод: «общественный строй, так калечащий ребенка, – нетерпим» [34, с. 32].

1. Автобиографизм у М. Горького И Б.К. Зайцева

«Автобиографизм - преломление биографического материала в художественном творчестве. Он связан со стремлением к подлинности выражения переживаний, конкретности в передаче психологических движений и событий. Поскольку автобиографизм предполагает конкретность в создании образа лирического героя или центрального персонажа (в драмах и в прозе), близкого, но не тождественного автору, в нем воплощены две противоречащие друг другу тенденции — к субъективности и к общезначимости» - такое определение мы находим в Лермонтовской энциклопедии [24]. В современном литературоведении понятие «автобиографизм» до сих пор не имеет определенных границ. Одни критики и литературоведы понимают под этим термином литературу документальную, другие — исповедальную, но те и другие сходятся в одном мнении — что в основе литературы биографической лежат факты из личной жизни писателя, необходимые ему для выстраивания сюжета и раскрытия характеров персонажей. Литературная автобиография представляет собой сложное социокультурное и художественное явление, отражающее в себе жизнь целого народа (той или иной социальной его прослойки) за определенный период времени (исторической или культурной эпохи), преломленную в ракурсе личностно-художественного восприятия действительности сочинителем. Конечно, если есть какие-либо документы (не важно, заметки ли это, черновики самого автора или воспоминания других людей, контактировавших с ним) касающиеся того, каковы были планы автора, как он сам понимал тот или иной образ, кто мог послужить прототипом или протономеном его персонажа, они обязательно прольют определенный свет и приоткроют завесу тайн творческой лаборатории автора. Ковалев Г.Ф. пишет: «Марсель Пруст категорично полагал, что творчество писателя и его же биография – это абсолютно независимые сферы. Однако, анализируя роман М. Пруста «В поисках утраченного времени», Л.Я. Гинзбург отметила, что его создатель смело интерпретирует документально-биографическую основу и активно «деформирует реально-бытовой пласт». Больше того, она уточняет, что в романе «не только автопсихологичен рассказчик, но и для каждой черты и детали этого романа, для любых его элементов может быть найден источник в жизненном опыте автора» [20].

Стоит сказать о том, что Б.К. Зайцев и М. Горький были знакомы, имели общий круг общения, были участниками литературного кружка «Среда», но после революции 1917 года их пути разошлись. Писатели имели разное происхождение и их судьбы, как и судьбы главных героев их автобиографических произведений сильно отличались.

Выдающийся русский писатель, мастер мудрой лирической прозы Борис Константинович Зайцев, названный литературным критиком Юрием Терапиано "последним из лебедей Серебряного века", принадлежал к старинному дворянскому роду. Родители Бориса Зайцева Константин Николаевич (1849 - 1919) и Татьяна Васильевна (дочь потомственного дворянина Василия Петровича Рыбалкина), сделали всё возможное для духовного и интеллектуального развития сына, становления его личности. Б.К. Зайцев родился 10 февраля (по новому стилю) 1881 года в городе Орле. Детство, отрочество и ранняя юность писателя прошли в Калужском крае (1881 - 1898). Все светлые видения детства являлись на страницах его рассказов, романов, повестей. Любовь писателя к России, к ее неповторимой природе, к христианскому быту ее крестьян, священнослужителей, людей разных сословий, пронижет, как солнечный свет весеннего утра, его автобиографическую тетралогию "Путешествие Глеба". [19, c.370]. Творчество Бориса Константиновича Зайцева - это целая эпоха литературной жизни России, долгое время закрытая от русского читателя. Об этой оторванности от российских читателей в 1957 году с горечью сказал в автобиографии сам писатель: "Ни одному моему слову отсюда не дано было дойти до Родины. В этом вижу суровый жребий, Промыслом мне назначенный" [17, с. 52].

Максим Горький - литературное имя известного писателя Алексея Максимовича Пешкова. Родился в Нижнем-Новгороде 14 марта 1868 г. По своему происхождению Горький отнюдь не принадлежит к тем отбросам общества, певцом которых он выступил в литературе. Апологет босячества вышел из вполне буржуазной среды. Рано умерший отец его из обойщиков выбился в управляющие большой пароходный конторы; дед со стороны матери, Каширин, был богатый красильщик. В 7 лет Горький остался круглым сиротой, а дед начал разоряться, и для заброшенного, почти не знавшего ласки мальчика наступила та эпопея скитаний и тяжелых невзгод, которая побудила его избрать символический псевдоним Горького. Всё, что претерпел в те времена писатель, он изложил в автобиографической повести «Детство» [8].

Но несмотря на такую полярность в судьбах, Б.К. Зайцев и М. Горький имели и немало общего. Среди писателей начала века особенно ярко импрессионистическое мироощущение сказалось у Бориса Зайцева. В.Т. Захарова пишет об этом так: «Это было вызвано серьезным постижением процессов бытия. Еще в критике 1900-х годов было замечено, что Б.Зайцев - «импрессионист», стремящийся «...воплотить в оригинальные художественные формы все ощущения, всякие переживания, мимолетные настроения, отразить в слове малейшие изгибы души. Краски, звуки, нежнейшие оттенки их, тончайшие запахи, служат ему, чтобы ожить под его кистью...»» [18, с.133]. Имрессионистическое начало В.Т. Захарова находит и у М. Горького: «Поэтика же М. Горького в произведениях 1910-х годов – доказательство его тяготения к обновленному типу реализма, который, восприняв черты символизма, импрессионистической поэтики, экспрессионизма, сумел приобрести качественно иные по сравнению с классическим типом реализма способы художественного постижения мира» [18, с. 213].

