Ольга Васильева: Внутренне учитель всегда свободен 2

— Будет ли это входить в компетенции Рособрнадзора?

— Безусловно, будем работать вместе. И будем использовать опыт работы службы. Ведь эти истории очень тревожные. Работа олимпиад идет на четырех уровнях, и каждый из этих уровней должен будет проверяться особо. Понятно, что сложно создать такие же условия написания олимпийских заданий, как при сдаче ЕГЭ, но то, что сейчас модель мы разрабатываем, у нас будет сейчас серия очень больших совещаний, посвященных именно олимпиаде будущего года, это совершенно очевидно.

— Как относитесь к предложению привязать результаты ЕГЭ к выдаче золотых медалей выпускникам?

— Надо обсуждать. Для меня золотая медаль — она навсегда осталась золотой медалью, и привязка, как вы говорите, должна быть к оценке высоких знаний выпускника. Медаль — это медаль, это человек учился все годы и показывал действительно высокие результаты. А когда выдают медали, а ученик не демонстрирует высоких результатов в обучении, то это недопустимо.

— Сейчас широкую огласку получила история в Липецкой гимназии, где ребенка отказались принять в школу, потому что он проходил лечение от онкологического заболевания. Могли бы вы пояснить, что там произошло и вмешивалось ли федеральное министерство в эту ситуацию?

— Он был в состоянии ремиссии. Лечился здесь, в Центре Димы Рогачева. Там ситуация была значительно страшнее. Мальчик очень хорошо закончил 9 класс. Он любит биологию, мечтал поступить в университет и находился в состоянии ремиссии, что очень важно. В Центре Димы Рогачева прекрасно развита госпитальная педагогика. И его мама просила сначала взять его в школу, на что директор Липецкой гимназии №1, который работает там более 30 лет, сказал: "Вылечите от рака — приходите". Тогда мама попыталась договориться, она имеет полное право дистанционно обучать сына. Тоже начались какие-то со стороны школы непонятные предложения. Вмешалось министерство, мы вмешались. Мой заместитель Татьяна Юрьевна Синюгина, которая курирует школы, позвонила, поговорила.

Ей обещали, что мальчик будет получать возможность дистанционно обучаться. Дальше — больше. В присутствии всего руководящего состава гимназии маму попросили, а, может быть, и заставили позвонить Татьяне Юрьевне и сказать, что она всем довольна, что ей предложили дистанционное обучение и, вообще, все замечательно. На самом деле все было не так. Но меня поразило больше всего такое безнравственное поведение не только директора, но и других педагогов. Реакция была очень интересная. "Вы лишили нас премии, — сказали они маме, — потом мы на вас вообще в суд подадим за клевету".

События разворачивались очень быстро. Я сразу связалась с губернатором. Директор гимназии дал одному из каналов неубедительное интервью. Я буду добиваться его отставки. Это у меня на личном контроле, потому что должен быть показательный пример для всех остальных. Я считаю, что люди, которые работают в школе и могут себе позволять подобные вещи, там работать не должны, равно как они не должны работать еще по ряду специальностей, которые связаны напрямую работой с людьми. Это мое убеждение, что касается школы — это совершенно точно.

Я считаю, что отказ в обучении детям с ОВЗ, с инвалидами должен вести к неминуемому наказанию. И когда в голове у товарищей уляжется, что за этим следует неминуемое наказание, тогда дело пойдет по-другому.

Вот это та самая работа администрации, которой позволительно все. Нет, не позволительно администрации все. Администрация должна обеспечивать работу в школе. То, что произошло в Липецке, это просто один из фактов, о котором мы с вами узнали. Благодаря Евгению Александровичу Ямбургу он стал известен. Евгений Александрович болеет душой за каждого ребенка. У него несколько центров, где детки лечатся и учатся. Конечно, для него было очень сильным ударом, когда это случилось.

