Поэзия философов или перлы (жемчужины), размышляющих мудрецов.
Размышления над онтологией мироздания:
а) В поисках тайны мироздания; б) «Философское пламя» Гераклита;
в) Ответ Парменида; г) Удивительные задачи Зенона из г. Элеи;
д) Вклад двух гениев античности; е) Пролегомены (Введение) в загадку Платона;
з) В гуще «бороды Платона». ж) «Даймон (демон) - Овод» Сократа.
Удивительная гносеология (эпистемология) или теория познания окружающего мира:
а) «пещера» Платона; б) «бритва» У. Оккама; в ) «доказательства» бытия бога»;
г) «учение о двойственной истине» Ибн - Рушда (Аверроэса).
д) «осел» Ж. Буридана; е) «идолы» Ф. Бэкона; ж) «правила метода» Р. Декарта.
е) антиномии И.Канта. з) философский полет «Совы Минервы» Г.Гегеля.
к) Поиск истины в споре метафизика и диалектика о «сущности и структуре стака-на».
В поисках тайны мироздания.
«Из чего состоит все» являлось главной проблемой античной философии, т.к. ее представители пытались в окружающей среде найти общую и единую основу всего мно-гообразия вещей и явлений природы. Эта ведущая философема имеет свои истоки в мифо-логии, в практике товарно – денежных отношений, в политико - правовой области, но особенно в практике многочисленных ремесел. Например, вещественным первоначалом в гончарном ремесле выступает глина, в каменнотесном – камень, в столярном –дерево. Эти вещества различаются между собой, однако, на более высоком уровни общности от соотношения « гончарные изделия – глина» можно перейти к соотношению «все есть нечто».
Подходы к решению проблемы, как из единства рождается многообразие и каким обра-зом многообразие сводится к единству, могут быть различными. Проблема поиска еди-ного или общего – это есть проблема поиска «начала», что в терминах античной филосо-фии означает «архэ».
В античной философии были использованы следующие логические подходы в поиске «архэ»:
в общности состава и происхождения, т.е. в поисках первовещества, из которого возникают все вещи и в которое, в конечном счете, все вещи опять превращаются. В данном случае «архэ» выступает материальной вещественной субстанцией, как, на-пример, у мыслителей из г. Милет (у Фалеса - вода; у Анаксимандра – апейрон –бес-предельное; у Анаксимена-воздух), у Эмпедокла - это земля, вода, воздух и огонь; у Анаксогора-«Ум», у атомистов - Левкиппа и Демокрита- атомы;
в общей закономерности движения и изменения вещественного первоначала. Так, например, у Гераклита в его учении об «огнелогосе» главное внимание уделено не вещественному первоначалу – «огню, а способу его осуществления. «Архэ» в данном случае выступает как закономерность Космоса – «Логос» или основной закон существования всех вещей в мире в отличие от «Хаоса»;
общее ищется в единстве количественной и качественной закономерности. Напри-мер, у пифагорейцев овеществленные числа выступают «кирпичиками» мироздания;
общее ищется в мире идей. Именно идеи выступают вечными совершенными сущно-стями, или «образцами» будущих вещей (Платон, Аристотель).
А теперь мы рассмотрим как мысль человеческая, поднимаясь от вещественного суб-страта (субстанции) до высот идеального мира, проникала в тайны Бытия.
Открытие секрета идеального мира.
Первым о тайнах идеального мира задумался Гераклит из г. Эфес (VI – V века до н.э.), младший современник Пифагора, представитель царского рода, но сам отказавшийся от этих обязанностей. Размышляя о связях между разными природными стихиями, он пришел к выводу, что спор о первичности той или иной стихии (первоначала, элемента, субстанции) бессмыслен. Слишком часто стихии переходят друг в друга, и поиск пра-вил, которым подчиняются такие переходы гораздо интереснее исследования свойств каждой стихии в отдельности. Так развитие природных объектов само стало объектом изучения науки. При этом важность понимания эволюции (постепенного изменения) пред-метов и процессов росло с каждым веком вплоть до наших дней: от изучения эволюции небесных тел, через химические превращения веществ, к пониманию развития Вселенной и Человека.
Главная проблема, над решением которой бился философ, м.б. выражена в форме пара-докса «возникновения нового», или откуда берется новое? Если из старого, то оно не новое. А если не из старого, то, наверное, из ничего, но из ничего не может возникнуть нечто. Значит, то, чего нет – Небытие - должно быть, в некотором роде, должно присут-ствовать уже в имеющемся бытии. Отсюда вывод: небытие и бытие должны сущест-вовать вместе, благодаря чему и возможно рождение нового. По утверждению Гераклита, все существует и не существует одновременно, потому что «Все течет, все изменяется», т.е. борьба бытия и небытия есть неотъемлемая сущность каждого предмета. И поэтому утверждал он: «В одну и ту же реку нельзя войти дважды». Чем более в предмете развита жизнь, т.е. бытие, тем отчаяннее борьба бытия и небытия, тем ближе они друг другу. Камень гораздо прочнее живого; в нем бытие преобладает над небытием. Удар по телу живого, а тем паче по мозгам его, и организм умирает, т.е. переходит в небытие. Гераклит понял, что истина есть существование двух противоположных моментов; он понял, что они сами по себе не истины и невозможны, в них истинно одно: перейти в противоположное. Гераклит открыл проблему неизвестную милетцам, т.к. они до нее не добрались.
А как же быть с единством мира? И Гераклит сделал новый шаг после милетских муд-рецов, заявив, что существует ЕДИНЫЙ закон перехода из небытия в бытие и обратно - это ЛОГОС (МИРОВОЙ ЗАКОН). Все происходит закономерно, подчиняясь космическо-му Логосу, который сам неизменен. Изменить его не в силах даже сами боги. Логос свя-зывает Вcеленную в единый, закономерный, упорядоченный, вечно меняющийся Космос. «Признак мудрости согласиться, внемля не мне, но Логосу, что все едино»,- так учил Гераклит. Пронизанный Логосом огонь «правит» над миром и «судит» его. «Суд над миром и всем, что в нем есть, совершается через огонь. Ибо, все грядущий огонь будет судить и осудит». Нет, не случайно великие предки жалких россиян грозно пели в нач. XX века «Мы раздуваем пожар мировой, церкви и тюрьмы сравняем с землей».
Изменчивость и неизменность - это противоположности, следовательно, каждая вещь есть единство и в то же время борьба противоположностей. «Должно знать, что война обще-принята, что вражда - это обычный порядок вещей и что все возникает через вражду», т.е. одно через другое, и наоборот,- так считал Гераклит.
Из этих рассуждений видно, что Гераклит угадал два принципа природной эволюции:
1) наилучшей моделью любого эволюционного процесса ему показалось пламя (огонь), бушующее в домашнем очаге или в горне кузнеца;
2) он пришел к убеждению, что огонь - это форма борьбы между разными природными силами, или стихиями.
Таким образом, по мнению Гераклита, при изучении любой эволюции нужно сначала выделить противоборствующие силы (стихии), а потом описать закономерности их борьбы. Лишь после этого можно предсказывать исход такой борьбы либо управлять ею. Так мы разводим костер, чтобы согреться, либо уходим с пути лесного пожара, который бессильны остановить. Современники не смогли оценить всю глубину его идей и прозвали его «Темным». Лишь в XIX веке немецкий философ Г.Гегель показал все величие Герак-лита, как открывателя нового способа мышления - Диалектического, который является способом познания и мышления через раскрытие сущностных противоречий существую-щих в любом предмете, явлении, процессе. Сей способ обладает, для тех, кто умеет его с толком применять, огромной творческой, или, как сейчас говорят, креативной силой и помогает уверенно разбираться в самых сложных процессах. Поиски противоположнос-тей в самых различных явлениях помогли понять их сущность и использовать эти откры-тия в человеческой практике, например:
1. И.Ньютон в XVIII веке открыл движение небесных светил в виде борьбы 2-х сил: инер-ции и гравитации и в результате смог построить первую научную картину мироздания;
2.Химики Кавендиш и Лавуазье в к.XVIII века открыли борьбу 2-х элементов (кислорода и углерода) в пламени;
3.А.Смит тогда же выделил 1-ю (экономическую) закономерность в чехарде обществен-ных сил - борьбу спроса и предложения;
4.Французские историки XIX века открыли в истории человеческих обществ борьбу противоположных общественных классов;
5.В XX веке, с появлением кибернетики и компьютеров, получила признание теория разделения процессов на управляемые и прогнозируемые. И все это заслуга Гераклита.
Ответ Парменида: «Бытие есть, а небытия нет».
С идеями Гераклита вступила в борьбу школа элеатов, которую возглавил Парменид(VI - V века до н.э.) из г. Элеи (в Южной Италии), поэтому школа так и называется (элеатов). Они решительно боролись с идеями Гераклита, создав собственную концепцию мирозда-ния. Почему они выступили против - концепции Гераклита? Смелой мыслью о сосущест-вовании бытия и небытия, о возникновении нового как переходе одного в другое и наобо-рот Гераклит разрешил парадокс возникновения, который он сам и поставил. Однако это решение далось слишком дорогой ценой, поскольку пришлось отказаться от краеугольно-го камня, святая святых научного мышления, от закона недопустимости противоречия: нельзя одному и тому же предмету приписывать взаимоисключающие характеристики. Невозможно одновременно в одном и том же смысле и существовать, и не существовать. Идея о существовании небытия, т.е. того, что не существует,есть явное нарушение одного из законов логики: закона тождества. Парменид (глава элеатов, V век, до н.э.) утверждал, что существует только то, что существует, а несуществующее не существует, или, говоря его словами: «есть только бытие, а небытия вовсе нет». Но отсюда вытекает странное утверждение, что бытие едино и неизменно.