Общность этих писателей заключается и в том, что они оба обращались к жанру художественной автобиографии. Л.И. Бронская в своей диссертации «Концепция личности в автобиографической прозе русского зарубежья: И. С. Шмелев, Б. К. Зайцев, М. А. Осоргин» пишет, что писателей первой половины 20 века, как и писателей-классиков, интересует чувственный мир ребенка, его детские горести и радости, сложности взаимоотношений со взрослыми, первые встречи с вневременными константами: смертью, любовью, осознание совершенства Вселенной и т. д. [4, с.339]. Но писатели-эмигранты обладают и иным социальным, историческим, нравственно-психологическим опытом; перед ними стоят иные сверхцели, который один из современных историков русского зарубежья М. В. Назаров определил следующим образом: «Сохранить память о дореволюционной России и ее национальное самосознание, стать в меру возможностей как бы «блоком памяти» своей нации» [26, c. 437].

«Автобиографические произведения в творчестве пролетарского писателя занимают очень большое место. Стоит хотя бы только указать на автобиографическую трилогию, на попытки создать ее в 90-е годы, на сборник рассказов «По Руси», а также на множество очерковых и автобиографических рассказов, написанных в разное время» - пишет Т. A. Mарахова в статье «Истоки автобиографической трилогии в раннем творчестве М. Горького» [25, с. 72]. «У Горького писатель отходит на второй план, а главное место занимают те многочисленные люди, с которыми ему приходится встречаться» [7, c. 134]. Горьковская трилогия представляет собой художественное полотно, на котором воссоздана «не история души ребенка, а русская жизнь в определенную эпоху» [11, с.196]. Нельзя не согласиться со словами А.Ф. Цирулева о том, что горьковская трилогия - это «яркий образ автобиографического сочинения…Несмотря на то, что его «исповедь» максимально «эпизирована»…Личность автогероя – вот главный (хотя и не единственный!) объект пристального внимания М. Горького» [33, 272]. Нусинов И.М. утверждает, что «Содержание автобиографического цикла – не частная, а всеобщая история, не судьба отдельного человека, его родни, его случайных жизненных попутчиков, а судьба народа на данном историческом этапе» [28, с.52].

Нужно отметить, что автобиографический замысел стал закономерным итогом всего творчества Б.К. Зайцева. Он создает целый цикл автобиографических романов, в которых факты дополнены вымыслом.

В 1910г. Б.К. Зайцев завершает работу над повестью «Заря», которая сыграла немалую роль в возникновении замысла тетралогии «Путешествие Глеба», где первый роман носит такое же название, как и повесть. «Однако они являются совершенно самостоятельными творениями, отличающимися не только временем создания, но и замыслом, интонацией повествования» [12, с. 38].

Повесть «Детство» автобиографична, но поставить знак равенства между сюжетом художественного произведения и жизнью писателя нельзя. Спустя годы М. Горький вспоминает свое детство, первые опыты взросления, смерть отца, переезд к деду; по-новому многое переосмысливает и на основе пережитого создает картину жизни маленького мальчика Алеши в семье Кашириных. Повествование в повести ведется от первого лица, от имени маленького героя событий. Этот факт делает описываемые события более достоверными, а также помогает (что является важным для писателя) передать психологию, внутренние переживания героя. Стоить отметить, что в «Заре» также много отступлений от реальных фактов жизни автора: изменены имена почти всех персонажей, опущены некоторые события жизни.

1. Критические отзывы на творчество Б.К. Зайцева и М. Горького

Тематика научных статей о Б.К. Зайцеве разнообразна. Исследуются житийные традиции в прозе Б. Зайцева, его мемуаристика , словоупотребление и поэтика, христианские идеи , тема Италии. Проза автора рассматривается в параллели с творчеством других писателей, например, Е. Замятина, А. Чехова, М. Горького, И. Тургенева; в контексте исторической прозы Д. Мережковского, В. Ходасевича, М. Алданова; в контексте прозы о первой мировой войне М. Осоргина, М. Алданова, А. Толстого и других.

Столь обширный интерес ученых к различным аспектам творчества Бориса Зайцева привел к осознанию необходимости проведения регулярных Зайцевских чтений, что и было сделано в 1997 году. Первая конференция прошла в Калуге, вторая - в Орле. Учитывая этот опыт, можно говорить о том, что сегодня наследие Б. Зайцева активно анализируется и занимает наконец достойное место в отечественном литературоведении. Доклады, прозвучавшие на второй конференции, опубликованы в сборнике «В поисках гармонии (О творчестве Б.К. Зайцева)». На заседаниях секций шел разговор об эстетике лирической прозы начала века, о жанровых особенностях литературного портрета, типологии характеров, соловьевских мотивах в ранней прозе писателя, традициях житийной литературы в книге «Преподобный Сергий Радонежский» и т.д.

Б.К. Зайцев широко был известен за границей. В эмиграции Борис Зайцев воспринимался прямым наследником русской литературы, в особенности тургеневско-чеховской линии. Возник спор и о том, к какому из многочисленных литературных направлений относится Борис Зайцев. Сам автор много лет спустя писал, что «очень бы затруднился ответить на вопрос точно: к какому литературному направлению принадлежу. Сам по себе. И в молодости был одиночка, таким и остался» [15, с. 7]. Однако же критика рассматривала вопрос о художественной системе Б. Зайцева в русле творческих поисков писателей того времени.