— Еще очень важная проблема, где речь идет о безопасности детей, это «группы смерти», которые с недавнего времени оказались таким вирусом в социальных сетях, и государство пытается с ними различным образом бороться. Вы говорили, в частности, о том, что необходимо обучать детей кибербезопасности. Как сделать так, чтобы дети не попадались на эти удочки подлецов, которые приводят к трагическим исходам, что для этого делать?

— Я думаю, что для этого одних усилий министерства образования и науки мало. Это наша общая проблема, общая беда. Решать это все надо сообща. Сразу хочу сказать большое спасибо Людмиле Николаевне Боковой, нашему сенатору, которая очень много работает вместе с нами в направлении кибербезопаности. У нас, как я обещала, готов проект, он будет в конце осени представлен. Сейчас идет стадия окончательной доработки. Мы работаем с психологами, с айтишниками, с mail.ru. Будет такая акция, она пройдет 13 октября в День IT-специалистов, когда энтузиасты-ребята пойдут в свои родные школы из компаний и будут рассказывать на очень понятном языке детям и подросткам о том, что реально происходит. То есть мы задействуем все методы, которые есть.

Уроки кибербезопасности проходят практически в каждой школе. В рамках ФГОСов по ОБЖ мы на эту тему разговариваем. ФГОСы по ОБЖ определяют еще результативность. ОБЖ — это как бы для маленьких наших детей. Если говорить о подростках, то это обществознание, информатика. Здесь есть специальные разделы, где о киберугрозах идут обсуждения. Практически каждая школа использует при внеклассной работе, потому что без этого нельзя.

Но на сегодняшний день, я глубоко убеждена, кроме тех людей, которые помогают решать эти проблемы, нам в школе необходимы психологи и психологическая служба. У нас есть концепция психологической школьной службы. На сегодняшний день, к сожалению, у нас на одного психолога приходится 800 детей. Мы будем продолжать делать все возможное, чтобы в каждой школе был хотя бы один психолог, который бы работал с нашими подростками. Что касается детских садов, то там ситуация чуть получше, но опять-таки относительно получше: на 400 человек — один психолог. События последних недель, включая Ивантеевку, показали, что ситуация очень сложная и нам надо решать это как можно быстрее.

—Есть ли на это средства?

— Все есть, только надо захотеть. Это все штатное расписание. Вообще, вся хозяйственная деятельность — это региональные деньги. Муниципалы — это хозяйственные деньги, хозяйственный ремонт, это технический персонал школы. Здесь все зависит от директора, какие у кого должности и какое в школе штатное расписание. И я думаю, что в данном случае каждый директор заинтересован в том, чтобы психолог в школе был.

— Минобрнауки дает регионам рекомендации. Прислушиваются ли они к ним? И может ли ведомство еще какими-то способами влиять на ситуацию?

— К рекомендациям они прислушиваются. Но опять мы возвращаемся к тому, о чем я говорю последнее время очень много, — это управление содержанием образования. Это вовсе не значит, что его переносят на региональный уровень. Вовсе не означает, о чем я уже в Думе говорила, что мы будем забирать у муниципалов имущество, нет. Речь идет прежде всего об управлении содержанием и обязательном назначении директорского корпуса именно с уровня регионального, а не муниципального, как сейчас есть. В этом случае, конечно, это единая политика, единое содержание, единая оценка того, что мы делаем, и принятие решений по анализу того, что мы получили.

У нас было совещание, и один из очень уважаемых министров образования сказал фразу, которую я стала цитировать, правда, без ссылки на автора: «В фигурном катании есть обязательная программа, есть произвольная, есть показательное выступление. Так получилось за последние 15 лет, что у нас очень много показательных выступлений и отсутствие обязательной программы и произвольной». Вот надо возвращаться к обязательной программе, и как можно меньше сопровождающих проводных материалов от констатации задачи до ее решения.

— Недавно стало известно, что Минздрав разработал законопроект, согласно которому информация о состоянии здоровья школьников будет поступать к школьному врачу, что не будет нарушать врачебной тайны. Удовлетворены ли вы таким способом решения проблемы?