В самом деле, если бытие состоит из частей (т.е. множественно), то, что отделяет одну его часть от другой? Граница, разделяющая части бытия, может быть только тем, что не является бытием; поскольку же небытия нет, то разграничивать части нечему и оно едино.
Бытие также неизменно, потому что ему не во что изменяться, ведь оно могло измениться только в то, что не есть бытие, т.е. в небытие, а его-то как раз и нет.
Однако мы ежесекундно наблюдаем нечто противоположное - это мир, разделенный на части и постоянно меняющийся. В чем же дело? Неужели элеаты были глуповаты? Или других считали то ли за простаков, то ли за дураков? Ни то, ни другое, ни третье. Просто мир не таков каким мы его видим! Разрешая сей парадокс, Парменид выдвигает идею о существовании двух миров:1) первого мира - мира истины, о котором только и возможно высказывать истинные суждения; 2) второго мира - мира мнения, о котором можно выска-зывать более или менее правдоподобные предположения. Мир истины постигается умом, а мир мнения дан людям в чувственном восприятии. Тем самым была поставлена перед будущими поколениями проблема соединения постигаемого разумом мира, который един и неизменен, с чувственным миром, который множественен и изменчив.
Удивительные задачи Зенона из г. Элеи
Наглядно эту проблему попытался осмыслить в своих знаменитых апориях Зенон Элейс-кий, ученик Парменида. Сам Зенон - незаурядная личность. Он участвовал в заговоре против тирана и схваченный его слугами держался на допросе с большим мужеством. На вопрос назвать др. участников заговора, он назвал всех друзей тирана. На требование назвать главного врага государства, Зенон назвал тирана. Ему пригрозили вырвать язык, тогда он откусил свой язык и выплюнул его в лицо тирану. Потрясенный народ восстал и, победив, создал республику в своем городе.
Апория (в переводе с греч.), а-нет, пория-выход, т.е.безвыходное положение; сейчас такие ситуации чаще называют антиномиями или парадоксами. Зенон, по утверждению древ-них, создал несколько 10-ков апорий, но до нас дошло лишь несколько.В одной из самых знаменитых апорий «Стрела» суть которой звучит так: «Летящая стрела на самом деле не движется», он пытался показать: насколько трудно осмыслить такое простое и очевид-ное явление как движение. Система обоснования этого примера данная самим Зеноном нам неизвестна, т.к. его труды дошли до нас только в пересказе других. По мнению его комментаторов, доказательства Зенона выглядели так:
а) весь путь стрелы состоит из точек (об этом математики древности знали);
б) стрела в данный момент находится в данной точке и она не может и находиться в ней и не находиться, т.к.это противоречит закону тождества;
в) следовательно (ergo), стрела не движется, но постоянно находится в покое!
В других апориях («Ахиллес и черепаха», «Стадии», «Дихотомия») он развивал мысль о невозможности понять как движение, так и бесконечное деление прямой. Зенон не мог это толком объяснить ни себе, ни другим. Тем не менее, он был не так глуп, как можно было бы подумать. Напротив, он был необыкновенно умен, т.к. сумел увидеть и понять в то время, что: 1) очень «трудно уловить логику движения в логике понятий»;
2) людям не хватает понятий для объяснения многих явлений.
Так в науке открылась очередная понятийная бездна. Заполнить ее удачно выбранными понятиями Зенон не сумел, поэтому вместо учебника теоретической физики он составил задачник этой науки, сформулировав каждую проблему в виде апории, т.е. явного проти-воречия двух убеждений, за которыми скрываются разные модели единого мира. Такова, еще раз повторим, летящая стрела, которую мы не можем отличить от покоящейся. Таков быстроногий Ахиллес: он не догонит черепаху, пока мы не введем понятие скорости и не научимся суммировать геометрическую прогрессию. Таков отрезок прямой, который, то ли допускает, то ли не допускает неограниченного деления пополам.
Кстати, существует исторический анекдот, как Зенон спорил с Диогеном Синопским и его учениками. В ответ на доводы Зенона про летящую стрелу один из учеников Диогена встал и стал ходить. Хвалили все, кроме Диогена и, разумеется, Зенона, ответ замыслова-тый. Однако, Диоген, взяв палку, побил ученика: на доводы разума, мол, ищи разумные контраргументы - таков смысл сей притчи. Сей пример дан Пушкиным А.С.в стихотво-рении - найти его и объяснить, написав эссе!!! – N/ B
Для науки нашего времени эти парадоксы кажутся несложной игрой ума. Чтобы их ре-шить, достаточно объявить: физическая точка вполне определена своей массой, тройкой числовых координат в пространстве и вектором скорости (итого 7-мь числовых характе-ристик). Столь же легко рассчитать, когда Ахилл догонит черепаху, если есть формула суммы бесконечно убывающей геометрической прогрессии. Стоит предположить, что деление отрезка пополам может продолжаться неограниченно, и мы получим изображение каждого числа бесконечной двоичной дробью. Так можно решить любую научную проб-лему, вводя новые аксиомы и определения, отражающие существо дела!
Поэтому изобретение новых понятий, вытекающих из существа дела, ученые нашего вре-мени считают самой полезной, хотя и самой трудной частью своей работы. В V веке дон.э. эллины только начали учиться этому ремеслу, и не все у них получалось быстро и гладко. Например, Зенон склонялся к мысли о возможности неограниченного дробления отрезка прямой или иных природных тел. Но не все принимали эту мысль и считали, что могут существовать неделимые частицы. Такую теорию выдвинул Демокрит (V - IV века до н.э.) вместе со своим другом Левкиппом, из этих 2-х друзей наиболее знаменит Демокрит из г. Абдеры. Но это уже другая история, которую вы сами должны изложить, т.к. она ле-жит в основе МКТ (ее положения знать наизусть), т.к. вы ее изучаете на уроках физики.
Вклад двух гениев античности в нахождении «архэ».
Еще один подход к основной проблеме античной философии, был реализован в трудах Платона и Аристотеля, заложивших иную традицию в толковании «архэ».
Они исходили из непреложного факта, что многообразие вещей реально существует. Причем, каждая вещь до начала познания и всякого рассуждения о ней существует еди-ножды, как отдельная вещь, объективно. В процессе познания и после она существует как бы дважды: по-прежнему вне человека и как представление в сознании человека. Однако, с точки зрения Платона, это представление о вещи является лишь тенью, бледным подо-бием идеальной конструкции вещи, которую Платон назвал «эйдосом». Таким образом, мир как бы утраивается: 1- вещи подражают своим эйдосам; 2- представления о вещах в сознании человека являются лишь тенями эйдосов; 3- мир идей или эйдосов существует, как и мир вещей, объективно, вне сознания людей.
Что же взять за основу мира? «Архэ» должно быть более устойчивым, совершенным именно потому, что оно лежит в основе всего конкретного. Платон разрешает этот вопрос в пользу мира идей, или эйдосов. Однако, и без вещественного, телесного субстрата нельзя обойтись. Поэтому Платон провозглашает «архэ» дуалистичным или двойствен-ным, где первенство, примат отдается идеям-образцам. Вещи «подражают» эйдосам, но не содержат их в себе, а эйдосы, как более совершенные, вечные, бестелесные сущности вещей вынуждены находиться в особом запредельном («трансцендентном») мире, т.е. между идеями и вещами образуется пропасть. Что же это за «архэ», если оно «разорвано» даже в пространственном и временном отношении?.
Именно эту трудность попытался разрешить Аристотель – «самый энциклопедическая голова древности». Он соединил мир идеальных сущностей с вещами. Платоновские идеи стали называться «формами», когда идея вещи и сама вещь находятся в органическом единстве, однако за материей Аристотель оставил пассивное начало, а за бестелесными формами – активное, но постулировал при этом, как и Платон, их неразделимость.
Пролегомены (введение) к загадке «бороды Платона»
Бытие человека неразрывно с природой, которая проявляется в его телесности. Из того обстоятельства, что человек существует как тело в мире природных вещей вытекает ряд следствий, которые он сознательно или бессознательно учитывает в своей жизни. Тело человека, конечно, смертно, и, чтобы поддерживать его существование, человеку необ-ходимо заботиться «о хлебе насущном», от этого, в конечном итоге, зависит и духовная жизнь человека, в той или иной мере определяемая уровнем материального бытия. В этом человек един с природой, но существует и то, что принципиально отличает человека от всего живого, что составляет специфику человеческого бытия. Особенность бытия челове-ка состоит в существовании уникальной для живой природы взаимосвязи человеческого тела и жизни духа человека. Эта единство проявляется во взаимосвязи трех относительно самостоятельных бытийных измерений его жизни. Во-1-х, каждый человек существует как мыслящее и чувствующее тело; во-2-х, человек принадлежит к особому виду живых существ, способных совершать разумные действия; в-3-х, жизнь каждого человека тесно связана с его социально – историческим существованием. В каждом из перечисленных аспектов человеческой жизни реализуется диалектическая взаимосвязь духовного и телесного. И если телесность конкретного человека конечна, ограничена продолжитель-
ностью его индивидуальной жизни, то его духовное, социальное «Я» может продолжить свое существование, вливаясь в общий поток духовного бытия человечества.
