Образ русского иночества и его роль в раскрытии замысла романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы».

УДК-8

Русская литература.

Алмакаева ИринаАлександровна,

Almakaeva Irina Aleksandrovna

Образ русского иночества и его роль в раскрытии замысла романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы».

The image of Russian monachism and its role in the revealing the idea of work in F.M Dostoevsky's novel "Karamazov brothers".

Статья посвящена проблеме диалектики образов представителей русского иночества в романе Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы». Художественный поиск писателя рассматривается через призму христоцентрических представлений православного христианства, с учетом современного научного подхода к проблеме христианской антропологии. Проблема старчества и иночества рассматривается как в историческом аспекте, так и в контексте романа, что позволяет исследовать художественные принципы создания образов старцев (Зосимы, Варсонофия, Ферапонта) и молодого послушника Алексея Карамазова и их роль в раскрытии идейного замысла произведения

The article covers the problem of images' dialecties of representatives of Russian monachism in F.M. Dostoevsky's novel "Karamazov brothers"The writer's artistic search is viewed in terms of Christocentric ideas of orthodox christianity, with the regard for modern scientific approach to the problem of Christian anthropology.The problem of eldership and monachism is viewed in the historical asperct as well as in the context of the novel, that makes possible to study the artistic principles of making the images of the Elders (Zosima, Varsaphony, Pherapont) a young obedient Alexis Karamazov, and their role in the revealing the basic idea of the work

Ключевые слова и словосочетания:

Достоевский Ф.М., роман «Братья Карамазовы», идеи православия, христианство, душа, вина, христианская антропология, русское иночество, старчество, старец, духовное возрождение, художественный поиск, Зосима, Алеша.

Key words and word combinations:

Dostoevsky F.M., novel "Karamazov brothers", orthodox ideas, Christianity, soul, guilt, Christian anthropology, Russian monachism, eldership, the Elder, spiritual renovation, artistic search, Zosima, Alyosha.