— Мы много работаем с Минздравом и абсолютно понимаем наши задачи. Сейчас у нас будут «группы здоровья» для физкультуры, чтобы мы могли дозировать нагрузку. Как правило, много несчастных случаев связано с физкультурой, потому что педагог не знает физическое состояние ребенка. Это правильно. Педагог будет знать о «группе здоровья», какая она — первая, вторая у ребенка «группа здоровья» или ему требуется лечебная физкультура, мы про это говорим. А то, что доктор будет знать, это очень правильно. Именно врач и расскажет учителю физкультуры о том, какую нагрузку по какой «группе здоровья» ребенок может получить. Это очень важно для нас на самом деле. Это очень хорошо, что так будет.

—Будет ли эта система распространяться на вузы?

— Речь пока идет о школах. С вузами немного проще, там все-таки уже взрослые люди занимаются физкультурой.

—А в средне-профессиональном образовании?

— Да, там, где прежде всего несовершеннолетние учащиеся наши. Хотя я понимаю, что в 18 и 19 лет не всегда можно объективно оценить свои возможности, но все-таки…

— Вы несколько раз обращали внимание на качество преподавания иностранного языка в наших школах. Каким вы видите совершенствование и что бы вы хотели в первую очередь изменить?

— Этот вопрос очень сложный. То, что иностранный язык необходим, что мы должны его знать, это очевидно. Стыдно, очень стыдно не уметь разговаривать. Я думаю, что дело даже не в наших детках, совсем не в них. У нас есть ФУМО (Федеральное учебно-методическое объединение) по английскому языку, у нас есть огромное количество советов, куда входят наши замечательные педагоги, эксперты, ученые. Я задаю всем один вопрос на протяжении многих месяцев — как нужно изменить методику преподавания языка, чтобы дети заговорили? Долгое время изучение языка у нас в обычной, неязыковой школе сводилось к чему? Мы много писали, читали, но язык не был активен, мы неплохо, наверное, переводили в институтах, аспирантурах со словарем. Мы учили пять лет в школе, потом со второго класса, в общей сложности 9-10 лет, а на выходе — ноль. Пассив, может быть, и есть, но активного языка нет.

Что нужно изменить? Я думаю, что изменить нужно подход. Меня поправят мои коллеги, может, даже скажут, что полезла не в свой огород и окажутся совершенно правы, но мое глубочайшее убеждение, что менять методику надо, чтобы язык стал инструментом прежде всего коммуникативным. Да, человек должен читать, человек должен говорить, писать, может быть, в меньшей степени. Наши естественники, естественно-научные отрасли в этом вопросе практически трудностей не испытывают. Как вы знаете, очень много совместных исследований, поэтому на языке они и говорят, и пишут. И я знаю десятки академических институтов, в которых раз в неделю аспиранты делают доклад на языке обязательно с первого курса. Это необходимо, потому что у них совместная работа с иностранными коллегами. Что касается моих коллег-гуманитариев, там сложнее, потому что нужно подготовить статью и желательно на языке. У нас, к сожалению, интерес к той же истории, который вспыхнул во всем мире после событий 1991 года, потихонечку угасает. Нашим ребятам сложно печататься, а печататься необходимо, потому что нужны индексы, нужны публикации. Это просто необходимость — быть с инструментом. Я думаю, что все-таки, сколько я смотрела, читала, видела, как изучается в других странах, надо изменить подход, именно методику преподавания языка. Это раз. И потом, как правильно мне говорят очень знающие педагоги наши, язык можно выучить только тогда, когда есть какая-то цель. Если цели нет, то учить очень сложно.

— Означает ли это, что будет больше стажировок, связанных с выездом за рубеж, или приглашений носителей языка?