Бытие духовного может быть рассмотрено как диалектическое единство индивидуали-зированного духовного и объективированного духовного. Первый вид присущ отдельному человеку и представляет собой все многообразие духовной жизни индивида. Процессы сознания и психики человека завершают свое бытие в момент биологической смерти их
носителя, но если результаты индивидуального духовного бытия человека находят свое отражение в произведениях искусства, научных трудах и иных материальных объектах, они продолжают свое бытие на уровне объективированного духовного.
Вот эта сложность человеческого сознания ведет к тому, что физическая реальность является человек в своеобразных формах. Во-1-х, как реальное бытие, т.е. бытие само по себе, независимо от того, каким оно отражается нами, и обозначается также терми-нами «истинное бытие», «ноуменальное бытие» ( ноумен – умопостигаемая сущность), «вещь-в-себе», «действительное»; во-2-х, как кажущееся бытие, т.е. бытие, каким оно представляется нам существующим, выражается также терминами «феноменальное бытие» ( феномен – явление, данное нам в опыте), «иллюзорное» или просто «явление».
Сталкиваясь с реальным и кажущимся, признавая являющиеся несуществующим, человек соприкасается с проблемой небытия.
Суть загадки «борода Платона» и пути ее отгадки
Бытию, представляющему собой все реально существующее, противостоит небытие. Оно
частично закрыто для сознания человека, но некоторые его измерения фиксируются созна-нием через явления смерти, исчезновения, видоизменения. В мировой философии выде-лены различные формы небытия: отсутствие чего-то в другом, несуществование до воз-никновения, несуществование после уничтожения, отсутствие связи между вещами.
Реальность бытия представляет собою парадокс. Существует старая загадка Платона о небытии, получившей название «Бороды Платона». Она формулируется так: небытие должно в некотором смысле быть, в противном случае, что же есть то, чего нет? А вот ее интерпретация в одном из философских течений XX века – логическом позитивизме: мы прекрасно знаем, что крылатых лошадей – пегасов - нет, но разве мы можем говорить о том, что вообще является ничем, то есть говорить ни о чем?
Представители культуры Бытия считали небытие тенью бытия, определяя его то как потенциальное бытие (Аристотель), то как бытие для себя (Ж.-П. Сартр- французский мыслитель ХХ века, экзистенциалист), то как несостоявшееся бытие (Бергсон – фр. мыслитель, интуитивист нач. ХХ века). В наше время появились мыслители, которые стали утверждать, что «Бытие только тень небытия, его изнанка. Оно как сверкающее всеми цветами радуги пленка нефти на поверхности океана, океана небытия…Оно покоится в небытии как ребенок в чреве матери. Небытие всюду и всегда…оно сама жизнь!». Скажем прямо, проблема бытия является для большинства мыслителей актуальной или идеей вечности и бесконечности материального мира, или творящего божественного начала. А возвеличивание проблемы небытия связано с открытиями в различных областях современной науки, особенно в психологии (открытие З.Фрейдом «Бессознательного» в сознании человека); а в физике – антиматерии и т.п. Уж если в естественных дисциплинах открывают нечто диковинное, то дело чести философии не остаться в стороне. И вот «патриоты» философии стали абсолютизировать небытие, которое, по их мнению, является определяющим в понимании устройства мироздания. «Развитие состоит,- утверждают они, - в наращивании бытия, его интенсификации. Но чем интенсивнее бытие, тем оно хрупче, тем оно подверженней гибели. Мы ходим по тонкому льду над океаном небытия». Решение проблемы соотношения бытия и небытия определяет подход к вопросам смысла и бессмысленностей человеческой жизни. Так, культура бытия по преимуществу оптимистична и деятельна, для нее краткий миг бытия человека в океане небытия наполнен безграничным смыслом. А культура небытия отрешенно пессимистична: «Только философия небытия может обосновать философское отношение к жизни – атараксию и апатию, пребывание в ничтожестве, точнее говоря, возвращение в ничтожество смирение».
В противостоянии бытия и небытия легко прочитывается шекспировское «быть или не быть», которое в условиях духовного кризиса культуры приобретает особую окраску: «быть», противостоя соблазнам разрушающего духовность «обладания» или «не быть», забывая свой нравственный долг и устремляясь по пути обладания внешним.
Очарование сказания о «Пещере» Платона.
«Миф о пещере» - самый знаменитый из мифов Платона. Для философов он более знаме-нит, чем миф об Атлантиде. Этот миф изложен в книге VII «Государства». О чем же идет речь? О скованных цепью пленниках, сидящих в гроте (пещере) спиной к свету, не имея возможности повернуть голову. Перед собой они видят только каменистую стену пе-щеры, на которой от горящего у них за спиной костра пляшут тени — их собственные и разных проносимых мимо вещей и предметов искусственного происхождения. Поскольку пленники никогда не видели ничего, кроме этих теней, они принимают их за реальные существа и серьезно обсуждают их. Но вот одного из пленников силой выводят из пеще-ры. Он настолько потрясен, что поначалу ничего не различает вокруг себя. Ему хочется назад, в пещеру, но теперь он понимает, как там темно, и ему снова становится страшно. Так и все мы, живущие на свете: мы видим только тени реальности; наше солнце — тот же костер; мы ничего не знаем об истинном (сверхчувственном) мире, освещаемом истин-ным солнцем (Идеей Добра). Редко кто осмеливается взглянуть в лицо сверхчувственно-му миру, но и эти единицы вынуждены постоянно переходить от потрясения, вызываемо-го соприкосновением с Идеями, к помрачению, охватывающему их, стоит им вновь спу-ститься в пещеру. Прочие пленники только насмехаются над ними, а попытайся они вытащить их на свет, пожалуй, не остановятся и перед убийством.
В чем же смысл этого мифа? Платон внушает нам, что главное, т. е. Истина и Добро, находится не здесь и доступно только мысли — и то при условии, что мы вырвемся из плена чувственного мира. Это совершенный идеалистический миф, утверждающий иллю-зорность реальной действительности, обесценивающий телесные ощущения, исполнен-ный веры в иной мир, в трансцендентность, в Идеи, иными словами, в смерть. Ошеломительный успех, встреченный этой сказкой в среде людей любителей мудрости (особенно верующих), красноречиво свидетельствует о присущем многим людям такого склада отвращении к реальной действительности.
Сей миф является основой основ в теории познания или гносеологии (с греческого). Что же человек познает на самом деле: 1) саму действительность или 2) отражение предметов мира, их идеи, в своем сознании, или 3) свои ощущения о действительном мире. Ответы на эти вопросы и определяют (осознаем мы это или нет), наше понимание мира, свое место в этом мире и т.п.
«Бритва ( лезвие)» В. Оккама.
Есть ключи, которыми ничего нельзя открыть. Есть замки, к которым не подобрать клю-чей. Есть бритва, которой невозможно порезаться, но с помощью которой, тем не менее, учёные в течение многих лет отрезали от живого дерева науки многочисленные ветви, веточки и даже целые стволы, полагая их лишними. Бритву эту не подержишь в руках, но, тем не менее, каждый научный работник знает, как ею пользоваться. Иногда эту бритву называют скальпелем, и, что самое любопытное, человек, который якобы придумал это название, понятия не имел о том, что в далёком будущем потомки именно так назовут результат его долгих размышлений о знании, природе и человеке.
Правильнее было бы упомянутые режущие предметы назвать тем, чем они и являются на самом деле — научным принципом, едва ли не главным в научной методологии. Совре-менная, привычная слуху, формулировка принципа звучит так: «Не умножай сущности сверх необходимого». Его ещё называют законом экономии мышления. Авторство же приписывают английскому монаху-францисканцу, философу-номиналисту Вильяму Оккаму, жившему в первой половине XIV века. Оккам, впрочем, вовсе не был автором закона экономии мышления, а формулировка «Не умножай сущности сверх необходи-мого» в трудах этого действительно уникального философа ни разу не встречается. В своих работах он переформулировал принцип, известный ещё со времён Аристотеля- один из принципов логики — закон достаточного основания. Специалисты по истории филосо-фии Средневековья, утверждают, что чаще всего в работах Оккама принцип экономии мышления формулируется так: Pluralitas non est ponenda sine necessitate, что в переводе с латыни означает: «Без необходимости не следует утверждать многое». Один из известных примеров использования бритвы Оккама: диалог математика и физика Лапласа с императором Наполеоном. Лаплас рассказал Наполеону о своей теории происхождения Солнечной системы.— Интересно, — сказал император. — Но почему-то в вашей картине мира я не увидел Бога.— В этой гипотезе, сир, я не нуждался, — якобы ответил Лаплас, продемонстрировав свою приверженность принципу Оккама: действительно, зачем вводить предположение о существовании высшей силы, если движение тел во Вселенной вполне можно рассчитать с помощью обычных законов механики? Бритвой Оккама, сами о том не догадываясь, мы постоянно пользуемся в повседневной жизни. Проблемы выбора возникают перед нами каждый день и каждый час. И, скорее всего, мы следуем пословице: «Из двух зол выбирают меньшее» — тоже одна из формулировок принципа Оккама, его бытовой вариант. Подумав, мы наверняка вспомним множество других примеров, когда принимали жизненные решения, действуя строго по науке, причём по науке, проверенной временем: «Решай проблемы по мере их поступления», «если в место сложной можно решить простую задачу, так и сделай». Принцип этот стал почти таким же основополагающим в методологии науки, как принцип относительности в физике или принцип исключённого третьего в логике. Много раз менялась формулировка принципа, но его суть всегда оставалась неизменной.
«Учение о двойственной истине» как путь к освобождению философии от гнета религии.
