“Лёд тронулся, господа присяжные заседатели...”
Е. Петров, И. Ильф, М. Зощенко.
Театрализованное представление для старшеклассников
ПЕТРОВ: Добрый день, Илья Арнольдович!
ИЛЬФ: Здравствуйте, Евгений Петрович!
ПЕТРОВ: Ну что ж, Илья, за печатную машинку, как всегда, сядешь ты?
ИЛЬФ: Конечно, Женя, мне нравится сам процесс печатанья.
ПЕТРОВ: А процесс сочинительства?
ИЛЬФ: Не напрашивайся на комплименты. Ты ведь знаешь, что особое вдохновение на меня находит только при твоем участии.
ПЕТРОВ: Мерси. Ну что ж, вставляй листки. Да-а-а... А ты помнишь, Илюша, ведь наш первый и самый любимый роман мы писали обыкновенной ручкой?
ИЛЬФ: Ты писал. Мне удалось тебя убедить, что твой почерк лучше. Да, впрочем, так оно и есть.
ПЕТРОВ: Зато тебе заголовки фельетонов лучше удаются. Мне запомнился такой: “И осел ушами шевелит”.
ИЛЬФ: Не прибедняйся. Твои фельетоны были ничем не хуже и даже лучше. Помнишь (смеется.), в комнате, где делалась четвертая полоса газеты, висел большой лист бумаги со всяческими газетными ляпсусами?
ПЕТРОВ: Ну еще бы. Этот лист назывался “Сопли и вопли”.
ИЛЬФ: Вот-вот... Так твоей фамилии там никогда не было.
ПЕТРОВ: А разве твоя была?
ИЛЬФ: Хм... Да... Пожалуй, не случайно мы с тобой оказались в одной авторской упряжке.
ПЕТРОВ: Мне тоже кажется, что случайностью назвать это трудно. Я моложе тебя на 5 лет, а тогда мы были оба молоды, и я, признаюсь, не только уважал тебя, но и втайне восхищался твоим литературным вкусом, смелостью твоих суждений.
ИЛЬФ: И что это ты мне дифирамбы поешь? Не забывай, у нас с тобой общий литературный мэтр — твой брат, Валентин Катаев.
ПЕТРОВ: Да, он тоже тогда работал в “Гудке” фельетонистом под псевдонимом “Старик Собакин” и поэтому часто бывал в комнате четвертой полосы.
ИЛЬФ: Однажды он вошел туда со словами: “Я хочу стать советским Дюма-отцом”.
КАТАЕВ: Я хочу стать советским Дюма-отцом.
ИЛЬФ: Почему же это, Валюн?
КАТАЕВ: Потому, Илюша, что уже давно пора открыть мастерскую советского романа. Я буду Дюма-пэром, а вы — моими неграми. Я вам даю темы, вы пишете романы, а я их потом правлю: пройдусь раза два по вашим рукописям рукою мастера — и готово. Как Дюма-пэр. Ну? Кто желает? Только помните, я собираюсь держать вас в черном теле.
ПЕТРОВ: Я уже чувствую, как мое тело начинает чернеть.
ИЛЬФ: А я сначала подумаю, а потом, может, почернею.
ПЕТРОВ: А доходы как делить будем?
КАТАЕВ: Я тебя не обижу, сын мой.
ИЛЬФ: А что, без шуток, Женя, может, попробуем?
КАТАЕВ: Есть отличная тема — стулья... Представьте себе: в одном из стульев запрятаны деньги. Их надо найти. Чем не авантюрный роман? Есть еще темки... А? Соглашайтесь. Серьезно, один роман пишет Илья, другой — Женя. Женя, дай-ка ручку твою — подписаться.
ПЕТРОВ: Что это у тебя?
КАТАЕВ: Стихотворный фельетон. {Подписывается: “Старик Собакин”.)
ПЕТРОВ: Ну что, будем писать? (Закуривает.)
ИЛЬФ: Что ж, можно попробовать.
ПЕТРОВ: Давай так: начнем сразу. Ты — один роман, а я — другой. А сначала составим планы для обоих романов?
ИЛЬФ: Может, будем писать вместе?
ПЕТРОВ: Как это?
ИЛЬФ: Ну просто вместе будем писать один роман. Мне понравилось про эти стулья... Молодец Собакин!
ПЕТРОВ: Как же вместе? По главам, что ли?
ИЛЬФ: Да нет. Попробуем писать вместе, одновременно, каждую строчку вместе. Понимаешь? Один пишет, другой в это время сидит рядом. В общем, сочинять вместе.