— Вы знаете, я думаю, что с носителем языка уже хорошо. Потом ведь дети очень многие вещи в игре осваивают, игра и язык — это вещи, которые совместимы. До 9 лет, как правило, это очень легко ложится, не по одному языку. Что происходит дальше, мне сложно говорить, потому что здесь очень много всего: и физиология детская, и психология, и методика. Но я думаю, что делать все равно что-то надо. И количество часов, оно тоже колеблется, если это школа с углубленным изучением языка. И опять же — без усидчивости самого ученика тоже не пройдет.

—Какие новые предметы и факультативы в российских школах могут появиться?

— Сразу что хочу сказать, что база — это база, а есть еще внеурочное время. Школа знает, сколько у них внеурочных часов в неделю в каждом классе. Что касается факультативов, я считаю, что пять факультативов должны быть обязательно бесплатными — музыкальный, литературно-художественный, спортивный, естественно-технический и шахматы. Их не ввели с 1 по 4 класс, о чем я мечтаю, как один час в неделю. Но отмечу, что шахматы взаимосвязаны с математикой, а с математикой у нас сейчас проблема. Вы знаете, что мы 11 лет проваливаемся на международной математической олимпиаде. И, развивая эту тему, шахматы — это прежде всего интеллектуальное развитие ребенка. Шахматы — это наименее затратная история, которая только может быть.

Сейчас, конечно, лукавства в школах много. И я об этом тоже уже говорила, что можно увидеть, допустим, договор с родителями о внебюджетной деятельности. Среди предложенных инженерных кружков я вдруг неожиданно читаю: углубленный русский язык, углубленный английский язык. Это, конечно, подвох, это уловка. То есть не успеваем на уроке, будем учить после урока, но уже внебюджетной историей. Здесь с каждой внебюджетной историей надо разбираться, потому что мы все-таки должны помнить, что образование у нас бесплатное, доступное и качественное. У нас все время чего-то не хватает, одного, второго, третьего. Поэтому все эти уловки, конечно, надо заканчивать. И с каждой из них разбираться надо отдельно, потому что финансирование подушевое и в каждом регионе свое, но оно есть. Его нужно просто очень тщательно использовать. Я считаю, что даже при тех средствах, которые выделяются (немало на самом деле, достаточно выделяются), должно быть очень рачительное, вдумчивое использование, с хорошим хозяйским подходом. Именно здесь администратор должен быть, который решает, как и куда идут деньги.

— Сколько школьных мест нужно, чтобы закрыть проблему со второй и третьей сменой? Насколько остро стоит проблема износа зданий школ и детских садов?

— Третью смену мы закроем к следующему году, я надеюсь, хотя очень тяжело поспеть за демографией. У нас учащихся в третью смену было 23 тысячи, сейчас — 8700. Третью точно закроем. Что касается второй, будем стараться, будем делать. Но у нас другая проблема — 40%, а в некоторых случаях 60% в регионах школы с очень большим процентом износа. Они были построены после войны, во второй половине ХХ века, равно как и вузы. У нас сейчас вузовские фонды старые, многие школы старые. Допустим, в Осетии есть школы 1897 года. Вот здесь будет очень большая необходимость в затратах — надо строить. Надо либо капитально ремонтировать, либо строить новые.

Детсады — с ними мы закрыли проблему, у нас почти стопроцентная удовлетворенность детскими садами. Это 99,8% на сегодняшний день. Результат замечательной программы 2015 года. По яслям работа ведется. Пять регионов у нас, где проблема решена. Я думаю, что будем думать и расширять все альтернативные способы: и группы ухода, и группы присмотра для этого возраста, и, может быть, группы выходного дня как вариант, допустим, субботний. Я думаю, что вариантов будет много. В общем, это возвращение к хорошо забытому старому. Сначала мы закрыли все, теперь начинаем все открывать. Это здорово на самом деле.

— Недавно стало известно, что экспертный совет ВАК рекомендовал лишить главу Минкультуры Владимира Мединского ученой степени доктора. Когда президиум ВАК рассмотрит этот вопрос?