В начале Средних веков были сильны сомнения в возможности применения философии к религии; зрелое Средневековье ознаменовалось торжеством схоластики, в которой философствование стало средством укрепления веры; неудивительно поэтому, что на закате рассматриваемой эпохи стали звучать сомнения в совместимости философ-ского знания и религиозной веры, которые постепенно перерастали в полное освобожде-ние философии от роли служанки религии. В схоластике изначально были заложены противоречия, которые со временем разложили ее изнутри и привели к гибели. Они явились миной замедленного действия, которая рано или поздно должна была сработать. Эти противоречия заключались в не состыковке положений веры и разума, в их несовместимости. Поэтому можно говорить о том, что схоластика вообще была одним грандиозным противоречием, ибо представляла собой попытку совместить несовмести-мое, в силу чего долго существовать не могла и должна была прийти к упадку сама по себе, без всякой внешней помощи.
В XII в. арабский философ Ибн Ру(о)шд (латинский вариант – Аверроэс) разработал теорию двойственной истины. Средневековая восточная философия была теистической, так же как и западная, и являлась служанкой мусульманской религии, а потому схоластика представляет собой явление не только европейское, но и восточное. Теория двойственной истины говорит о том, что у религии и философии совершенно разные предметы и мето-ды. Так, предметом религии является Бог, а методом – вера, тогда как предмет филосо-фии – природа, а метод ее – опыт (практическая деятельность, возможно, даже экспери-ментальная, по изучению окружающего мира). Религия и философия занимаются абсо-лютно различными областями, почти ничего общего друг с другом не имеющими, и поэ-тому неудивительно, что у религии свои истины, а у философии – свои. Причем эти исти-ны не только могут, но и должны быть разными и даже противоречащими одна другой. Это вполне естественно, нормально и понятно. Они вовсе и не должны состыковываться, как то кажется сторонникам гармонии веры и разума, да и не могут эти истины не всту-пать в противоречие, так как говорят о противоположных и фактически несовместимых вещах. Например, является ли истиной утверждение, что вода в земных условиях кипит при 100 °C? И является ли истиной утверждение, что высоко в горах она кипит при более низкой температуре? И то, и другое – истина. Исключают ли они одна другую? Нет. Должны ли они согласовываться между собой и сливаться в одну единую общую истину? Не должны. Просто одну ситуацию описывает первое утверждение, для другой же, отличной от нее ситуации будет справедливой вторая истина, которая противоречит пер-вой, но не исключает ее, поскольку совершенно необходимо в данном случае наличие именно двух разных истин. Почему бы не предположить, что у веры и разума, равно как у религии и философии, также должны быть разные и несопоставимые истины? Пусть философия занимается исследованием природы и не вмешивается в религиозные положения, пытаясь их обосновать, и пусть религия не пытается быть знанием о мире, а тем более наукой о нем, всегда оставаясь только верой, и не заставляет философию обслуживать свои нужды. Таким образом, теория двойственной истины была направлена против самой сущности схоластики – стремления осуществить синтез религии и философии, говоря, что такое соединение принципиально невозможно, и подчеркивая необходимость всяческого разъединения и обособления религиозной и философской сфер. Эта теория, как видим, освобождала, с одной стороны, философию от обязанности быть подспорьем религии, а с другой – избавляла последнюю от необходимости доказывать положения веры, подводить под них некую логическую основу. За философией, таким образом, вновь признавалась возможность быть свободным и дерзновенным познанием окружающего мира.
«Доказательства бытия бога» в понимании средневековых мыслителей.
Для схоластов стало делом чести доказать, что в существование бога нужно верить не только потому что «это нелепо», как утверждал один из отцов церкви Тертуллиан. Но верить нужно, потому что это «лепо= разумно». Ведь ширились движения еретиков, которые не только утверждали, что в бога можно верить по - разному, но они стали сомневаться, (о, горе!) в существовании самого бога, который не слишком разумен и т.д.
За дело взялся монах Ансельм, с 1093 г. — архиепископ Кентерберийский. Умер в 1109 г. На формирование взглядов Ансельма решающее действие оказал Августин. В работах Ансельма мы нередко встречаемся с августиновскими проблемами и ходами мысли, но он в отличие от Августина особое внимание уделяет способу их выражения, стремясь к тому, чтобы форма мысли (ее логико-грамматическая структура) соответство-вала ее смысловому содержанию. Только в Боге, утверждает Ансельм, сущность и бытие тождественны. Мир в целом и все вещи в мире получают бытие от Бога. До акта творения то, что должно быть сотворено, предсуществует в Боге в образе его Идей. Идеи не тво-рятся Богом, они суть мысли Бога и потому вечно существуют в его мышлении. Все сот-воренное получает существование действием Слова: Бог "сказал", и предсуществующее в виде Идей творение обретает реальное существование. Творческое Слово отличается от человеческих слов; но если все же сравнивать его с ними, то, скорее всего можно уподо-бить это Слово внутреннему слову (представлению о вещи), общему для всех людей, независимо от того, на каком языке они говорят. У человека есть два источника знания: вера и разум. Познание для христианина начинается с акта веры: факты, которые он хочет понять, даны ему в Откровении. Не понимать, чтобы верить, но верить, чтобы понимать, следует христианину. Между слепой верой и непосредственным видением Бога есть среднее звено — понимание веры, и такое понимание достигается с помощью разума. Разум не всегда способен постичь то, что является предметом веры, но он, считает Ансельм, может обосновать необходимость веры в истины Откровения. Важнейшей его задачей является доказательство существования Бога. Ансельм формулирует четыре доказательства бытия Бога, определяющим из них становится онтологическое доказатель-ство. В этом доказательстве Ансельм ставит задача показать, что понятие бытия факти-чески, хотя и неявно, содержится в понятии "Бог". Hа понятийном уровне представление о Боге может быть выражено формулой: "то, больше чего нельзя помыслить". Каждый, даже безумец, отвергающий Бога, понимает смысл этого выражения, следовательно, оно есть в его понимании. Но оно не может быть в одном только понимании, но существует и реально. Ведь если оно есть только в понимании, то можно помыслить его же, но реально существующим, а это больше, чем быть им просто в понимании. В последнем случае "то, больше чего нельзя помыслить", было бы тем, больше чего можно помыслить. Однако это приводит к противоречию. Следовательно, "то, больше чего нельзя помыслить", сущест-вует и в понимании, и реально. В данном доказательстве предполагается, во-первых, что человек способен непосредственно, не восходя постепенно по лестнице сотворенных вещей, соприкоснуться с Первым Бытием; во-вторых, что такое соприкосновение может произойти и в сфере мысли (Ансельм, как и все христианские мыслители, считал, что основной путь Богопознания — это путь религиозного опыта, а не чисто интеллектуаль-ной деятельности). Некоторые из последующих мыслителей (Бонавентура, Декарт, Гегель) разделяли эти предпосылки Ансельма, другие (Фома Аквинский, Кант) их отрицали. Понятие истины Ансельм связывал не только со знанием, но распространял на все вещи: нечто истинно, если оно таково, каким должно быть согласно своей идее в Боге. На этом основана и его трактовка свободы воли. Всякое разумное существо стремится либо к полезному, либо к справедливому. Первое стремление неотделимо от воли: все полезное желанно; второе отделимо. Справедливость — это правильное (истинное, т.е. должное) направление воли, сохраняемое ради него самого, а не чего-то иного, скажем, пользы. Правильное направление воли заключается в том, чтобы желать только того, чего желает Бог. Пока человек сохраняет правильное направление воли, он свободен; иными словами, свобода есть свобода от греха. Как существо разумное человек обладает способностью выбора. Выбор греха (при грехопадении) означает утрату свободы, которая может быть восстановлена только с помощью благодати.
Критиком онтологического доказательства бытия Бога, предложенного Ансельмом Кен-терберийским, оказался, как ни странно, также знаменитый богослов, святой Фома Аквин-ский. Он, правда, не считал это доказательство ошибочным. Он лишь полагал, что оно подходит только для ангелов, а не для людей, поскольку людской разум слишком слаб и запутан и не способен правильно воспринимать идею о Боге. Поэтому она в любом случае будет им искажена. Взамен Фома предложил свои пять доказательств бытия Бога:
Через движение. Всё движущееся было некогда приведено в движение чем-то другим, а то — чем-то третьим. Значит, что-то должно было стоять у истоков всего движения, быть его первоначалом. И таким первоначалом должен быть Бог.
Через производящую причину. Аналогичное доказательство. Всё в мире произведено чем-то другим, а то — чем-то третьим. У человека есть родители, у них есть свои родители и так далее. Но что-то должно было создать всё остальное, не будучи при этом создано само. Это и есть Бог.
Через необходимость. Всё в мире существует либо с необходимостью, либо случайно, потенциально. Случайно существующие вещи когда-то не существовали и должны были быть порождены. Значит, должно быть нечто, что существовало бы с необходимостью и что их породило, иначе ничего бы не существовало. Такой необходимой сущностью является Бог.
От степеней бытия. У всех вещей в мире есть степени совершенства: что-то больше, что-то меньше, что-то лучше, что-то хуже, что-то более красиво, а что-то менее и т.д. Фома Аквинский полагает, что градацию этого совершенства можно выстраивать только относительно чего-то наибольшего, абсолютного: самого прекрасного, самого доброго, самого лучшего и т.д. И такой высшей степенью совершенства и источником блага, по его мнению, является Бог.
Через целевую причину. Мы обнаруживаем разумное устройство мира и стремле-ние всех существ к благу для себя (а, следовательно, и к благу вообще). Значит, должно было быть существо, которое всё организовало и поставило всему конечную цель в виде блага. И таким существом, по мнению Фомы, должен быть Бог.