Полуэктова И.А. в своей статье «Б.К. Зайцев: к вопросу о литературной репутации» пишет, что, когда в 1906 году в петербургском издательстве «Шиповник» вышел в свет первый сборник рассказов Б. Зайцева, почти все откликнувшиеся на публикацию (А. Блок, В. Брюсов, З. Гиппиус, Е. Колтоновская, А. Чеботаревская, К. Чуковский) отметили самобытность молодого прозаика. Репутация начинающего прозаика определялась по-разному: в Зайцеве видели «поэта космической жизни» (А. Горнфельд), «идиллика в античном значении этого слова» (А. Топорков), «задушевного лирического поэта» (М. Морозов), «поэта сна», «стихийного и немного рисующего поэта животности и хаоса» (К. Чуковский), «импрессиониста», стремящегося воплотить в оригинальные формы «все ощущения, всякие переживания, мимолетные настроения, отразить в слове малейшие изгибы души (Леонтьевич) [29, с.4]. Также автор данной статьи утверждает, что «Оригинальность прозы Б.К. Зайцева и его литературную репутацию навсегда связали с лиричностью. Однако писатели и критики русского зарубежья (П.П. Муратов, архимандрит Киприан (Керн)), как и другие, зафиксировав зайцевский лиризм, несколько по-иному попытались объяснить его. Лиризм прозы впервые был воспринят как особое качество мировидения, мироощущения и мирочувствования писателя, истоки и объяснение которого следовало, по мнению критиков, искать в эпохе» [29, с.7].

Было высказано несколько точек зрения. Творчество Б. Зайцева связывали с импрессионизмом (Волжский, В. Голиков, В. Полонский-Гусин, Ю. Соболев), реализмом (А. Блок, Н. Коробка), новым реализмом (Е. Колтоновская, П. Коган, А. Топорков), романтизмом (В. Голиков, например, считал романтизм Б. Зайцева осложненным, говоря об импрессионизме-романтизме, романтизме-христианстве). Широко варьировалось и понятие «реализм»: от реалиста-идиллика (А. Топорков) до реалиста-бытописателя (П. Коган); от «наивного» реализма до «символического, философского» (А. Ященко) и т.д. Для нас важно в этом широком спектре оценок выделить мнение Ю. Айхенвальда, заметившего, что у Зайцева «особый свет, но он не сходит с реалистической почвы», изображение действительности для него главное [1, с. 133].

Существует множество критических статей, посвященных творчеству Б.К. Зайцеву. М. Гофман в своей книге «Русская литература в эмиграции», изданной в 1957 году, несмотря на столь четкий заголовок, обращается лишь к доэмигрантскому творчеству Б. Зайцева. «Борис Зайцев не смеется, не шутит, но как-то светло-спокойно, с чуть заметной улыбкой грусти смотрит на жизнь - слегка задумчиво, слегка сентиментально, но всегда доброжелательно и набожно», - так определил основную тональность произведений писателя М. Гофман Гофман [10, с.15].

Ю. Айхенвальд, почувствовав музыку в рассказах Б. Зайцева, удивительно точно назвал писателя «органистом в храме русской словесности» [1], и эта музыка, ее знакомые мотивы передают «стихию русской души». Нежными, точными штрихами создает Б. Зайцев «ажурные» рассказы, впуская в них, по словам А. Блока, «живую, весеннюю землю, играющую кровь и летучий воздух» [16, с.11]. Его стиль носит следы «созерцания, мимолетности», в нем нет грубости, он «ровен, тих, элегичен», сочетает в себе «романтику, юмор и восторг перед природой» (Ю. Айхенвальд) [2, с.135].

Курочкина А.В. в монографии «Лирическая проза Б.К. Зайцева» пишет так: «Б. Зайцев, в сущности, становится главным героем своих произведений, где явления настоящей и прошлой жизни преломляются сквозь его личностно восприятие, которое нередко становится импрессионистичным. При всем разнообразии настроений и эмоций его мир не распадается на осколки чувств и впечатлений. Их объединяет общее и неизменное начало: авторское созерцательное видение жизни» [23, c.184].

Но не все приветствовали зайцевскую «лирику в прозе», считая это качество - лиризм - основным и единственным признаком произведений писателя. Большая часть критиков все же опасалась, что творчество Б. Зайцева может стать в дальнейшем однообразным, монотонным. Об этом говорили В. Брюсов, В. Полонский, Г. Горнфельд и другие. Но, отмечая эту возможную тенденцию, они надеялись, что писатель найдет свою дорогу, выдержит все испытания и займет свое место в литературе.

Писательская слава пришла к Горькому рано и быстро: в 1892 г. (возраст 24 года) он публикует первый рассказ ("Макар Чудра"), а в 1902 году (возраст 34 года) его уже выдвигают в почётные академики Императорской Академии Наук по разряду изящной словесности. И дальше до самой смерти он - в числе самых-самых, мировая знаменитость, могучий моральный авторитет. На границе XIX и XX веков Горький был чрезвычайно популярен в России: «...каждое новое произведение Горького тотчас делалось всероссийским событием» - пишет Иван Бунин о Максиме Горьком (глава из "Воспоминаний",1936 г.) [5].

Ю. Айхенвальд говорит о нем так: «Если все-таки Горький на первых порах своей литературной... деятельности завоевал себе общие симпатии, то это объясняется, прежде всего тем, что было ценно и привлекательно его доверие к человеку, его внимание к раздетому и голодному. Он в бывших людях увидел людей настоящих, он понял, что кто было человеком, тот человеком остается; он еще раз напомнил о пловцах жизненного дна» [1].

На саму повесть «Детство» была масса отзывов, например Писатель М. М. Пришвин писал: "..«Детство» — очень хорошая книга, но это все-таки половина того, что нужно: не хватает в ней самого мальчика Пешкова. Посоветую Вам, когда будете хорошо издавать свои книги, дайте каждой главе свое название. Моими любимыми тогда будут «Два бога» (бабушкин и дедушкин) и еще «Хорошее дело». В этих главах, мне так показалось, хотя и пишете о других, но ближе подходите к Пешкову [...] книга Ваша хорошая, совестливая..." (письмо М. М. Пришвина к М. Горькому, 4 (17) июня 1915 г.) [22]. Критик А. Гвоздев в журнале «Северные записки»: "...кошмарные сцены людской жестокости давят и теснят воображение автора..." [6, с.151]. Писатель А. Ширванзаде: "...На мой взгляд, вся книга есть символ русской народной жизни, ее угнетенности, и не только одного русского народа, но и всех народов вообще. Посмотрите, ведь я не русский, а армянин, родившийся и живший вдали от русской жизни, а между тем всё описанное Вами так родственно, как жизнь того народа, от которого я происхожу. И, поверьте, то же самое скажет Вам и французский, и английский, и иной другой писатель, вышедший из народа или знающий жизнь своего народа. В этой общечеловечности главное достоинство Вашей великой книги..." (А. Ширванзаде - М. Горькому, 26 января (8 февраля) 1916 г.) [22].