— Через 2-3 недели это будет рассматриваться. Но я сразу хочу подчеркнуть, что там было положительное решение двух советов. А еще очень важный момент — это отсутствие плагиата в работе. Ну а то, что автор представил свое видение истории, то это уже как раз та самая полемическая история, которая должна быть.

Я не говорю про эту работу, что она некачественная. Я говорю вообще про работы, которых много некачественных, что нужно в первую очередь наказывать диссертационный совет, который все пропустил, потому что процесс выхода на защиту достаточно длительный. И там очень много экспертных оценок, чтобы просто взять вот так плохую работу и выйти.

— Много ли примеров такого недобросовестного отношения?

— Есть примеры. С каждым примером разбираются. По сегодняшней практике огромное количество людей сидит и по любому заявлению проверяет ту или иную указанную информацию. А если мы сейчас все-таки внесем положение об ответственности совета за пропущенные работы, я не говорю про плагиат, это вообще не обсуждается, а просто некачественные работы, тогда нам будет легче — и нам, и ВАКу, и департаменту, который у нас занимается оценкой.

Пока это на стадии обсуждения. Делать что-то надо, потому что советы должны работать хорошо, качественно. Получается, что все ложится на ВАК, все ложится на департамент Минобразования, а те, кто пропустили эту работу, они остаются в стороне. Это неправильно. Это какая-то неправильная оборона, все советы ни при чем, а вы, ребята, разбирайтесь.

—Ответственность какого рода предполагается?

— Закрывать. Время пройдет, будете открываться заново в новом составе. Посмотрим, что будет дальше. То есть совет пропускает столько-то лет назад, существует, а потом гражданин или группа граждан заявляет на некачественную работу. Совет остается на месте, а наш департамент и ВАК работают огромное количество времени для того, чтобы либо признать, либо опровергнуть эту жалобу или письмо.

—Сохранится ли у выпускников-аспирантов в этом году возможность не защищать диссертацию, а закончить аспирантуру как третью ступень образования?

— Такой возможности нет. Это полная ерунда. Это тоже история про то, чего быть не должно. Мы сейчас говорим о том, что мы идем к исследовательской аспирантуре. По какой-то специальности можно защититься за три года. Естественно-научная, например, требует очень мощной экспериментальной базы, там может потребоваться 4, 5 и 6 лет. Сейчас мы говорим про это, двигаемся в сторону исследовательской аспирантуры. То, что аспирантура должна заканчиваться диссертацией, это не обсуждается. Для чего его три года держим? Для того, чтобы от армии его освободить? Для чего он сидит? Он должен защитить диссертацию, иначе грош цена руководителю, совету и вообще всей системе. Нужно защищаться, если нет, то сокращать аспирантуру, сокращать целевой набор и заканчивать с этим делом. Ты аспирант, ты пришел для того, чтобы заниматься научной деятельностью. Если у тебя прикладная работа, ради бога, мы сейчас допускаем патенты, научные изобретения и статьи. Если у тебя прикладное направление, делай, но результат должен быть. Тебя три года государство обеспечивало возможностью бесплатно учиться в аспирантуре, это надо ценить. Мое глубочайшее убеждение, что качество аспирантуры нужно повышать. А повышать каким образом? Никогда в жизни ни на каких кафедрах массового количества аспирантов не бывает. Всегда ученых остаются единицы.

— Продолжая разговор о науке, хотелось бы узнать, наметили ли вы сотрудничество с новым президентом РАН и когда состоится ваша встреча?

— Мы с Александром Михайловичем Сергеевым будем встречаться в ближайшее время. Незадолго до начала избрания президента мы подписали соглашение между министерством и Академией наук. У нас много точек пересечения. И главное для нас, конечно, это экспертная работа, потому что и при написании наших ФГОСов, и при экспертизе учебников мы всегда обращались и будем обращаться в Академию наук. Это совершенно очевидно.

Источник:РИА НОВОСТИ