Агрессивные будни

«Агрессия,

как способ самопредъявления»

(Дневник агрессивных будней, практикующего психолога)

2016 г.

Не в силах жить я коллективно:
по воле тягостного рока
мне с идиотами — противно,
а среди умных — одиноко.

Игорь Губерман

Мой профессиональный путь витиеват и каждый раз непредсказуем: школа, детский сад, ЛИУ, приют для несовершеннолетних, ЦПППН (наконец-то,истинное место работы для психолога, как казалось вначале, и окончательно последнее гос.учреждение, как думалось в конце) и самое непредсказуемое – ГБУЗ! Капец, я попала даже в медицину! Это уже шестое место работы в должности психолога… На второй день работы я поняла: ВСЕ МОИ ПРОБЛЕМЫ ПОВТОРЯЮТСЯ!!! (рис.1)

Условия для зарождения агрессии ВЕЗДЕ одинаковые. Вернее, условие одно – это НАЛИЧИЕ МЕНЯ!!!

Мне дурно! Облегчить свое положение смогла только принятием решения окончательно загадить свою трудовую, отработав ТОЛЬКО испытательный срок, и домой-домой-домой. При этом я дала себе обещание не повторять прошлых ошибок, т.е. начальство не обижать. Беседа самой с собой сильно помогла пережить без потерь агрессию руководства на третий рабочий день. Теперь понимаю, что еще способствовало этому. Каждое прежнее рабочее место раскрывало парочку моих агрессивных возможностей. Косвенными формами выражения агрессии я была сильна всегда, а вот прямые пришлось изрядно повытаскивать из себя.

На собеседовании при приеме на работу о многих нюансах я была предупреждена. Спросили даже о моих пожеланиях, три из них приняли безоговорочно, как оказалось в дальнейшем, только на словах.

Через три дня у меня появился повод «самопредъявиться». Я не могла написать полугодовой отчет за врача эпидемиолога, за что подверглась «дикой», во всех отношениях критике, начинающейся со слов: «Чушь, полная чушь!». Главврач трясла отчетом, стучала руками по столу и с багровым лицом брызгала слюной, требуя от меня исполнительности. А что я?

А я стояла и думала: «У-у-у, очередная психопатка. Ну, поори – поори, я всё равно здесь на три месяца». И стала просто её рассматривать. При этом случайно выполнив её условие: «Не плакать!».Когда её пыл иссяк, я решила её «кольнуть»: «Во-первых, я – ПЕДАГОГ-психолог, а не медицинский работник. Во-вторых, я вообще ничего в этом не понимаю, но вам НАДО и я, поэтому, стараюсь». Она пришла в себя и самостоятельно организовала мне помощь.

На следующий день отчет был готов. Главврач улыбалась и со словами: «Отнесите в администрацию и забудьте как страшный сон», - протянула мне отчёт. Я не смогла удержаться, и, глядя ей в глаза, не моргая (так я могу только «наезжая») сказала: «Если я ЭТО забуду, ошибки будут повторяться». Если б она знала меня прежнюю, то точно распознала бы мой стёб. В этот раз меня пронесло. Даже больше того, она хлопнула меня по плечу со словами: «Молодец! Сработаемся!».

И тут покатило. Да так, что я решила остаться после испытательного срока.

Мы с моим начальником периодически нарушаем условия договора, я с собой, она тоже со мной, она те три условия, что при устройстве на работу, а я – что не буду обижать начальника. Мы обе это делаем, улыбаясь и шутя. В качестве примера она сказала о своей возможности ударить меня, я, не дожидаясь варианта её ответа, пообещала дать сдачи. Или еще пример, во время новогоднего поздравления она пожелала, чтоб наши «половинки» ни минуточки не могли без нас прожить, а ходили за нами по пятам. Я не смогла смолчать, указав на патологичность пожелания. Так же, в ситуациях, не имеющих отношения к психологии, но требующих поддержки её мнения обращается ко мне: «Скажите, как психолог». Отвечаю, что это не входит в компетенцию психолога. Короче, самопредъявляюсь как могу. При этом чувствую себя в опасности при каждом взаимодействии с руководителем.