Таким образом, «доказав» существование Бога, Фома пытается опровергнуть теорию «двойственной истины», противопоставив ей «учение о гармонии веры и разума». Вот его аргументация:
- и вера, и разум познают один и тот же предмет – бога и созданный им мир;
- оба метода познания – вера и разум – не исключают, а дополняют друг друга;
- оба источника познания созданы Богом и потому имеют одинаковое право на сущест-
вование;
- однако сходство между этими источниками наших знаний не означает их равенства, рав -
ноправия. Между ними есть и существенные различия:
- вера принимает истину, прежде всего, истину о существовании Бога – творца, основываясь на чувстве, желании, воле.
- разум же постоянно сомневается в добытых им истинах, ищет даже доказательство такой истины, как бытие Бога.
- поэтому вера выше разума; «это божественный сверхъестественный свет», непосредст-венно, исходящий от Бога. Этим светом наполнена Библия, истинами богословия. Разум – это же человеческий инструмент, данная человеку непосредственная способность. Это «естественный свет», воплощенный в истинах философии, призванной лишь быть «слу- жанкой богословия - ancilla theologiae, но эти аргументы были жалким препятствием на пути освобождения философии от пут религиозных догм.
«Осел» Буридана
Здесь нас ждут сокровища того романтического времени, времени странствующих проповедников, школяров, трубадуров и вагантов, которое, так обидно, называют Средними Веками. Но, о чудо! Вместо привычного рыцаря на коне и в доспехах у дверей зала средневековой философии нас встречает … обыкновенный осел.
Путешествуя по реке времени мы можем познакомиться с философствующими животными древней Индии и Китая. Но часто оказывается далеко и ходить не нужно. В Европе есть свое собственное философское животное. Нам предстоит встретиться, с осликом, который, мы думаем, является лишь символом тупости. А так ли это на самом деле? Нет, осел, конечно же, не только символ глупости и упрямства. Это древнее, мудрое и почитаемое животное. Осел был признаком богатства, были боевые ослы, да и Иисус Христос въезжал в Иерусалим на "осляти". А вспомните - "Золотого осла" Апулея, Валаамову ослицу. В книге книг Библии для Средневековья так часто встречается осел, что современные писатели иногда шутят по этому поводу… "Осел сказал: "Вот я тебе, сейчас, челюстью…"
"Это как? - растерялся Лев. - Так ты что же, не читал Священного Писания? Там ясно сказано, что Самсон побил ослиной челюстью тысячу филистимлян!" - "Ишь ты, целую тысячу…"- "Да, да, не больше, не меньше. Ослиная челюсть, знаешь, страшное оружие, если оно в надежных руках!" - "Покажи, - попросил Лев. - Разреши, пожалуйста, я потрогаю".
Потом Лев стоял над мертвым ослом, прижимая к груди его челюсть. "Да, - думал Лев. - Покойник был прав. В надежных руках ослиная челюсть - это страшное оружие".
Наш ослик не служил новым секретным оружием для войны иудеев с филистимлянами. Это мирный, университетский осел, который попал к нам прямо с философских споров строгих средневековых схоластов.
Схоластика сейчас звучит как какое-то непонятное ругательство типа - "старый софист" или "атавизм". Однако, в средние века это был самый распространенный способ философствования, это была в буквальном смысле "схольная", то есть школьная философия, в которой главным учителем был Бог и его наместники на земле, а школяром - человек, с детской доверчивостью и детской старательностью принимающий уроки своих Учителей, а порой и терпящий удары розги. Но сверх того, он и сам мог соучаствовать в учительстве Бога, представая в ореоле старческой мудрости. Кроме этого средневековый человек всегда немножечко хитрил "На Бога надеялся, а сам не плошал" и частенько переносил эту хитрость на помогающих ему животных.
Наш философский ослик помогал не кому-нибудь, а самому ректору Парижского Университета в его преподавательской деятельности. Как известно, в средние века в Сорбонне было четыре основных факультета. Об этом писал Гете в своей великой поэме про доктора Фауста, который вспоминал о годах ученичества в этом университете:
"Я богословьем овладел, Был и остался дураком.
Над философией корпел, В магистрах, в докторах хожу
Юриспруденцию долбил И за нос десять лет вожу
И медицину изучил. Учеников, как буквоед,
Однако я при этом всем Толкуя так и сяк предмет".
На философском факультете Сорбонны лекции читал именно ректор, и звали его Жан Буридан. Он был известен тем, что предложил оригинальное решение парадок-са "Лжец". Но что или кто навеки прославил ректора Жана, так это его философский осел. По слухам, Буридан, рассуждая на лекциях о свободе воли, из года в год рисовал перед нерадивыми студентами следующую красочную картину - представьте, стоит осел на совершенно одинаковом расстоянии между двумя охапками пышного сена. И что ему делать? И та, и другая охапка одинаково притягательна и вкусна и наш бедный ослик должен тихо скончаться от голода, так и не решив, какое же сено ему выбрать! Человек действует соответственно тому, как судит его разум. Если разум решит, что преподнося-щееся ему благо есть благо совершенное и всестороннее, то воля устремляется к нему. Из этого следует, что если разум признает одно благо высшим, а другое - низшим, то воля, при прочих равных, устремится к высшему. Когда же разум признает то и другое блага равноценными, то воля совсем не может действовать. Поэтому «Буридановым ослом» называют человека нерешительного, колеблющегося в выборе между двумя равноценными желаниями.
"Однако где вы видели, чтобы ослы в таких ситуациях умирали?" - спрашивал у слушателей Буридан. Если бы это было так, то, вероятно, вся Азия была бы завалена ослиными трупами. Ослы же совершенно спокойно гуляют по Азии между охапками сена или между двумя одинаковыми лугами и с аппетитом жуют и то, и другое. Значит, делал вывод Буридан, поведение животного, а уж тем более человека не определяется внешними обстоятельствами, и раз философские ослы не умирают, значит, свобода воли существует! Ура! Можно предположить, что слушателям так понравился или наоборот так надоел этот пример с ослом, что они навеки вечные связали его с Буриданом и обозвали осла по латыни Буридановым - получилось: "Asinus Buridani inter duo prata" - Буриданов осел между двух лугов.
Но вот что удивительно! В работах самого Буридана его знаменитый Осел не обнаруживается. Получается, что Буриданов Осел - не Буриданов Осел! Тогда чей же он? А вот чей - ситуация выбора при двух одинаковых возможностях встречается уже у древних философов, а непосредственно перед Буриданом почти о том же рассказал Данте в своей великой "Божественной комедии".
"Меж двух равно манящих яств, свободный Так медлил бы меж двух оленей пес.
В их выборе к зубам бы не поднес И то, что я молчал, равно томимый
Ни одного и умер бы голодный; Сомненьями, счесть ни добром, ни злом
Так агнец медлил бы меж двух угроз Нельзя, раз этот путь необходимый".
Прожорливых волков, равно страшимый;
И все-таки философский ослик, с которым мы познакомились - это теперь уже навеки «Буриданов осел».
«Идолы» Ф. Бэкона.
В трактате «Новый Органон», или «Истинные указания для истолкования природы» Бэкон говорит о необходимости пересмотра и восстановления наук, закладывая основы для научного метода, который знаком нам сегодня. И там же рассказывает о трудностях, с которыми сталкивается всякий, кто стремится объяснять мир. «Органоном» (от греческого слова «инструмент, метод») тогда называли логические сочинения Аристотеля. Тот посредством своих работ подарил метод не только схоластам, которые основывали на аристотелевской логике собственные «суммы» и диспуты, но и всей европейской научной мысли. Бэкон решил создать нечто не менее масштабное, потому и назвал «Новым Органоном» вторую часть работы о «великом восстановлении наук». Главным методом научного познания мира Бэкон полагал индукцию, которая предполагает рассуждение от частного к общему и опирается на опыт. На пути познания даже людям разумным и просвещённым встречается множество препятствий. Эти препятствия он назвал идолами или призраками — от слова «idolum», которое в греческом языке означало «призрак» или «видение». Этим подчёркивается, что речь идёт о мороке, иллюзии — о том, чего нет на самом деле. Предлагаем взглянуть на этих идолов и разобраться, существуют ли они по сей день. «Родовые идолы» — это, согласно Бэкону, заблуждения, которые «находят основание в самой природе человека». Ошибочно было бы полагать, будто мир именно таков, каким он видится нашим органам чувств. «Ложно утверждать, что чувства человека есть мера вещей», пишет Бэкон. А ведь опыт, который мы получаем, общаясь с внешней средой, ещё и подвергается интерпретации, что также создаёт неизбежные погрешности. Ум человека в «Новом Органоне» сравнивается с неровным зеркалом, которое добавляет к отражаемым вещам собственные погрешности, искажая природу. Идея о том, что наше восприятие относительно, была развита впоследствии множеством учёных и сформировала современное понимание наук о человеке и природе. Фигура наблюдателя влияет на трактовку знаменитых квантовых экспериментов, будь то кот Шрёдингера или опыт Клауса Йенсономса с дифракцией электронов. Изучение субъектности и индивидуальных человеческих переживаний — главная тема в культуре начиная с ХХ века. Бэкон отмечет, что заблуждения «родоплеменного» характера есть у всех людей: они называются так, потому что свойственны всем нам как виду, и от этого багажа собственной природы никуда не деться. Зато философ — человек, который идёт по пути познания — может, как минимум, осознать эту при-роду и делать на неё скидку, выдвигая суждения о сути явлений и вещей.