ПЕТРОВ: В этот вечер мы остались одни в. громадном пустом здании Дворца труда. И закипела работа...
ИЛЬФ: Сколько должно быть стульев?
ПЕТРОВ: Очевидно, полный комплект — 12 стульев.
ИЛЬФ: Так мы роман и назовем. А что? Хорошее название.
ПЕТРОВ: Как же мы начнем? Нужна первая фраза...
( Пауза.)
ИЛЬФ: Давай начнем просто и старомодно: “В уездном городе Н…"В конце концов, неважно, как начать — лишь бы начать...
ПЕТРОВ: Да, писать было трудно. Как ни банально это звучит, мы писали кровью. Мы уходили из Дворца труда в 2 или 3 часа ночи, опустошенные, почти задохшиеся от папиросного дыма.
ИЛЬФ: Через месяц вернулся с юга “Дюма-отец”, он же “Старик Собакин”, он же Валентин Катаев. Рукопись, всего 7 листов, он прочел –
КАТАЕВ: Вы знаете, мне понравилось то, что вы написали. По-моему, вы совершенно сложившиеся писатели.
ИЛЬФ: А как же рука мастера?
КАТАЕВ: Не прибедняйся, Илюша. Обойдетесь и без Дюма-пэра. Продолжайте сами. Я думаю, книга будет иметь успех.
ПЕТРОВ: И мы продолжали писать. Постепенно Остап Бендер, который был задуман как второстепенная фигура, стал вылезать из определенных для него рамок.
ИЛЬФ: Нахал! В каждую главу пролезает...
ПЕТРОВ: Дело близится к концу... Что же нам делать с Бендером?
ИЛЬФ: Правдоподобней будет, если Киса убьет Остапа.
ПЕТРОВ: Жалко, Илья, пусть живет.
ИЛЬФ: Ладно, пусть жребий решит наш спор. (Пауза.) Рисуй череп и кости. А эта бумажка будет пустая. Тяни!
ПЕТРОВ: Бедный Остап!
ИЛЬФ: И вот январь 28-го года. Конец последней главы. (Укладывает в папку.)
. ПЕТРОВ: Мы думали — это конец трудов, но это оказалось только началом 10-летнего писательства. И была масса фельетонов, рассказов, сатирических повестей, знаменитый “Золотой теленок” и последняя совместная книга — ”0дноэтажная Америка”.
ВЕДУЩИЙ: Уже в начальных главах романа молодой человек без денег и квартиры — немножко плут, немножко циник, немножко авантюрист, но одна черта характера все же доминирует. Речь идет о насмешливо-ироничном отношении Бендера к окружающей его действительности. Перед инженером Щукиным Бендер не скрывает своего знакомства с профессией домушника: “Так вы не можете войти в квартиру? Но это же совсем просто!” “Стараясь не запачкаться о голого, Остап подошел к двери, сунул в щель американского замка длинный желтый ноготь большого пальца и осторожно стал поворачивать его справа и сверху вниз. Дверь бесшумно отворилась, и голый с радостным воем вбежал в затопленную квартиру”.
Вместе с тем размах авантюр сына турецко-подданного регулируется одним неукоснительным табу: с самого начала герой отказывается иметь дело с государством, предпочитая индивида (и желательно побогаче). Это свидетельствует о том, что Бендер не просто плут. Он прежде всего умный плут. Но и ум его необычен — это ум с отчетливо выраженным “комбинаторским” уклоном: остроумие существенно дополняется трезвым расчетом, а трезвый
ра
мс
ти
ем
нь
тк
0(
ж
бс
н
HI
TI
в
П'
л.
н
N.
в
к
к
D
в
г
£
ь
}
г
I
I
расчет причудливо переплетается с авантюризмом. Бендер — жулик с ярко выраженными артистическими наклонностями. Однообразие ему претит. Это актер-трасформатор, способный в случае нужды мгновенно сменить костюм, походку, интонацию, прическу. Альхену Остап Бендер рекомендуется инспектором пожарной охраны, в глазах старгородцев он — боевой офицер с особыми полномочиями, в уютной квартире Эллочки Щукиной — просто “парнишка что надо”.
И у читателей он неизменно вызывает симпатию: он остроумен и умен, его отличают и чувство товарищества, и широта натуры. Остап, подобно лакмусовой бумажке, не только проявляется сам при контакте с окружающей средой, но и раскрывает химический состав этой среды. Многочисленные эпизодические лица, действующие и в “12 стульях”, и в ’’Золотом теленке”, ничуть не уступают ему по своей яркости, колоритности и художественной ценности. Обширная галерея типических фигур, выхваченных острым сатирическим пером из повседневности, оживает на страницах романа. Вдова Грицацуева, с ее ограниченным, узким мирком, стыдливый, вежливый воришка Альхен, Эллочка Людоедка, с ее убогим словарем и младенческой фантазией, Фима Собак, безуспешно пытающаяся натянуть на себя покров интеллигентности, воспринимаются нами как живые люди. Но есть, кроме этой пошлой мещанской среды, еще один герой: это острый, веселый и язвительный смех, который помогает определить истинные ценности жизни.