Личность писателя вызывала споры по кардинальным вопросам развития литературы, требовала своих ответов в самоопределении и писателей, и художников, и общественных деятелей. Особой стороной этих размышлений о Горьком становится полемика с советской версией изучения жизни и творчества писателя: оценок е его связей с революционным движением, трактовкой его вклада в литературу в качестве основоположника социалистического реализма. Русские эмигранты, очень несходные с Горьким по своим художественным и общественным приоритетам, однако, отстаивали «свое» понимание пути видного представителя русской общественной и культурной жизни рубежа эпох и первых десятилетий XX в. Критики русского зарубежья были активно и включены в обсуждение всего нового, что создавалось Горьким – его рассказов, воспоминаний, автобиографических произведений.

Ревякина И.А., анализируя критику и публицистику о М. Горьком в 30-е годы русского зарубежья, пишет, что политическое размежевание с эмиграцией, теперь открытое и резкое, окончательный переход Горького на «советскую сторону» вызвали новый всплеск неприятия писателя и его развенчание. Все чаще и беспощаднее о нем стали говорить, как о человеке, изменившем своему славному прошлому – борце за свободу, как о «бессловесной пешке» и пособнике террора. «В духе своеобразного документального пасквиля написана статья Б. Зайцева «Максим Горький (К юбилею)» (1932); автор признавался, что ему было «тяжело» вспоминать о Горьком, «талантливом», но всегда «чуждом» собрате по перу, рядом с которым в первые годы революции было «дышать нечем». Спустя десятилетия Зайцев стал отзываться о Горьком с некоторой долей сочувствия, однако ноты неприязни звучали, как и раньше. А. Яблоновский, автор одного из самых злых антигорьковских фельетонов начала 30-х годов – «Кавказский пленник», не жалел острословия и язвительности, чтобы унизить и свести на нет значение писателя: наступила «позорная и гнусная старость»; он окончательно стал советским, распрощался со свободой; некогда Буревестнику теперь «ни охнуть, ни вздохнуть» «без Ягоды» [30, c.129].

Мы рассмотрели небольшую часть критических отзывов о творчестве Б.К. Зайцева и М. Горького, и даже из этого можно сделать вывод о том, что к этим писателям могли относиться по-разному, но равнодушных к их литературной жизни не было. Они вызывали неподдельный интерес, как у современников, так и у последующих поколений критиков и читателей.

Глава 2. «Пора детства» в изображении М. Горького и Б. Зайцева ("Детство" - "Заря")

«Детство» — первая повесть в автобиографической трилогии Максима Горького («В людях» (1916), «Мои университеты» (1923)), впервые напечатана в 1913 году. Писатель рассказывает о своём сиротском детстве в зажиточной семье своего деда Василия Каширина в Нижнем Новгороде. Жизнь Алеши Пешкова кардинально отличается от жизни Глеба у Б.К. Зайцева. Повесть начинается с описания похорон отца Алеши Максима Савватьевича: «В полутемной тесной комнате, на полу, под окном, лежит мой отец, одетый в белое и необыкновенно длинный; пальцы его босых ног странно растопырены, пальцы ласковых рук, смирно положенных на грудь, тоже кривые; его веселые глаза плотно прикрыты черными кружками медных монет, доброе лицо темно и пугает меня нехорошо оскаленными зубами» [9, с.1] Автор не случайно начинает свой рассказ о детстве так мрачно. Этот момент въелся в его память как точка отсчета печальных и трудных дней в его жизни. Контраст помогает писателю показать нам двойственность и неопределенность чувств ребенка, которые впервые видит смерть («Ласковые», но «кривые руки», «доброе лицо», но пугающее «нехорошо оскаленными зубами»). До этого момента в жизни Алексея все было совсем иначе: «Я не знал другой жизни, но смутно помнил, что отец и мать жили не так: были у них другие речи, другое веселье, ходили и сидели они всегда рядом, близко. Они часто и подолгу смеялись вечерами, сидя у окна, пели громко; на улице собирались люди, глядя на них…»[9, с.35]. Но отца больше нет, Алексей с матерью отправляются в дом деда, где мир мальчика вскоре так сильно изменится: «Здесь смеялись мало, и не всегда было ясно, над чем смеются. Часто кричали друг на друга, грозили чем-то один другому, тайно шептались в углах…Я чувствовал себя чужим в доме, и вся эта жизнь возбуждала меня десятками уколов, настраивая подозрительно, заставляя присматриваться ко всему с напряженным вниманием» [9, с.36].

Роман «Заря», написанный в 1937г. Зайцевым Б.К., входит в автобиографическую тетралогию «Путешествие Глеба» («Тишина» (1948), «Юность» (1950) и «Древо жизни» (1953)). В романе рассказывается о детстве «небольшого, большеголового и довольно важного мальчика с белобрысыми залысинами» - Глеба. Он - сын инженера, заведующего рудниками Мальцовских заводов, живет он в доме в селе Усты на реке Жиздре, который выделен отцу Глеба как управляющему рудной конторы. Это история о начале большого пути загадочного и молчаливого «барчонка», о его счастливом детстве в кругу заботливой семьи, где мать ласково называла его «сыночка», где так волнительно было идти первый раз на охоту с отцом и весело читать наперегонки с сестрой Лизой. Дети получали хорошее образование, в доме Глеба по вечерам доносились звуки музыки, отца можно было застать за чтением Диккенса.