Повторение предыдущих сценариев заключается в «навешивании» обязанностей, не входящих в мои должностные. На моё имя отписываются бумаги не только как старшей медсестре, но и по вопросам финансирования. Я являюсь председателем уже трёх комиссий и секретарем подкомиссии. Короче, все, что «неизвестно кому» – психологу.

Надвигалась проверка РосПотребНадзора. Главврач ушла «на больничный». За день до проверки кратковременно забежала на работу. При встрече со мной, смеясь, спросила: «Что, вас будут проверять?». «Ну да, вас тоже», – парировала я. (нарушение субординации).«А меня нет», - ответила она.- «Я на больничном». Я удивилась, что она «отделила» себя от собственного учреждения, так как при «разборе полетов» всегда стремилась возбудить в нас переживание за ОБЩЕЕ дело. (рис.2)

Мой гнев нарастает. Понимаю, что сценарий увольнения опять подкрадывается. Постоянно думаю об этом. Стараюсь корректно с руководителем поговорить на тему: «Кесарю – кесарево, психологу- психологово».

Полугодовой отчет профотдела, а заодно и организационно-методического, оказавшиеся моими же, были сданы.

Р-ль: «Поздравляю вас с первой сдачей!».

Я: «Спасибо, надеюсь последней».

Р: «Что так?»

Я: «Это не моё». (рис.3)

Я проявляла настойчивость при каждом удобном случае. Ранее такое моё поведение вызывало конфликт с руководством, этот руководитель терпит. Заметила, что один на один мне сложнее ей противостоять. При свидетелях чувствую себя уверенней. Рискую, однако. (рис.4)

При возможности ЖАЛУЮСЬ на нехватку времени для психологической работы и указываю на необходимость принять специалиста- врача эпидемиолога, чью работу я выполняю бесплатно. Был ответ, что свободной ставки нет. Я искренне удивилась: «Как это? Работа есть, а ставки нет?». Главврач перевела тему, сказав, что я так сильно напоминаю её в молодости, что она была таким же бунтарём (похоже, я себя выдала). Через два часа, главврач собрала всех врачей. Сообщила, что МНЕ надо помогать, так как мне трудно, но если примут человека, ВСЕ будут получать меньшую зарплату. Было принято решение – никого не брать. Я давилась злобой, но молчала. Я ведь намерена учиться решать старые проблемы новым способом, а «не дрыгать ножкой» как ранее.

В неформальной беседе с одним из сотрудников обсудила эту тему намеренно, с надеждой на передачу, так как в такой форме прямо не смогу выразиться: «Мне пох… кто тут хочет зарабатывать! Кто хочет тот пусть забирает эту работу!» (вербальная агрессия) Собеседник выпучил глаза, так как до этого момента я презентовала себя как благовоспитанная. Я ОЧЕНЬ надеялась на передачу моих слов.

После сдачи отчетов ситуация никак не менялась. Гнев нарастал. Увольняться не хочу. Подумала: «На больничный бы». Ура, ОРВИ! (рис.5)

Пока была на больничном, приняли врача эпидемиолога, на полставки. (Даже интересно, что сработало). Главврач сообщила мне, что я могу заниматься ТОЛЬКО СВОИМ ЛЮБИМЫМ ДЕЛОМ. О, и я ей поверила, дура.

Сначала среди медперсонала моя специальность особым уважением и значимостью не отмечалась. Своей деятельностью я вызывала, корректно маскируемое раздражение. Пациенты морщили нос, недоумевали, отказывались от беседы, а особо смелые пробовали «оказать психологическую помощь» мне. Пришлось гомеопатично проводить ликбез самого медперсонала. И приучать пациентов к своему присутствию. Благодаря своей настойчивости, занудству, а иногда и игнорированию недовольства сотрудников, я «возбудила» в них интерес к данной науке. Теперь мне есть место в структуре этого учреждения. (рис.6)

А за пределами работы…, то есть дома, «самопредъявление» стало иметь грандиозные масштабы. Огребается «домашний начальник». Но что поразительно, тоже терпит. Хотя формы более жесткие.