Конец XIX-начало XX в.в -время расцвета русского иночества, золотой его век. Художественный поиск Ф.М. Достоевского, воплощенный в осмыслении явления русского старчества, был направлен на выявление идеальных начал бытия человеческого существования: через эсхатологическое православие и христианскую антропологию. Иночество в "Братьях Карамазовых", будучи художественной интерпретацией православной аскетики, глубоко и верно выражает религиозно-метафизический и этический смысл последней. Иночество было органичным движением, зарождавшимся и жившим во многих очагах: к его истокам причастны также соловецкие старцы, Саровская, Санаксарская пустыни, «рославльские пустыннолюбцы» на Смоленщине.[10,с.169]. С конца XVIII в. начинается нечто, напоминающее великое монашеское строительство, зачатое преп. Сергием Радонежским в Московской Руси XIV-XV вв. «В тот период в северных лесных губерниях основывалось множество больших и малых обителей, в которых духовное делание, по большей части, примыкало к исихастской традиции»[11,с.170]. «Исихастская антропология видит Человека не статичной, пребывающей данностью или «природой», но существом, которое радикально меняет себя и собственную природу, будучи движимо устремлением к иному бытийному горизонту, к соединению со Христом.. Весь же духовно-антропологический процесс отличается специфическим энергийным и личностным характером: он принципиально отличен от физических процессов, развивается по типу личного общения и в его ходе всегда остается возможность срыва, обрыва, прекращения, возврата к уже пройденным стадиям»[13,с.310]. Вместе с тем, будучи восхождением к обожению, он изначально связывался с метафорой вертикального движения; и вкупе это ведет к тому, что аскетика с древности ассоциирует этот процесс с образом лестницы, ведущей ввысь, и первый трактат с цельным описанием пути исихастской практики носил название «Райская лестница» (7в.).[13,с.32] Возникают места пустынножительства, где иноки устрояют строгое молитвенное житие по образцам древнего анахоретства. «Посредством учеников преп. Паисия, его влияние и духовые правила были перенесены в 212 православных монастырей и обителей, подавляющая доля коих — в России»[2,с.32]. Постепенно выделяется ряд центров наибольшего духовного значения, и на первом месте из них — Оптина пустынь, основанная еще в XVI столетии и вновь оживающая в конце XVIII после периода запустения. Но полного развития это духовное явление достигает в лице преемника Макария и самого знаменитого из всех оптинских старцев — иеросхимонаха Амвросия (Гренкова, 1812-1891). Преп. Амвросий Оптинский дает чистый и законченный, классический образец того, что обыкновенно понимают под русским старчеством. Время Достоевского, как равно и время его главного романа – период духовного возрождения в России. «Исихастская жизнь» тогда составляла крупный духовный и культурный фактор в жизни русского общества, и «Братья Карамазовы» – один из главных культурных фактов, которые это доказывают. В эпоху Достоевского эта традиция процветала в России (хотя само ее греческое название тогда не было в ходу), а русское старчество, в котором осуществлялось служение опытных монахов массам простых мирян в качестве духовных советников и наставников, было новым, совсем недавно возникшим явлением. В народном сознании, свободном от западных влияний, было с древности прочно закреплено, что именно «монашество, посвящающее себя особому духовному искусству Богообщения, заключает в себе ядро, квинтэссенцию православной духовности, и в лоне его хранится подлинная вера»[13;с. 36]. Достоевский разделял этот взгляд. В начале работы над «Карамазовыми», летом 1878 г., он совершил поездку в Оптину Пустынь, главный очаг русского исихазма, вместе с Вл. Соловьевым, и имел две личные встречи со старцем Амвросием. «Посещение Оптиной было давнишней мечтою Федора Михайловича», – пишет об этой поездке А.Г.Достоевская. Старческое окормление может быть истолковано как возможная и реальная основа художественной рефлексии, ведущей к созданию особого духовного мира в светском искусстве. "Старчество из Оптиной" - записано в черновых набросках к роману[6,с. 202].Как отмечено в комментариях к "Братьям Карамазовым", изложение истории и сущности старчества соотносится с главой, посвященной этому предмету, в "Историческом описании Козельской Введенской Оптиной пустыни"[9;с.222]. В библиотеке Достоевского имелось вышедшее в 1876 году издание этой книги, написанной иеромонахом Леонидом (Львом Александровичем Кавелиным), непосредственным свидетелем и летописцем оптинской жизни в 1850- 1860-е годы. В комментарии же указывается, что данная глава явилась ближайшим, но не единственным источником рассказа о старцах в романе. Действительно, судя по тому, что и как говорится Достоевским о целях старчества, о призвании и пути инока, о братолюбивом служении аскета, о смирении, надо полагать, что писатель широко пользовался жизнеописаниями старцев Леонида и Макария, некоторыми из вышедших к тому времени (в основном в Оптиной) святоотеческих творений, "Добротолюбием" и, похоже, был знаком с "Откровенными рассказами странника"[6;с.57].Осязаемей всего оптинские реалии предстают в образах Зосимы и его окружения. Основываясь на своих впечатлениях от встреч с Амвросием, с другими оптинцами, Достоевский вместе с тем выходит за пределы этих впечатлений, используя книжные источники и явно чьи-то рассказы и воспоминания[4,с.97]. Ф.М.Достоевский в романе «Братья Карамазовы» в образе старца Зосимы (основываясь на прототипах — Амвросии Оптинском и Тихоне Задонском) представил идеал личностно ориентированного, христоцентрического, эсхатологического православия. Создание писателем образа старца Зосимы - попытка представить человека, радикально устремленного к духовному совершенству через проповедь всеобщей любви. Образ Зосимы являет опыт Ф.М.Достоевского в постижении сущности взаимоотношений мира и старчества, в показе возможности диалектики христианской души.