В романе «Заря» рассказ начинается с одного "июльского утра, ничем от других не отличавшегося". Но на это утро смотрят чистые и строгие глаза маленького Глеба и все, привычное и "не раз виданное": двор, конюшня, огород, луга, ровное взгорье, зубчатый лес, -вдруг преображается. "Какой невероятный, ослепительный свет, что за жаворонки, голубизна неба, горячее, душистое с лугов веяние... Благословен Бог, благословенно имя Господне! Ничего не слыхал еще ни о рае, ни о Боге маленький человек, но они сами пришли" в ослепительном деревенском утре..."[14, с.49]. Мы видим, как рассказчик одухотворенно, с большой теплотой начинает следовать по волнам своих детских воспоминаний. В его детстве нет горя, которое познал Алеша Пешков. У Глеба бывали огорчения: болезнь, из-за которой ему долго не разрешали читать книги, неудачи на охоте, раздражающее прозвище - Herr Professor от родных. Но он рос в благородной семье, полной любви и заботы друг о друге: «Ему казалось – так и надо, хорошо и ласково разговаривать отцу с матерью. Это высшие и благодетельные силы…Но навсегда обликом домашнего мира осталось: отец, почтительно целующий руку матери, мать, неторопливо и благожелательно отвечающая» [14, с.56].

Словно в параллельной вселенной воспитывался Алеша: «Дом деда был наполнен горячим туманом взаимной вражды всех со всеми; она отравляла взрослых, и даже дети принимали в ней живое участие» [9, с. 8]. Мальчик видит постоянную борьбу деда с дядьками. Сын поднимает руку на мать, а муж на жену. Не оставляет равнодушным сцена, когда дед высек Алешу до потери сознания за попытку покрасить скатерть, после чего мальчик долго «хворал», но именно тогда у него появилось беспокойное внимание к людям, точно ему «содрали кожу с сердца», и оно стало «невыносимо чутким ко всякой обиде и боли, своей и чужой» [9, с. 22]. Воспитание «кнутом» – основа в доме деда. Этого, конечно, герой романа «Заря» Глеб в своем детстве не познал, да и по темпераменту рассматриваемые герои были совершенно разные, несмотря на почти одинаковый возраст (Глебу в начале романа 4 года, Алексею в повести было 5 лет, герои растут, в финале произведений им уже 9(Глеб) и 11(Алексей) лет). Алексею всегда хотелось сделать назло, вопреки, показать протест. Глеб же был мечтателен, послушен.

Одинаково важное место в этих произведениях занимает образ матери. Но в каждом из произведений отношения мать-сын имеют свой исключительный характер. Глеб «залюблен» своей мамой, она всегда делает так, чтобы «сыночке» было комфортно, удобно и радостно. Сестра Лиза называет его даже любимчиком: «Лиза же, хоть и старше его, чувствовала себя как бы и ущемленной – равнодушием брата и меньшею, чем бы хотелось, любовью матери. Иногда она даже плакала, как обойденная» [14, с. 74]. В романе «Заря» мать предстает хорошей хозяйкой, на которой держится весь дом, она немного холодна, сдержана в эмоциях, не любила резких выражений отца, всегда очень переживала за сына. «Мать красива, с холодноватым выражением правильного, тонкого лица. Спокойна, небыстра в движениях, но движения эти осмысленны и полновесны. В матери есть основательность…Мать никогда не сердится, ни на кого не кричит, но все ей подчиняются беспрекословно. Ничего она не боится» [14, с. 50].

В повести «Детство» образ матери показан не так возвышенно. Перед нами несчастная женщина, потерявшая любимого мужа, похоронившая своего ребенка: «Она всё молчит, мать. Ее большое стройное тело, темное, железное лицо, тяжелая корона заплетенных в косы светлых волос, — вся она мощная и твердая, — вспоминаются мне как бы сквозь туман или прозрачное облако…» [9, с. 4]. В своей семье она словно чужая. Братья имеют виды на ее приданное, отец считает, что она его опозорила, выйдя замуж без его благословения. «Если бы не Алексей, ушла бы я, уехала! Не могу жить в аду этом, не могу, мамаша! Сил нет…» [9, с. 23]. - жаловалась мать Алексея. И она уходила, оставив сына бабушке и дедушке, вновь возвращалась и снова уходила. Мальчик сильно переживал разрыв с матерью, до конца не понимая, что происходит в душе женщины: «Я всё чаще думаю о матери, ставя ее в центр всех сказок и былей, рассказанных бабушкой. То, что мать не хочет жить в своей семье, всё выше поднимает ее в моих мечтах…» [9, с. 102]. На протяжении всей повести мать все больше отдалялась от Алексея, становилась холодной, кричала на него, раздражалась, все свои неудачи выливая на сына. А он преданно ее любил, создав сам себе ее идеальный образ: «В сравнение с матерью все вокруг было маленькое, жалостное и старое, я тоже чувствовал себя старым, как дед» [9, с. 180].

Каждый член семьи по-своему влиял на становление главных героев. Глеб очень любил своего отца, много хороших воспоминаний у мальчика связаны именно с ним. Образ кузины Сони-Собачки также связан с беззаботным детством Глеба. Гувернантка Софья Эдуардовна стала для героя предвестником прихода «недетского» в его жизнь. Глебу предстояло отправиться в Калугу для обучения в гимназии, и поэтому период занятий с Софьей Эдуардовной основательно запомнился как время скорых перемен.