(Открывается занавес. Сцена из главы. “Людоедка Эллочка”, начиная, со слов: “мрачный, муж пришел'’ до: “Не дав ей опомниться, Остап положил, ситечко на. стол, взял, стул и, узнав у очаровательной женщины адрес мужа, галантно раскланялся”.)
(Разговор Бендера с мадам Грицацуевой.)
БЕНДЕР: Пардон, гражданин Грицацуев здесь живет?
ГРИЦАЦУЕВА: Но... мой муж умер 5 лет назад.
БЕНДЕР: Ах! Мадам! Мои соболезнования! Моменто мори! (Осматривается..)
ГРИЦАЦУЕВА: Не угодно ли сесть? Вы по какому делу?
БЕНДЕР: Предоставим небо птицам, а развлечения — живым. Жизнь — штука сложная. В процессе прежних моих занятий дипломатического свойства приходилось встречаться с гражданином Грицацуевым. Будучи проездом, решил отдать визит вежливости.
ГРИЦАЦУЕВА: Прошу прощения... С кем имею честь разговаривать?
БЕНДЕР: Мой папа был турецко-подданный. Остап Бендер к вашим услугам,
ГРИЦАЦУЕВА: Очень приятно. Не хотите ли чаю?
БЕНДЕР: С удовольствием. Особенно из рук такой приятной женщины. Очень, очень мило у вас. Бездна вкуса. Бог мой, какой стул! Шик модерн! Сейчас видна заграница. (Ходит вокруг него кругами.)
ГРИЦАЦУЕВА: Вчера купила на аукционе.
БЕНДЕР: Шик модерн! Бездна вкуса! (Смотрит на нее, не отрываясь.)
ГРИЦАЦУЕВА: Вам нравится? (Томно.)
БЕНДЕР: Очень нравится. Безумно. Знойная женщина — мечта поэта. В центре таких субтропиков давно уже нет, но на периферии, на местах — еще встречаются. (Целует руки.)
ГРИЦАЦУЕВА: В каком центре? (Млеет.)
БЕНДЕР: В Москве. На днях делал доклад в малом Совнаркоме. (Прижимает ее руку к своему сердцу.)
ГРИЦАЦУЕВА: Товарищ Бендер, если я вас правильно поняла... (Изображает страсть.)
БЕНДЕР: Зовите меня просто Сусликом. Вы меня правильно поняли.
ГРИЦАЦУЕВА: Ах! Товарищ Бендер...
БЕНДЕР: Вы слышите, как чирикают воробьи? Как призывно кричат паровозы? Выходите за меня замуж!
ГРИЦАЦУЕВА: Я так счастлива, товарищ Бендер!
БЕНДЕР: Суслик. Суслик! Ну-с, свадьбу устроим завтра.
ГРИЦАЦУЕВА: Завтра 1 мая. Загс закрыт.
БЕНДЕР: Тогда — послезавтра! Страсть не имеет границ!!!
(Занавес закрывается.)
ВИКТОРИНА (по рассказам М. Зощенко)
В каком рассказе Зощенко артиста ограбили прямо на сцене? ("Актер”.)
В рассказе “Кризис”, сетуя по поводу жилищной проблемы, герой две недели проходил по улицам в поисках квартиры и наконец нашел ее... Где? (В ванной.)
Получив в одном учреждении номерок за сданные вещи и потеряв его, герой вернулся домой в чужих штанах. Что это за учреждение? (Баня.)
Марта Васильевна Щипцова не могла разжечь примус и решила почистить его ежиком. Что из этого вышло? (Драка жильцов коммунальной квартиры и суд — “Нервные люди”,)
Как театральный монтер решил доказать дирекции, что он в театре не менее важное лицо, чем тенор? (Выключил свет.)
Чем закончилась попытка Григория Ивановича показать себя “буржуем недорезанным” и угостить свою даму пирожными? (Не смог за них заплатить — ”Аристократка”.)
По какому поводу муж родную жену арестовал? (Жена отговаривала стрелять в свинью — “Административный восторг”.)
Почему один из рассказов называется “Не надо иметь родственников”? (Дядя захотел проехать на трамвае даром.)