[10,с.172]. Само старчество показано как обновленный в оптинском подвижничестве институт религиозной жизни и православной культуры. Скит есть прообраз рая. .Сопровождающий образ Зосимы мотив глубокой уми-ленности творением Божиим, столь свойственный православному мироощущению и очень важный для Достоевского, в комментарии связывается с повествованием об оптинском монахе Палладии. Предшественник Зосимы, "великий старец иеросхимонах, старец Варсонофий", которого "считали прямо за юродивого" [9, с.222], явно наделен чертами оптинского старца Леонида. Характер и деяния последних послужили Достоевскому источником для многих выразительных подробностей в изображении старчества в романе [10.с173]. Наконец, отметим еще один образ, восходящий к оптинским прототипам, - это "великий постник и молчальник" отец Ферапонт , противник Зосимы и всего старчества. В нем нетрудно узнать оптинского подвижника Вассиана, который в свое время восставал на старчество и враждовал с Леонидом и игуменом Моисеем.. Через пустынь Достоевский непосредственно ощутил жизнетворческие силы православного иночества, с ними он и связывал заветные надежды на "нравственное перерождение человека от рабства к свободе" [9,с. 225], надежды на обновление и духовное единение России. Старчество есть врата соборности, и Достоевский отводит ему в романе исключительно важное место, подробно и достоверно, по оптинским прототипам воссоздавая его нравственно-религиозное содержание и психологические формы. Потому-то "подгородный монастырь", писанный с оптинской натуры, проникнутый ее духом, насыщенный ее реалиями, получает в "Карамазовых" особое значение: среди распада и брожения современности в нем зреют и им побуждаются к росту семена новой, будущей жизни, из него выходит в мир "русский инок" - главное действующее лицо романа. По замыслу писателя, он – и в отношении русской действительности, и в романной композиции - есть "сердцевина целого" [3,с.115], духовно активнейшая, творческая сердцевина, вокруг которой жизнь, карамазовский мир начинает строиться вверх, ко Христу. Так и само оптинское иночество было животворной сердцевиной прилегавшей к ней жизни, крепило эту жизнь изнутри, поднимало духом "правды Божией", подвигом любовного служения ближнему. И акцентирует оно в аскетике именно те моменты, которые были особенно существенны в Оптиной и стоящей за ней традиции: сосредоточенность на внутренней аскезе, старческое окормление, культ христианской любви, харитативную обращенность к миру. Как и оптинское подвижничество, иночество у Достоевского выходит за стены обители, знаменуя возможность "обновления для всех", "братолюбия и человеческого единения" [1,с17]. При этом писатель нигде не отступает от истин Писания и Предания, не подменяет их "мечтательным" гуманитетом, "прикладной моралью" - как бы ни обвинял в том Достоевского К.Леонтьев [8,с.9]. Рядом с этими пристрастными оценками тем меньшее доверие вызывает утверждение Леонтьева, будто «в Оптиной "Братьев Карамазовых" правильным православным сочинением не признали» и будто по поводу высказанных в романе «надежд на земное торжество» нет [8,с.7] Иночество у Достоевского укоренено во многих исторических пластах православной культуры. Ему присуща духовная энергия и мистическая углубленность аскетов IV-IX веков, что хорошо почувствовал В. Розанов. На близость некоторых мотивов иночества в романе к творениям Златоуста указывает Г. Флоровский[4,с.167]. Немало страниц отмечено сильным влиянием учительно-аскетических писаний Исаака Сирина. Вместе с тем в иноке Достоевского живет русское средневековое монашество, всего явственнее в Зосиме, где намеренно были взяты писателем «лицо и фигура из древнерусских иноков и святителей» [10,с.180] - а от него уже переходят и постепенно проявляются в Алеше. И наконец еще явственнее присутствует в "русском иноке" подвижнический дух Тихона Задонского, Паисия Величковского, оптинских старцев Льва, Макария, Амвросия...Вобрав в себя весь этот религиозный и нравственный опыт, принадлежа в известной мере и "мимо текущей жизни", с ее борьбой, тревогами и надеждами, "русский инок" в романе выступает все-таки не столько обобщающим итоговым изображением, не "описанием осуществленного идеала", а "скорее заданием и проектом" (по выражению В.Кантора) предстоящего России подвига восстановления "образа Христова" в человеке [7,с.232]. Ведь в романе и говорится именно о "возможном значении" русского инока, именно в будущее (и в предполагавшийся "второй", главный роман) уходит иноческая стезя еще "неопределенного, не выяснившегося" пока деятеля - Алексея Карамазова. Этим отнюдь не ставится под сомнение способность его преобразить мир, ибо Алеша предстает уже во всеоружии многовекового опыта православного подвижничества, уже готовым к своему подвигу в миру. Как и поднявшийся на эту высоту аскет, герои Достоевского обретают новое глубочайшее "ведение логосов вещей",способность религиозно-мистических прозрений - потому-то и возможны чудесная прозорливость Зосимы и глубочайшее сердцеведение Алеши. Весь роман, с "сердцевиной" его - русским иноком - строится как соборное деяние: отъединенные друг от друга в мире личности, "рассеянные чада Божий" ведутся ко Христу, творя брань со страстями своими, взыскуя горнего света и наконец все более сближаясь внутренне в очистительных катастрофах, в общем предчувствии "обновления для всех"[3,с.69]. И путь этот предстает в "Карамазовых" не как романтическая фантазия, не как этическая доктрина, не как проповедь писателя-моралиста (кем упорно считал Достоевского Леонтьев), а как предвосхищение грядущей революции духа, вытекающей как из возвещенных в Откровении конечных судеб мира, так и из самой даже природы человека, как то аналитически устанавливает писатель. "В его диалектике живых образов, - говорит о романе Флоровский, - реальность соборности становится в особенности очевидной"[12,с.87].