С одной стороны – М. Горький реалистично передает «тесный, душный круг жутких впечатлений» [9, с. 15], в котором жил Алеша в семье Кашириных, а также раскрывает, как расширялись представления мальчика о нравах собственнического мира за пределами дома деда. С другой стороны, писатель показывает огромное влияние на Алешу тех «прекрасных душ», с которыми он встретился в доме деда и в окружающем мире и которые вселяли «надежду на возрождение… к жизни светлой, человеческой» [9, с. 202]. Роль бабушки в жизни Алеши очень велика. Только от нее он получал то тепло, в котором нуждается каждый ребенок. Добрая бабушка Акулина Ивановна Каширина становится лучшим другом Алеши на всю жизнь: «...До нее как будто спал я, спрятанный в темноте, но явилась она, разбудила, вывела на свет, связала всё вокруг меня в непрерывную нить, сплела всё в разноцветное кружево и сразу стала на всю жизнь другом, самым близким сердцу моему, самым понятным и дорогим человеком…» [9, с. 7], «...я как бы прирос к ней и не помню, чтоб в эту пору жизни видел что‑либо иное, кроме неугомонной, неустанно доброй старухи...» [9, с. 73].

Цыганок тоже занимал особое место в жизни Алексея. Он был приемным ребенком в семье деда, не из Кашириных, в нем не было их агрессии, в «воинах» за наследство он не участвовал, хотя это стало одной из причин, почему браться изводили подкидыша, Цыганок старался смягчить наказания для Алёши, он подставлял свои руки под кнут, когда пороли мальчика. Алёша был удивлён такой жертвенности и в то же время благодарен Цыганку за его доброту, за то, что он не жалел себя ради других. Разговаривать с Цыганком было весело и приятно, он уверял маленького Алешу не злиться на деда и учиться терпеть все трудности. «Я сказал ему, что очень люблю его, — он незабвенно просто ответил:

— Так ведь и я тебя тоже люблю…» [9, с. 18]. Внезапная смерть Цыганка сильно ранила сердце мальчика.

К Богу в этих семьях также было полярное отношение. «В устовском доме кое-где висели образа, но случайные, без любви заведенные, без любви к ним и относились: ни отец, ни мать, «люди шестидесятых годов», верующими не были…» [14, с. 59]. - так было в доме Глеба. Казалось бы, благодатно и легко складывалась жизнь Зайцева на чужбине. Назаров М. пишет: «Но во всем том, что писал в эти годы Зайцев, прорывалась, по его словам, "острота и мука революции - отсюда и переход к усиленной религиозности", точнее - к поиску духовно-нравственных опор, без которых устоять становилось все труднее» [25, с. 313]. Поэтому в тетралогии тема религии очень широко развита, но в романе «Заря» герой еще мал, своей позиции на этот счет у него не сложилось, но уже во втором романе под названием «Тишина» мы увидим серьезные изменения в религиозном становлении Глеба.

Алексей же рос в атмосфере богобоязни. Каждый день он наблюдал, как бабушка и дед молятся. Они это делали по-разному: «Я очень рано понял, что у деда - один бог, а у бабушки – другой» [9, с. 105], «Мне очень нравился бабушкин бог, такой близкий ей…Она говорила о нём особенно: очень тихо, странно растягивая слова, прикрыв глаза и непременно сидя…» [9, с. 61].

В двух анализируемых произведениях ярко выражены танатологические мотивы. Горький начинает рассказ о своем детстве со смерти отца. Начиная произведение со сцены смерти, он немедленно подчеркивает, что его детство будет отличаться от счастливого детства типичной дворянской модели, которую можно увидеть в «Заре» Б.К. Зайцева. Особое значение автор придает смерти Цыганка. Подкидыш, выполняя обет другого человека, совершившего смертный грех, взял на себя главную тяжесть и погиб, преданный этим человеком. Христос умер, искупая своею смертью грехи людей. Цыганок был готов пожертвовать собой ради других и умер, словно бы искупая грехи всего семейства Кашириных. Б.К. Зайцев описывает, как Глебу и Лизе сообщили о серьезной болезни матери. В этом эпизоде Глеб столкнулся с возможной скорой смертью близкого человека. Томление в дороге, желание успеть, боязнь потерять мать смешались в душе мальчика: «Глеб готов был закричать или заплакать…» [14, с. 82]. Смерть матери у М. Горького Алексею не приносит значимых изменений в жизнь героя. Отчужденность Алексея в случае смерти матери объясняется не только эмоциональной отдаленностью от нее. Важен и тот факт, что ребенок к этому времени привык к смерти. Жизнь в его мире унылая, грубая и короткая, отчего смерть не приводит к эмоциональному самоанализу, который свойствен Глебу.

В повести "Детство" Горький описывает жизнь простой русской семьи ремесленников, мы понимаем, что в те времена по таким принципам жили многие: дедушка сечет до полусмерти собственного внука, не говоря уже о подмастерьях. Бьет бабушку, издевается. Однажды отбирает у неё вещи (платья, лисий салоп), продает их, а деньги отдает в рост. По вечерам к дому деда приходит его сын, дядька Михайло, пьяный, с дубиной, пытается убить отца, кидает камни в окна. Соседи вокруг - не лучше Кашириных, их дети с малолетства так же жестоки, истязают кошек, собак, издеваются над нищими.

У Горького на первый план выходит социальный аспект. «Вспоминая эти свинцовые мерзости дикой русской жизни, я минутами спрашиваю себя: да стоит ли говорить об этом? И, с обновленной уверенностью, отвечаю себе: стоит...» [9, с. 196].