Идолы пещеры
Прежде, чем говорить об этих заблуждениях, сперва нужно остановиться на симво-лике пещеры. В классических текстах этот образ всегда отсылает к платоновской пещере, которую тот описывает в диалоге «Государство». Согласно мифу о пещере, человеческое знание и незнание можно описать следующим образом. Стоя спиной к свету костра в тёмной пещере, человек смотрит на тени, отбрасываемые вещами на стены пещеры, и, видя их, полагает, что имеет дело с подлинной реальностью, в то время как видит лишь теневые фигуры. Согласно Платону, наше восприятие строится на наблюдении иллюзий, и мы только воображаем, будто познаём подлинную реальность. Таким образом, пещера представляет собой чувственно-воспринимаемый мир. Бэкон уточняет, что у каждого человека своя пещера, которая искажает свет природы. В отличие от «идолов рода», «пещерные» заблуждения разнятся для каждого из нас: это означает, что погрешности в работе наших органов восприятия индивидуальны. Также важную роль играют воспитание и условия развития. Как и несколько сотен лет назад, сегодня у каждого из нас есть свой опыт взросления, усвоенные в детстве модели поведения, сформировавшие внутренний язык любимые книги.
«У каждого помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы. Происходит это или от особых прирожденных свойств каждого, или от воспитания и бесед с другими, или от чтения книг и от авторитетов, перед какими кто преклоняется, или вследствие разницы во впечатлениях». Фрэнсис Бэкон, «Новый Органон»
Рассуждая об этом, Бэкон во многом опередил своё время. Только во второй половине ХХ века антропологи, психологи и когнитивисты стали массово говорить о том, насколько различается восприятие разных людей. Разобщающим фактором могут стать как особенности органов чувств, так и различия в структуре самого языка, которые, в конечном счёте, определяют особенности мышления, не говоря уже о разнице культур и особенностях семейного воспитания.
Идолы площади
Этих «идолов» Бэкон предлагает обнаружить (и обезвредить) в тесных сообществах людей, объединённых общими связями, интересами и проблемами. Социальное об-щение — наше лучшее умение как вида, однако в нём же может быть корень ошибок, которые из индивидуальных становятся коллективными, поскольку люди передают друг другу свои заблуждения. Особое внимание Бэкон уделяет словам, ведь люди объединяются с помощью речи, а главная ошибка, которая может возникнуть в этой связи — «плохое и нелепое установление слов». Пусть слово «площадь» вас не обма-нывает: название эти идолы получили просто потому, что площадь — место шумное. А этому греху познания, по мнению философа, подвержены не только продавцы на рынках, но и учёные. Ведь даже когда между учёными затевается спор, он чаще всего увязает в потребности «определиться с понятиями». Все, кто участвовал когда-либо в научных дискуссиях, знают: определяться можно сколь угодно долго. Поэтому Бэкон советовал обратиться к «обычаю и мудрости» математиков — начать с определений.
«Люди верят, что их разум повелевает словами. Но бывает и так, что слова обращают свою силу против разума. Это сделало науки и философию софистическими и бездейственными. Большая же часть слов имеет своим источником обычное мнение и разделяет вещи в границах, наиболее очевидных для разума толпы».Фрэнсис Бэкон, «Новый Органон»
О том, насколько важна лингвистика для сознания, сегодня говорят много — причём не только когнитивные психологи и лингвисты, но и специалисты, которые зани-маются обучением машин. О значимости слов и определений, начиная с ХХ века активно заговорили социальные философы. Используя язык, в котором много сни-женных понятий, мы грубо упрощаем мысль; используя грубые слова для определе-ния других людей — насаждаем агрессию в обществе. В то же время, давая грамот-ные и развёрнутые определения вещам и явлениям, мы говорим о них более спокой-но и взвешенно, создаём более компетентные описания. Чего Бэкон никак не мог предсказать, так это беспрецедентного для его времени развития средств коммуникации. Однако человеческая психология с получением новых инструментов не слишком изменилась — просто теперь мы можем ещё более эффективно создавать сообщества со своими правилами, представлениями, предрассудками, и языком, который всё это закрепляет.
Идолы театра
Последний вид «идолов», которые берут нас в плен заблуждений — это идолы театра. Имеются в виду представления, которые человек заимствует у других людей. К ним относятся неверные философские учения, ошибочные научные представления и ложные аксиомы, мифы, существующие в обществе. Мы можем слепо доверять авторитету других людей, или же просто не задумываясь повторять за другими неверные вещи. Своё название эти идолы получили потому что «сколько есть принятых или изобретенных философских систем, столько поставлено и сыграно комедий, представляющих вымышленные и искусственные миры». Бэкон указывает на то, что трактовки мироздания, которые предлагают неверные теоретические системы, похожи на театральные постановки. Описания подлинной реальности они не дают. Эта идея выглядит актуальной до сих пор. Например, об идолах театра можно вспомнить, услышав очередную лженаучную теорию или просто бытовую глупость, основанную на предрассудке.
Эпохи разные, а искажения те же
Кроме перечисления четырёх идолов, Бэкон оставил в «Новом Органоне» множество упоминаний ошибок мышления, которые мы сегодня назвали бы когнитивными искажениями.Иллюзорная корреляция и ещё несколько сходных искажений: «Человеческий разум в силу своей склонности легко предполагает в вещах больше порядка и единообразия, чем их находит», пишет Бэкон, рассуждая о том, что людям свойственно создавать связи, которых на самом деле нет.Описание склонности субъекта к подтверждению своей точки зрения: «Разум человека всё привлекает для поддержки и согласия с тем, что он однажды принял, — потому ли, что это предмет общей веры, или потому, что это ему нравится. Каковы бы ни были сила и число фактов, свидетельствующих о противном, разум или не замечает их, или пренебрегает ими, или отводит и отвергает их посредством различений с большим и пагубным предубеждением, чтобы достоверность тех прежних заключений осталась ненарушенной».
«Ошибка выжившего» (герой этой притчи в неё не впал): «Правильно ответил тот, который, когда ему показали выставленные в храме изображения спасшихся от кораблекрушения принесением обета и при этом добивались ответа, признает ли теперь он могущество богов, спросил в свою очередь: "А где изображения тех, кто погиб, после того как принес обет?"».
«Правила для руководства ума» Рене Декарта, ставшие основой
современной дидактики (теории обучения).
В своих исследованиях Декарт использовал математику как основу для философии. Он создал современную алгебру и аналитическую геометрию, а так же внес свой вклад в развитие механики, физики и физиологии. Декарт считал, что фило-софия представляет собой систему, подобную дереву. Корнями этого дерева яв-ляется метафизика, а наружным стволом – физика. И как в обычном дереве ствол и ветви не смогли бы вырасти без корней, так и другие науки не сформировались бы до метафизики или без нее.
Главные положения его философских размышлений:
1. «Подвергай все сомнению» ибо оно начало нашего понимания устройства мироздания.
2.Но будь уверен в основном понимании человека в этом мир: «Я мыслю, следовательно, существую».
Декарт развил «картезианское сомнение» - метод, который направлен на управление человеческим разумом в познании. И создал дедуктивный метод познания действитель-ности. В философии он был дуалистом, т.к. считал, что все мироздание построено двумя равноправными началами: « материальным и духовным».
Декарт использовал сомнение в качестве научного метода, предлагая четыре правила метода:
Первое правило – считать правдивым только то, что с очевидностью признается нами таковым, то есть нужно тщательно избегать поспешности и предубежденности, принимать в свои рассуждения только то, что способно показаться нашему уму отчетливо и ясно, что ни в коем случае не посеет в нас сомнения.
Второе правило – необходимо разделять каждое затруднение, которое мы рассматриваем на столько частей, сколько это возможно и сколько потребуется для лучшего их блестящего разрешения.
Третье правило – необходимо мыслить по порядку, начиная с простых предметов и тех, которые легко познаются, и восходить понемногу, как по ступеням, до понимания наиболее сложных предметов.
Четвертое правило – составлять полные перечни и обзоры, чтобы ничего не пропустить.
Основное внимание Декарт обращал на деятельность человеческого разума, на поиск правил, из которых должен действовать человеческий ум. Философ считал, что в позна-нии нельзя доверяться чувствам. Декарт внес свой вклад в изучение физиологии. Он исследовал страсти человеческого тела, выделяя шесть основных страстей: удивление, любовь, ненависть, желание, радость, печаль. Декарт был одним из тех мыслителей, которые тесно связали развитие научного мышления и общие философские принципы. Труды Декарта оказали огромное влияние на формирование последующего философского знания.
Антиномии И. Канта
Германия со средних веков находилась в стороне от европейских бурь. Ее профессура пыталась решить теоретические споры, подводя под них прочный фундамент освоенной реальности. Теоретическим источником для немецких философов стал спор сенсуалис -тов и рационалистов. Кант попытался примирить спорящих или, как минимум, пост-роить мост между ними. Сия попытка провалилась, из-за двойственной позиции самого Канта. Кант как мыслитель прошел две фазы развития: вначале он был сенсуалистом и создал материалистическую теорию происхождения нашей Солнечной системы (из газо-вой туманности); затем перешел на позиции рационализма и разработал теорию двух форм существования вещей в мироздания: 1. Вещей в себе и 2.Вещей для нас. Эта двой-ственность пронизывает все аспекты его учения: - в онтологии – признание двух, как уже сказано, типов реальности: «вещей в себе» (ноуменов) и «вещей для нас» (феноменов);
- в гноселогии, где Кант, отвечая на вопрос о возможности и границах познания: «Что я могу знать?» - приходит к двойственному выводу: несмотря на неуклонный прогресс в знаниях, мы никогда не сможем обладать абсолютным или полным знанием о вещи;
- в этическом учении, в ответе на вопрос «Что я должен делать»; и в социально-полити-ческом учении – «На что я могу надеяться?»