Список литературы:

1. Архимандрит Софроний (Сахаров). Видеть Бога как Он есть: Essex, 1985,с17

2. Архиеп. Феофан Полтавский. О правильном духовном руководстве // О старчестве. СПб. М, 2002, с. 32.

3.Богданова О. А. Русская литература ХIХ-ХХ веков: русская литература как религиозный феномен: учебно-методическое пособие для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлению 0503000 Филологическое образование [Текст] / О.А. Богданова. – М. : РАХИ, 2008. – 150 с. ISBN 978-5-904080-01-3. (9, 3 п.л.).

4.Волынский А. Достоевский Ф.М. Критические статьи. СПб. М,1999,с.97.

5.Достоевский Ф.М. Полн.собр.соч в 12т, М: Правда,1982.

6.Достоевская А.Г.Воспоминания. М:. Художественная литература,1971, с202.

7.Кантор В. «Судить Божью тварь». Пророческий пафос Ф.М.Достоевского. Очерки. М : РОССЛЭН, 2010,с232

8.Леонтьев К.Н. О всемирной любви, по поводу речи Ф.М.Достоевского на Пушкинском празднике. //Творчество Ф.М.Достоевского в русской мысли1881-1931г. М.,1990,с. 9,7

9.Косолапое В.Н. Оптина пустынь, ее герои и тысячелетние традиции // Писатель и время. Вып. 6. М., 1991.с.222.

10. Котельников В. «Православная аскетика и русская литература (На пути к Оптиной)».С. – П, «Призма-15»,1994, с.169.

11.Преподобный Паисий Величковский. Письмо второе старцу Феодосию. Цит. по: Савчук В. Св. Паисий Величковский и возрождение исихастской традиции в Румынской Церкви в XIX-XX веках // Труды Киевской Духовной Академии, 1999. Вып. 2,с. 170.

12.Флидлендер Г.Достоевский и мировая литература Л:Сов.писатель.1985.с.87.

13. Хоружий С.С.О старом и новом. С.-П.: «Алетейя»(СПб),2000, с 32-35. .:

Алмакаева И.А.

e-mail: [email protected] сот.8-9278328060

Место работы:

МПЛ МБОУ-Многопрофильный лицей г.Димитровграда,

научный сотрудник «Русская литература .Филологические дисциплины»

учитель русского языка и литературы вышей категории, руководитель кафедры филологии, Лауреат Президентского гранта-.2009

Адрес:

433506 г. Димитровград Ульяновской обл.,

ул.Славского, д.18А-кв.37.