У Б.К. Зайцева центральное место в произведении занимает философско-этический аспект. Если анализировать всю тетралогию в целом, то главный герой приходит к принятию жизни, дарованной Богом: «О. Парфений говорил как бы заклинательно:

— Доверяйтесь, доверяйтесь Ему. И любите. Все придет. Знайте, плохо Он устроить не может. Ни мира, ни вашей жизни» [13, с. 446]. Стремление автора заключается в том, чтобы соотнести незначительную, незаметную жизнь одного конкретного человека с жизнью и судьбами общества и страны. Например, повествуя о скарлатине, поразившей детей, автор сообщает, что детям «надлежало благополучно пройти первую пещь огненную» [14, с. 134], акцентируя внимание на грядущих жизненных испытаниях. «Осмысляя образ Глеба, Зайцев подчеркивал в нем… черты, характерные для всего поколения в целом… Созерцательный, пассивный и отчасти жертвенный характер героя соответствует облику его небесного покровителя — св. Глеба (наряду со св. Борисом), первого русского святого-мученика, завещавшего России свой “образ кротости”» [4].

Стоит отметить особое отношение героев к книгам. Это прослеживается на протяжении всего повествования. Так, Глеб в романе «Заря» с ранних лет много читает, его увлекает этот мир книги, а в последующих романах тетралогии мы узнаем о том, что он станет талантливым писателем. Книги постепенно занимают важное место и в жизни Алеши – героя из повести «Детство». Однажды, учась в школе, он крадет рубль у матери. На эти деньги он покупает сказки Андерсена и с удовольствием читает их. Когда мать отбирает книги, Алеша очень расстраивается: «...[мать] побила весьма усердно, а книги Андерсена отняла и навсегда спрятала куда‑то, что было горше побоев...» [9, с.200].

Б.К. Зайцев показал своего героя на «заре» жизни и изобразил «отнюдь не безмятежное существование ребенка…в отдельных эпизодах предстает образ почти взрослого, не по годам развитого, самостоятельного человека…» [35, c.9]. Также и М. Горький, представив детство Алеши Пешкова, изобразил глубочайшую картину формирования личности ребенка на его первоначальном периоде человеческого развития, тем самым подготавливая своего героя к последующему становлению и значительному духовному развитию.

Эволюция главных героев у Б.К. Зайцева и М. Горького прослеживается в самом их взрослении, в стремлении понять жизнь, поступки близких, в анализе окружающей среды. Алеша в повести «Детство» и Глеб в тетралогии «Путешествие Глеба» не просто существуют, а проживают в каждом моменте своего взросления. Авторы данных произведений показывают, какое влияние оказывается на героев со стороны семьи, знакомых, что они испытывают в той или иной ситуации. И в повести, и в романе главные герои выносят свои жизненные уроки, которые коренным образом повлияли на их личностное становление.

Заключение

Мы рассмотрели два произведения: повесть М. Горького «Детство» и роман Б.К. Зайцева «Заря». Литература о детях ориентирована на становление личности и изображение этого процесса в историческом развитии государства.

Классическая русская литература XX века, как и литература XIX века, вводит тему детства, рассматривая её с позиций философских и социальных. Мы проследили развитие концепции детства в отечественной литературе, заострив свое внимание на двух произведениях, которые в свою очередь являются автобиографическими: «Детство» - первая часть трилогии М. Горького, «Заря» - первый роман тетралогии Б.К. Зайцева «Путешествие Глеба».

Сопоставительный анализ показал, что герои данных произведений имеют много общего: Алеша Пешков и Глеб почти ровесники, они только вступают в жизнь, детское чувственное сердце остро реагирует на несправедливость, обиду и т.д. Но мы доказали, что изображение поры детства у М. Горького и Б.К. Зайцева кардинально отличается. «Детство» М. Горького — это не только исповедь собственной души писателя, но и первые впечатления о нелёгкой жизни, воспоминания о тех, кто находится рядом в период формирования его характера, это внутренний протест против жестоких нравов общества и предостережение, как нельзя жить, если ты — человек. В романе «Заря» Б.К. Зайцева автор показал развивающуюся личность, в контексте еще неосознанной, отчасти игровой и беззаботной жизни. Однако изображена она художником во всей неопределенной сложности и многогранности характера, так как в отдельных эпизодах перед читателем предстает образ почти взрослого, самостоятельного человека.

Список используемой литературы:

1. Айхенвальд Ю. И. "Силуэты русских писателей", вып. 3, 1910 г.

2. Айхенвальд Ю.И. Борис Зайцев // Силуэты русских писателей: В 2т.Т.2- М.: ТЕРРА 1998.- 133-144 с.

3. Арзамасцева И.Н. Детская литература: учебник для студ. высш. пед. учеб. Заведений. – М.: Издательский центр «Академия», 2008. – 576 с.

4. Бронская Л.И. Концепция личности в автобиографической прозе русского зарубежья: И.С. Шмелев, Б.К. Зайцев, М.А. Осоргин: Дис. .д-ра филолог, н. Ставрополь, 2001. . URL:http://www.dissercat.com/content/kontseptsiya-lichnosti-v-avtobiograficheskoi-proze-russkogo-zarubezhya-i-s-shmelev-b-k-zaits (дата обращения: 15.03.2018).

5. Бунин И.А. Воспоминания 1936г. URL: http://lib.ru/BUNIN/memours.txt (дата обращения: 11.05.2018).

6. Гвоздев А. «Детство» М. Горького // Северные записки. – 1916. – № 2. – 149-154 c.

7. Г-ов (б. назв.) // Горький М. Мои университеты. М.-Л.: ГИХЛ, 1931. 131-136 с.

8. Горький М. Биография URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Максим_Горький (дата обращения: 11.05.2018).

9. Горький М. Детство: повесть / предисл. Н.Н. Жегалова. – М.: Дет. лит., 1988. – 207с. – (Золотая библиотека)

10. Гофман М. Русская литература в эмиграции // Возрождение.-1957.-№70.-5-20 с.

11. Десницкий В.А. Автобиографические повести Горького. 1. «Детство». 2. «В людях» // Десницкий В.А. М. Горький. Л.: Худож.лит., 1935. 174 - 222 с.

12. Драгунова Ю.А. "Заря" жизни в одноименных повести и романе Б.К. Зайцева // Жанры в литературном процессе: сб. науч. ст. – СПб.: ЛГОУ им. А.С. Пушкина, 2000. – 122–138 с.