Особо памятные формы самопредъявления –праздничные. К 23-му февраля готовилась, как никогда, с удовольствием. Преодолела своё скупердяйство, забыла опыт прошлых лет, нафантазировала романтических моментов, насладилась процессом заготовки и… все мимо. Так как ко всему этому набору не хватило терпения дождаться самого 23-го, вручение подарка состоялось накануне. Благостное настроение «объекта осчастливливания» было малость подогрето горячительным. Подарок был принят с благодушием, без критики, и пару дней не вызывал никакого интереса. И всё было бы замечательно, если бы за день до самого праздника муж не стал демонстрировать мне свою заботу.

В силу криминализированности своего города я не злоупотребляю поздними визитами в гости, лишь только в случае приезда лучшей подруги. Зная эту мою слабость и находясь в отдалении от меня, муж беспрестанно звонил мне и торопил меня домой: «А то троллейбусы перестанут ходить». Дабы избежать лишней нервотрепки, домой отправилась в 22.00. В сопровождении трех взрослых мужчин на остановке я ожидала «распрекрасный троллейбус». А так как на улице весна, то «загашенные отморозки» имеют свойство поскальзываться и им чудится, что окружающие над этим веселятся. Расквитаться за обиду им захотелось сразу. Они парни смелые, хоть и мелкие в размерах, их рост, превышал мой, сантиметров на 7-10, и численностью их было ровно в половину нашей, но у них было одно небольшое преимущество – ножичек, охотничий. Длины лезвия хватило бы проткнуть меня насквозь. Только чудо уберегло нас от кровавого финала. После благополучной развязки мои ноги самопроизвольно отбивали чечетку. Молчаливое присутствие «трех богатырей» усиливало желание скорого отъезда. («Вот проводили, Танюшу»). Троллейбуса не было. Одному из провожатых пришла в голову мысль: «А давай мы тебя на такси отправим?». Я обрадовалась этой спасительной мысли, тем более машина стояла прямо у меня за спиной. Влетев в него и обозначив остановку, хотела выдохнуть. Поведение водителя усилило моё взбодрённое состояние, он несколько раз озирался по дороге и вел себя как-то нервно. Когда я осмотрелась, он оказался нелегалом (счетчик отсутствовал). Я побоялась называть домашний адрес и попросила высадить на остановке. Во время поездки муж позвонил и уточнил, еду ли я. Спустя 5 минут позвонил узнать, дошла ли я. Я ЗАКИПЕЛА. Охренительная заботливость! Если б он был рядом, «порвала б как Тузик грелку». ЖАДНЫЙ, ТРЯСУЩИЙСЯ КАБАН!!! Страшно без жены остаться и жалко на такси потратиться. А я, «жена декабриста», схавала этот нищенский менталитет и живу на автопилоте. ЧТО! У САМОЙ-ТО МОЗГОВ НЕ ХВАТИЛО ТАКСИ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ СРАЗУ, КАК «БЕЛЫЕ ЛЮДИ»? Вызвать легальное такси, а не кидаться во что попало. Но это всё прелюдия самопредъявления.

Наконец-то 23 ФЕВРАЛЯ! Заботливый муж пришёл с ночной смены. Не дождавшись поздравления, напомнил, что пора бы это сделать. Поздравление было сдержанным, с объяснением, что подарок подарен ранее, галочка поставлена и вообще-то он не востребован до сих пор. (Зачем я торопила события?!)