Отвечая на эти вопросы, Кант относит человеческое существование к двум мирам: одно-временно человек существует в мире явлений – феноменов (которые являются «вещью-для нас», и существуют вне нашего сознания-это материализм), где он не свободен, ему не на что надеяться и сделать он ничего не сможет; и к миру идеального-ноуменального (в котором все является «вещью- в- себе», т. е. не познаваемым в принципе, что делает Канта агностиком), или должного, где только и возможна истинная и полная свобода.
Яркое подтверждение сомнения в познавательных возможностях человека у Канта мы находим его антиномиях. Антиномия – это два противоположных, исключающих друг друга суждения, которые в одинаковой степени доказуемы. Кант насчитывает четыре антиномии, неизбежно встающие перед разумом, когда он пытается охватить весь мир в целом. Любая антиномия состоит из тезисов (как правило, объективно- идеалистической ориентации) и антитезиса (как правило, материалистического характера). Причем содержательная сто-рона антитезисов, по Канту, порождена изучением мира явлений (мира феноменов), а сущность тезисов (априорно- доопытно) задана разуму из мира «вещей-в-себе» (мира ноуменов). А теперь рассмотрим одну антиномию и ее доказательство:
Антиномия 1. Тезис: Мир имеет начало во времени и пространстве. Антитезис: Мир во времени и пространстве безграничен. Доказательство противоречивости тезиса и антите-зиса ведется от противного. Итак, тезис: мир имеет начало во времени и пространстве. Кант предлагает допустить, что мир неограничен во времени и пространстве. Тогда в каждый момент бесконечное время оказывается ограниченным со стороны настоящего, а это противоречит идее бесконечности. По мнению Канта, бесконечный ряд прошлого времени, т.е. «сосчитанный» ряд времени невозможен. Следовательно, тезис о конечности во времени правилен. Рассматривая антитезис, Кант опять начинает с противоположного допущения: мир ограничен во времени. Но тогда получается , что существовало странное «пустое» время, когда мира не существовало (до начала мира). Это, по Канту, нелепость. Следовательно, антитезис, верен. Также Кант разбирает остальные антимонии:
Антиномия 2. Тезис: Все в мире состоит из простого. Антитезис: Нет ничего простого, все сложно.Антиномия 3. Тезис: В мире существует свобода. Антитезис: Никакой свободы нет, т.к. все совершается по законам природы.Антиномия 4. Тезис: К миру принадлежит его причина, его безусловная необходимая сущность, или Бог. Антитезис: Абсолютно необходимой сущности - Бога - в мире нет.
Относя тезисы и антитезисы к разным мирам Кант, казалось бы, «разрешает» противо-речия. На самом деле он противопоставил бытие мышлению и породил новые проблемы в познании мира. Само противопоставление помогло Канту сделать ряд интересных откры-тий. В этике, например, выработать понятие категорического императива (долга, предпи-сания). Сущность, которого заключается в том, чтобы рассматривать человека не как средство, а как высшую цель развития общества. Но императив был чужд не только фео-дальным, но и буржуазным нормам морали и нравственности. Таким образом, опять возникал разрыв между миром должного и сущего. Эта двойственность особенно видна в известном афоризме Канта, в котором он говорит, что две вещи достойны удивления: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас. Нравственный закон – это и категорический императив; и звездное небо – это, образно говоря, недостижимый в XVIII веке мир ноуменов, о котором известно человечеству, но к которому оно приблизиться не может. Проще говоря, и то, и другое – мыслимо, но недосягаемо.
Кант, размышляя о своих открытиях, назвал их «коперниканской» революцией. «Когда оказалось, что гипотеза о вращении всех звёзд вокруг наблюдателя недостаточно хорошо объясняет движения небесных тел, — пишет Кант, — то Коперник попытался установить, не достигнет ли он большего успеха, если предположить, что движется наблюдатель, а звезды находятся в состоянии покоя. Точно так же следует решать проблему научного познания — как возможна точная наука, подобная теории Ньютона, и как её можно было бы сформулировать. Следует отбросить ту точку зрения, что мы являемся пассив-ными наблюдателями, ожидающими, когда природа предъявит нам свои регулярности. Вместо этого мы должны допустить, что в процессе переработки наших чувственных впечатлений мы активно налагаем на них порядок и законы нашего разума. Наш космос несёт на себе отпечаток нашей мысли».
Говоря проще, Коперник сместил с центрального места Землю, а на ее место поставил Солнце, вокруг которого стало стали вращаться все тела солнечной системы, т.е. заменил геоцентрическую систему Птолемея гелиоцентрической; Кант решил, что все ошибки предыдущих мыслителей заключались в том, что мир как бы вращался вокруг них, а в понимании Канта он заставил мыслителя вращаться вокруг мира и поэтому из пассивного наблюдателя мыслитель стал активным действующим субъектом, мысли которого и стали воздействовать на положение дел в материальном мире. Кант подвел итог величию эпохи
ПРОСВЕЩЕНИЯ, повторив максиму древних – sapere aude – дерзай знать!!!
Взлет философии в размышлениях Гегеля.
Гегель, как и многие его коллеги, столкнулся с проблемой определения предмета филосо-фии. А без решения этого непростого вопроса написать многостраничные опусы (труды) – вставить – не просто понятно о чем-то, а вообще не о чем - трудноосуществимая задача даже для гениального мыслителя. Гегель технично решил эту задачу, заявив, что у фило-софии в отличие от науки, нет заранее определенного предмета. Любой науке ее предмет известен изначально. Наука интерпретирует факты, а затем соотносит полученные выво-ды с этим исходным материалом. Существование медицины предполагает существование болезней, зоологии - животных; астрономии – космоса и т.д. Философия изучает сама себя и ее предмет нельзя установить, не начав философствовать.
Как и Платон, Гегель утверждает, в основе мироздания лежит Идея. Только у Платона идей такое же множество, как и определяемых ими вещей, то у Гегеля идея одна, поэто-му он и называет ее Абсолютом или «Богом». Актуализация (самореализация) Абсолюта проявляется через историю (эволюцию). Она же (самореализаия Абсолюта) является це-лью развития (смыслом исторического процесса). А что является движущей силой этого процесса? Синтез двух противоречий идеи и природы (т.е. платоновского мира вещей). Развитие происходит в результате борьбы двух противоположностей и представляет собой диалектическую триаду: тезис, антитезис и синтез. Синтез вбирает в себя все рациональ-ное, что есть в тезисе и антитезисе, и, может, в свою очередь, стать новым тезисом.
Например, бытие (тезис). Попытка дать определение бытию приводит к противоположной идее – идее небытия (антитезис). В итоге две противоположности образуют синтез, в данном случае – становление.
Но Абсолют никак не связан с миром вещей – это слабое место теории «двух миров» из-вестно со времен Аристотеля. Барух Спиноза (голл. мыслитель XVII века) решает эту проблему, объединяя и идею («Бога»), и природу. Гегель вводит посредника между Абсолютом и историей (т.е. объективной реальностью) в лице «Духа» (мышления). Поэтому пусть студентов (особенно служивших в армии) не смущает понятие «Дух»: не- смотря на армейски неуставную смысловую окраску в руссом языке, он у Гегеля выступает как результат диалектического взаимодействия идеи (тезиса) и вещи (антитезиса). Человеческое мышление («дух») есть проводник, через который абсолютная идея реализуется на практике. Механизм превращения вещи в идею через мышление зак- лючается в том, что мыслить вещь – значит лишить ее чувственного бытия, превратив в понятие.
В этом заключается отличие Гегеля от Канта: нет феноменов и ноуменов, т.к. категории сознания (единство, причина и следствие…и прочие категории) принадлежат не только чистому разуму (мышлению), но и предметам чувственного мира (объективной реаль-ности). Осюда и афоризм Гегеля: «все действительное разумно, а все разумное дейст-вительно»; (это утверждение вызвало массу споров и непонимания в то время, а почему – подумайте). Гегель, разумеется, имел в виде не то, что какая-нибудь амеба, или , чего доброго, коровья лепешка обладают разумом. Вовсе нет. Он имеет в виду (если мы его понимаем правильно, что очень маловероятно), что мысль – это объективная реальность. Но не обязательно, что способностью мыслить обладает то, о чем мы думаем. С другой стороны, все, что есть в объективной реальности ( мире вещей), может стать предметом для мышления. А с точки зрения существования единичного (действительного) и общего (понятия) все единичное содержит общее, так же как индивид (единичное), в то же время является и личностью (общее). Любое понятие нашего разума (т.е. мысль о чем-то) с не- обходимостью включает в себя диалектическую триаду: всеобщее, общее и единичное. Аналогично этому любое развитие происходит в форме диалектической триады. Сначала выдвигается тезис, но он вызывает появление противоположного (антитезиса), и в резуль-тате конфликта между ними возникает синтез, т.е. компромисс или примирение противо-положностей на более высоком уровне. Синтез снимает первоначальные противополож-ные позиции и отрицая, преодолевая их, превращает их в свои составляющие. Как только синтез будет достигнут, весь процесс мот повториться на новом, более высоком уровне.
Таким образом, процесс развития носит поступательно – повторяемый характер и графически происходит по спирали.
Исходя из вышеизложенного, формулируются три закона развития (диалектики):
1. Закон единства и борьбы противоположностей. Действие его хорошо видно на примере корпускулярно - волнового дуализма в физике, согласно которому любой объект может проявлять как волновые, так и корпускулярные свойства.