13. Зайцев Б. Собрание сочинений. Том 4. Путешествие Глеба. Автобиографическая тетралогия. -- М: "Русская книга". - 1999. - 615 с.

14. Зайцев Б.К. Атлантида./ Составление, подготовка текста, комментарии Н.И. Лаврентьевой. Вступительная статья А.П. Черникова. – Калуга: Институт усовершенствования учителей, 1996. – 592 с.

15. Зайцев Б.К. Дальний край. М.: Современник, 1990. -671 с.

16. Зайцев Б.К. Осенний свет. М.: Советский писатель, 1990. - 544 с.

17. Зайцев Б.К. Собрание сочинений в трех томах. М.: Терра. - 1993. - Т. 1,2, 3., т. 1, 52 с.

18. Захарова В.Т. Импрессионизм в русской прозе Серебряного века: монография / Отв. ред. В.Т. Захарова. - Н. Новгород: НГПУ, 2012. – 271 с.

19. Зельников, Ю.И. Знаменитые калужане .- Калуга: Золотая аллея, 2013 .- 369 -374 с.

20. Ковалев Г.Ф. Хронотоп и автобиографизм, как они понимаются в литературной ономастике // Актуальные вопросы современной филологии и журналистики. 2017. №3 (26). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/hronotop-i-avtobiografizm-kak-oni-ponimayutsya-v-literaturnoy-onomastike (дата обращения: 05.06.2018). 

21. Кон И.С. Ребенок и общество: учебное пособие для вузов. - М.: Академия, 2003. - 335 с.

22. Критика о творчестве Горького, отзывы современников URL: http://www.literaturus.ru/2016/07/kritika-maksim-gorkij-otzyvy-sovremennikov.html (дата обращения: 04.04.2018).

23. Курочкина А.В. Лирическая проза Б.К. Зайцева: Монография. – Уфа: РИЦ БашГУ, 2007. – 216 с.

24. Лермонтовская энциклопедия URL: https://dic.academic.ru/dic.nsf/lermontov/7/Автобиографизм (дата обращения: 04.05.2018).

25. Марахова Т.А. Истоки автобиографической трилогии в раннем творчестве М. Горького, URL: http://www.biografia.ru/arhiv/otvorgor12.html (дата обращения: 17.03.2018).

26. Назаров М. «Миссия русской эмиграции» Издание второе, исправленное, Москва 1994, ТОМ 1 (Миссия русской эмиграции. - Издание 2-е, исправленное. — Москва: «Родник», 1994. — 416 с.)

27. Некрасов А. Н. Крестьянские дети URL: http://nekrasov.niv.ru/nekrasov/stihi/krestyanskie-deti.htm (дата обращения: 04.05.2018).

28. Нусинов И.М. Правда жизни (Автобиографические повести М.Горького)//Литературная учеба. – 1937. - №6. – 48-64 с.

29. Полуэктова И.А. Б.К. Зайцев: к вопросу о литературной репутации. Творчество Б.К. Зайцева и мировая культура. Сб. ст. Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 135-летию со дня рождения писателя. 20-22 апреля 2016 года / ОГУ им. И.С.Тургенева, ОГЛМТ, НИИ филологии ОГУ им. И.С.Тургенева. – Орел, 2016. – 160 с.

30. Ревякина И.А. М. Горький в критике, публицистике и мемуарах русского зарубежья (1930-е годы), 2006. – 20 с. URL: https://elibrary.ru/download/elibrary_15556647_46997506.pdf (дата обращения: 04.04.2018)

31. ТолстойЛ.Н. Детство. Отрочество. Юность/Л.Н. Толстой; вступ. Ст. и прмеч. Л.Д. Опульской. – М.: Првда, 1987. – 431 с.

32. Фомиченко Анна Олеговна Формирование личностного сознания ребёнка в тетралогии Б. К. Зайцева «Путешествие Глеба»: роман «Заря» // Universum: филология и искусствоведение. 2015. №12 (24). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/formirovanie-lichnostnogo-soznaniya-rebyonka-v-tetralogii-b-k-zaytseva-puteshestvie-gleba-roman-zarya (дата обращения: 22.04.2018).

33. Цирулев А. Ф. Проблема автобиографизма в трилогии М. Горького «Детство», «в людях», «Мои университеты» // Вестник ННГУ. 2010. №2-1. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/problema-avtobiografizma-v-trilogii-m-gorkogo-detstvo-v-lyudyah-moi-universitety (дата обращения: 22.03.2018).

34. Цирулев Александр Федорович О жанровой специфике трилогий Л. Толстого и М. Горького // Вестник ЛГУ им. А.С. Пушкина. 2011. №1. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/o-zhanrovoy-spetsifike-trilogiy-l-tolstogo-i-m-gorkogo (дата обращения: 22.04.2018).

35. Червяковский С.А. Тема детства в творчестве молодого Горького. Сборник статей / Под ред. И.К. Кузьмичева. – Горький: Горьковское книжное изд-во, 1956. – 351 с.

36. Шестакова Елена Юрьевна Концепция детства в русской классической литературе (первая половина XIX века и русское зарубежье начала ХХ века) // Филологический класс. 2006. №16. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/kontseptsiya-detstva-v-russkoy-klassicheskoy-literature-pervaya-polovina-xix-veka-i-russkoe-zarubezhie-nachala-hh-veka (дата обращения: 04.04.2018).

37. Эпштейн М., Юкина Е. Образы детства // Новый мир. - 1979. - №12. - 242 с.

38. Яркова А.В. Жанр автобиографического романа в творчестве Б.К. Зай-цева // Жанры в литературном процессе: сб. науч. ст. – СПб.: ЛГОУ им. А.С. Пушкина, 2000. – 122–138 с.