Опять сработал очередной сценарий. Муж рассмотрел подарок и стал комментировать мою некомпетентность выбора. Я, «переполненная» вчерашними переживаниями и инсайтами, крепилась. Муж молчание и недобрый взгляд не распознал. Пришлось предупредить: «Если выскажешь ещё одно недовольство, я разобью его о стену». Не поверил. Критика продолжилась. Пришлось перейти к самой выразительной форме самопредъявления. Я подскочила, как пружина, и кинулась на мужа в надежде выхватить подарок. Он сразу осознал его ценность и серьёзность моих намерений. Выражение ужаса на его лице заставило меня остановиться. Я вылетела в другую комнату и дала волю слезам. Несколько минут спустя он старался меня успокоить. Голос был виноватым. Мне было горько. Я не могла ему рассказать о своих инсайтах, а о пережитом страхе тем более. (Своим «а я тебе говорил …» он напомнит о своих способностях к КРЕТИНИЗМУ, а я не в силах «переварить» ещё и это).

Через день в спокойной обстановке я объяснила причину своей реакции, умолчав о встрече с отморозками (до сих пор не уверена, что он созрел до нужной мне реакции). С выводом о такси согласился и искренне удивился, что никогда об этом не думал. Теперь МЫ умеем обо мне заботиться: «ТАКСИ В НАШЕМ ГОРОДЕ И ДЛЯ МЕНЯ ТОЖЕ». Я хоть и додумалась до этого раньше мужа, всё равно приятно, когда он, по-моему, заботится обо мне.

8-е марта тоже удалось. Муж молодец, не стал рисковать. Подарок не заготовил, надеялся выбрать его вместе. Распланировал наши праздничные дни. И начаться они должны были с поздравления его мамы и мною «любимой» золовки, от которой он не вылезал три дня накануне, собирая ей новую мебель. На четвертый день мы должны были предстать перед её очами вместе. Моё больное самолюбие «крепилось». Не портить же второй праздник! Тот факт, что мои желания муж отодвигает на второй план и предпочитает «золовкины», Наталья Андреевна расценивает, как умение моего мужа любить родственников. Долго меня мучило это предположение, так как где-то глубоко внутри меня отзывался фальцет разума в поддержку, но эмоциональная неудовлетворённость трубила басом. Моё утреннее ворчание создавало праздничное напряжение. Муж был аккуратен, старался не провоцировать. Говорил спокойно и неторопливо, что вообще-то не в его манере. («А-а-а, хочет всё-таки, чтоб я «не сорвалась с крючка» и поехала с ним. Как он старается для них!» - эти мысли подлили масла в огонь и «Остапа понесло»). Опытный муж не сопротивлялся. Дождавшись финала моих высказываний, указал на мою ворчливость. «Дай покидаться «какашками», если хочешь чтобы я поехала к твоим, а то вдруг я вывалю прямо там», - сказала я. Муж согласился, что их лучше оставить дома. Пока в очередной раз я «взрыхляла навоз» прошлых лет, меня посетил очередной инсайт, который я не постеснялась озвучить сразу. «Сестра и мама- это хорошо. Но жена – лучше. Ведь ты же сам меня выбрал. А раз выбрал, то сначала – Я, затем мама, а потом сестра». Муж попробовал первенство отдать маме, но я была настойчива и, надеюсь, убедительна. По крайней мере, он не спорил со мной. Для надёжности в течение дня этот инсайт я повторила для него пару раз. Молчит. Наверное, согласился. Поездка назначена на завтра.

Завтра не поехали. Толи моя поясница отказывалась гнуться, толи мои почки «зацвели». Перевернуться с боку на бок было так больно, что перехватывало дыхание. День провели дома. Муж совершил утреннее помазание «Капсикамом», принёс 200 граммов травяного отвара в постель и обеспечил мне суточное уединение, уйдя на работу. Лежу и думаю: «Не докидалась какашками или захлебнулась ими»? (рис. 7)

Когда мы раздражаемся и злы,
обижены, по сути, мы на то,
что внутренние личные узлы
снаружи не развяжет нам никто.

Игорь Губерман

Рис.1

Рис.2

Ри.3

Рис.4

Рис.5.

Рис.6

Рис.7

12