2. Закон перехода количественных изменений в качественные и обратно. Например, таблица химических элементов Менделееева Д. И.: добавление одного протона приводит к качественному изменению физических и химических свойств элементов.
3. Закон отрицания отрицания. Этот закон соответствует диалектической триаде, соглас-но которой развитие состоит из отрицания, дальнейшего синтеза и нового отрицания на более высоком уровне. К примеру, феодальное общество является отрицанием рабовладельческого, а капиталистическое – феодального.
Гегель развил в себе не только дар памфлетиста. Он в совершенстве овладел искусством афоризма, которое, как известно, заключается в умении выразить глубокую и оригинальную идею в нескольких простых и понятных словах.
Даже тупоголовые прусские чиновники любили повторять гегелевские афоризмы:
''Существование государства – это шествие Бога в мире!'' или ''Что разумно, то действительно и что действительно, то разумно''.
Эти бюрократы, по-видимому, подразумевали, что уж их - то действительность непременно разумна. Они и не подозревали, как улыбался философ, слушая их и думая о том, что все действительно разумное обязательно станет когда-нибудь неизбежным.
Правда один чиновник, тайный советник Иоганн Вольфганг Гете прекрасно понял гегелевский афоризм и ответил на него своим: ''Сущее не делится на разум без остатка!'' А историки уже на протяжении двух веков любят повторять другой афоризм великого философа "История повторяется дважды". Один популярный ныне мыслитель –великий Карл Маркс- так писал об этом изречении Гегеля…
"Кажется, право, будто историей в роли мирового духа руководит из гроба старый Гегель с величайшей добросовестностью заставляя все события повторяться дважды: первый раз в виде великой трагедии и второй раз – в виде жалкого фарса".
Наконец, всегда восхищает нестареющий гегелевский афоризм о Сове Минервы. В новом переводе он звучит так…
"Когда философия начинает рисовать своей серой краской по серому, тогда некая форма жизни стала старой, но серым по серому ее омолодить нельзя, а можно только понять. Сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек".
Римская Минерва, а в греческой мифологии – Афина, как известно, богиня мудрости. А ее верные спутники – змея и сова. Приходя, например, в Москве, в Пушкинский музей, мы можем видеть их рядом с Минервой. Сова стала символом мудрости. Наверное, видели по «ящику», что наш элитарный клуб знатоков ''Что? Где? Когда?'' имеет живую сову в качестве своего символа. К сожалению, философская мудрость, как, впрочем, и любая другая, часто опаздывает и приходит слишком поздно. Философская система Гегеля состоит из 3 частей, отражающих этапы развития лежащего в основе мира идеального первоначала. Первая часть – «Наука логики» - изучает идею в её первичном бытии, в мире идеального, логического. На втором этапе идея, отчуждаясь от своего первоначаль-ного состояния, порождает своё инобытие – материю, вещество, природу; поэтому вторая часть философской системы Гегеля называется «Философия природы». Природу (мате-риальную действительность) Гегель не воспринимает как самостоятельную реальность. Все стадии развития природы определяются воздействием идеального начала, придаю-щего объектам природы и ей в целом динамизм. Из-за вольного обращения с фактами и множества ошибок «Философия природы» Гегеля не получила признания со стороны учёных-естествоиспытателей. Наконец, на третьем этапе своего развития идея возвра-щается в идеальное состояние, однако уже в форме человеческого сознания и продуктов различных видов её деятельности. Это третья часть философской системы Гегеля – «Философия духа». «Философия духа» делится Гегелем в свою очередь на три части: 1. Субъективный дух. 2. Объективный дух. 3. Абсолютный дух. Субъективный дух пред-ставляет собой собственно мир человеческой психики и сознания. Сферой объективного духа Гегель считает мир общества, нравственности и государства. Абсолютный дух состоит из искусства, религии и философии. В искусстве дух созерцает себя, в религии дух представляет себя, а в философии познаёт себя. Именно философия выступает, со-гласно Гегелю, высшей формой деятельности духа, познающего в процессе философст-вования самого себя. И своим знаменитым аллегорическим образом о сове Минервы, «начинающей свой полёт с наступлением сумерек» Гегель хотел иллюстрировать свою мысль, что философия (сова Минервы) начинает осмысление породившей её историчес-кой эпохи лишь в момент, когда эта эпоха клонится к закату, т.е. наступают сумерки этой эпохи.
Обратите внимание, что всё в философии Гегеля строится по обусловленной диалектикой триадной схеме, обозначаемой как 1. Тезис. – 2. Антитезис. – 3. Синтез. Синтез в ней является снятием противоположности тезиса и антитезиса. Так, в сфере абсолютного духа снимается противоположность между объективным и субъективным, а в «Философии духа» снимается противоположность между идеальным и материальным.
В свое время афоризм о Сове Минервы вызывал кривотолки. Слова ''серым по серому'' удручающе действовали на молодых учеников Гегеля. Ученик Гегеля К. Л. Михелет, удрученный таким толкованием, решил дополнить слова учителя следующим образом: ''Но философия это также предрассветный крик петуха, возвещающий новую молодость мира''.
Учитель не возражал против такой поправки. Может быть, когда Сова Минервы перестанет на нас обижаться и простит наше невнимание к ней, она всем на удивление возьмет да и разразится предрассветным криком петуха, возвестит новую молодость мира, а духи тьмы и невежества перестанут шалить и смущать молодые умы. А пока вспомним напоследок еще один афоризм царя философов, Георга Вильгельма Фридриха Гегеля…
”Здесь в сфере духа текут реки забвения, из которых пьет Психея, в них она погружает свою боль; здесь смягчаются, превращаясь в сновидения, мрачные призраки жизни и, озаренные светом, превращаются в очертания сияющей вечности''.
Поиск истины в споре метафизика и диалектика (Бухарина и Ленина) на примере определения « сущности и структуры стакана». (В знаменитой дискуссии о роли профсоюзов) 1921 года.
Тов. Бухарин говорит о «логических» основаниях. Все его рассуждение показывает, что он - может быть, бессознательно - стоит здесь на точке зрения логики формальной или схоластической, а не логики диалектической или марксистской. Чтобы пояснить это, начну с простейшего примера, взятого самим тов. Бухариным. На дискуссии он говорил: «Товарищи, на многих из вас споры, которые здесь происходят, производят впечатление, примерно, такого характера: приходят два человека и спрашивают друг у друга, что такое стакан, который стоит на кафедре. Один говорит: «это стеклянный цилиндр, и да будет предан анафеме всякий, кто говорит, что это не так». Второй говорит: «стакан, это - инструмент для питья, и да будет предан анафеме тот, кто говорит, что это не так»» (стр. 46).Этим примером Бухарин хотел, как видит читатель, популярно объяснить мне вред односторонности. Я принимаю это пояснение с благодарностью и, чтобы доказать делом мою благодарность, я отвечаю популярным объяснением того, что такое эклектицизм
( мешанина разных взглядов) в отличие от диалектики. Стакан есть, бесспорно, и стеклян-ный цилиндр и инструмент для питья. Но стакан имеет не только эти два свойства или качества или стороны, а бесконечное количество других свойств, качеств, сторон, взаимо-отношений и «опосредствовании» со всем остальным миром. Стакан есть тяжелый пред-мет, который может быть инструментом для бросания. Стакан может служить как пресс-папье, как помещение для пойманной бабочки, стакан может иметь ценность, как предмет с художественной резьбой или рисунком, совершенно независимо от того, годен ли он для питья, сделан ли он из стекла, является ли форма его цилиндрической или не совсем, и так далее и тому подобное. Далее. Если мне нужен стакан сейчас, как инструмент для питья, то мне совершенно не важно знать, вполне ли цилиндрическая его форма и действительно ли он сделан из стекла, но зато важно, чтобы в дне не было трещины, чтобы нельзя было поранить себе губы, употребляя этот стакан, и т. п. Если же мне нужен стакан не для питья, а для такого употребления, для которого годен всякий стеклянный цилиндр, тогда для меня годится и стакан с трещиной в дне или даже вовсе без дна и т. д. Логика формальная, которой ограничиваются в школах (и должны ограничиваться - с поправками - для низших классов школы), берет формальные определения, руководясь тем, что наиболее обычно или, что чаще всего бросается в глаза, и ограничивается этим. Если при этом берутся два или более различных определения и соединяются вместе совершенно случайно (и стеклянный цилиндр и инструмент для питья), то мы получаем эклектическое определение, указывающее на разные стороны предмета и только.
Логика диалектическая требует того, чтобы мы шли дальше. Чтобы действи-тельно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и «опосред-ствования». Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторон-ности предостережет нас от ошибок и от омертвения. Это во-1-х.
Во-2-х, диалектическая логика требует, чтобы брать предмет в его развитии, «самодвижении» (как говорит иногда Гегель), изменении. По отношению к стакану это не сразу ясно, но и стакан не остается неизменным, а в особенности меняется назначение стакана, употребление его, связь его с окружающим миром. В- З- х, вся человеческая практика должна войти в полное «определение» предмета и как критерий истины и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человеку. В-4-х, диалектическая логика учит, что «абстрактной истины нет, истина всегда конкретна», как любил говорить, вслед за Гегелем, покойный Плеханов. (В скобках уместным, мне кажется, заметить для молодых членов партии, что нельзя стать сознательным, настоящим коммунистом без того, чтобы изучать - именно изучать - все, написанное Плехановым по философии, ибо это лучшее во всей международной литерату-ре марксизма ).
1 379
36 740 
