II. Работа с текстом. 1. Работа с текстом до чтения. Формулирование темы урока. 2. Работа с текстом во время чтения. Анализ текста. 3. Работа с текстом после чтения. | – Прочитайте биографию А.И. Герцена. Давайте с помощью блок-схемы охарактеризуем эту личность (признаки, черты характера, устремления). – Как вы думаете, как сформировались черты его характера? На прошлом уроке мы говорили о том, что многое в человеке закладывается в детстве. Как можно сформулировать тему нашего урока? Какие события влияют на формирование личности? БЫЛОЕ И ДУМЫ (главы) Из части I Глава III Смерть Александра I и 14 декабря. – Нравственное пробуждение. – Террорист Бушо. Корчевская кузина. Тут надо вспомнить события Отечественной войны и выступление декабристов 14 декабря 1825 года (кратко). Одним зимним утром, как-то не в своё время, приехал Сенатор (уровень министра, заместителя министра); озабоченный, он скорыми шагами прошёл в кабинет моего отца и запер дверь, показавши мне рукой, чтоб я остался в зале. Значит, отношения их были таковы, что если бы сенатор не показал рукой, автор бы спокойно мог последовать в кабинет отца и слушать, что они между собой говорят. По счастию, мне недолго пришлось ломать голову, догадываясь, в чём дело. Дверь из передней немного приотворилась, и красное лицо, полузакрытое волчьим мехом ливрейной шубы, шёпотом подозвало меня; это был лакей Сенатора, я бросился к двери. – Вы не слыхали? – спросил он. – Чего? – Государь помер в Таганроге. (Речь идёт об Александре I.) Новость эта поразила меня; (В Почему? О Кончилось что-то привычное и понятное.) я никогда прежде не думал о возможности его смерти; я вырос в большом уважении к Александру и грустно вспоминал, как я его видел незадолго перед тем в Москве. Гуляя, встретили мы его за Тверской заставой; он тихо ехал верхом с двумя-тремя генералами, возвращаясь с Ходынки, где были маневры. П Лицо его было приветливо, черты мягки и округлы, выражение лица усталое и печальное. Когда он поравнялся с нами, я снял шляпу и поднял её; он, улыбаясь, поклонился мне. Собственно, автор переносит свои личные впечатления от встречи с императором на характер самого императора, поэтому вряд ли может быть до конца объективным. Какая разница с Николаем, вечно представлявшим остриженную и взлызистую медузу с усами! (Сразу негативное восприятие.) Он на улице, во дворе, с своими детьми и министрами, с вестовыми и фрейлинами пробовал беспрестанно, имеет ли его взгляд свойство гремучей змеи – останавливать кровь в жилах. (Это его личное наблюдение или слухи?) Если наружная кротость Александра была личина, – не лучше ли такое лицемерие, чем наглая откровенность самовластья? Давайте на основании этой записи поговорим о личных политических позициях автора. …Пока смутные мысли бродили у меня в голове и в лавках продавали портреты императора Константина, пока носились повестки о присяге и добрые люди торопились поклясться, разнёсся слух об отречении цесаревича. Тут надо рассказать ситуацию с женитьбой цесаревича Константина, которая не афишировалась, но которая тем не менее лишала его права на престол. Именно поэтому люди, которые были не в курсе ситуации, считали законным наследником Константина. А он, кстати, не особенно спешил всех разубеждать. А вот Николай, который вследствие этого стал императором, мало кому изначально нравился, да его и не готовили на престол. Данной ситуацией всеобщей растерянности и воспользовались декабристы. Вслед за тем тот же лакей Сенатора, большой охотник до политических новостей и которому было где их сбирать по всем передним сенаторов и присутственных мест, по которым он ездил с утра до ночи, не имея выгоды лошадей, которые менялись после обеда, сообщил мне, что в Петербурге был бунт и что по Галерной стреляли «в пушки». На другой день вечером был у нас жандармский генерал граф Комаровский; он рассказывал о каре на Исаакиевской площади, о конногвардейской атаке, о смерти графа Милорадовича. (Речь идёт о восстании 14 декабря 1825 года.) А тут пошли аресты: «того-то взяли», «того-то схватили», «того-то привезли из деревни»; испуганные родители трепетали за детей. Мрачные тучи заволокли небо. Рушится привычный мир, государство грубо вторгается в жизнь, по мысли автора. В царствование Александра политические гонения были редки; он сослал, правда, Пушкина за его стихи и Лабзина за то, что он, будучи конференц-секретарём в Академии художеств, предложил избрать кучера Илью Байкова в члены Академии; но систематического преследования не было. Тайная полиция не разрасталась ещё в самодержавный корпус жандармов, а состояла из канцелярии под начальством старого волтерианца (поклонника Вольтера), остряка и болтуна и юмориста, вроде Жуи де Санглена. При Николае де Санглен попал сам под надзор полиции и считался либералом, оставаясь тем же, чем был; по одному этому легко вымерить разницу царствований. Автор упрощает ситуацию для наибольшего контраста с предыдущим императором. Вовсе не Николай I, а именно Александр в своё время сказал, что военные поселения будут возведены, даже если ему придётся выложить дорогу трупами от Петербурга до Чудово. Николая вовсе не знали до его воцарения; при Александре он ничего не значил и никого не занимал. Теперь всё бросилось расспрашивать о нём; одни гвардейские офицеры могли дать ответ; они его ненавидели за холодную жестокость, за мелочное педантство, за злопамятность. Один из первых анекдотов, разнёсшихся по городу, больше нежели подтверждал мнение гвардейцев. Рассказывали, что как-то на ученье великий князь до того забылся, что хотел схватить за воротник офицера. Офицер ответил ему: «Ваше величество, у меня шпага в руке». Николай отступил назад, промолчал, но не забыл ответа. После 14 декабря он два раза осведомился, замешан этот офицер или нет. По счастию, он не был замешан. Какое низкое коварство! А сделать ложное обвинение, видимо, не позволило отсутствие опыта? По-моему, данный пример иллюстрирует как раз привилегированность дворянства. Тон общества менялся наглядно; быстрое нравственное падение служило печальным доказательством, как мало развито было между русскими аристократами чувство личного достоинства. Никто (кроме женщин) не смел показать участия, произнести тёплого слова о родных, о друзьях, которым ещё вчера жали руку, но которые за ночь были взяты. Напротив, являлись дикие фанатики рабства, одни из подлости, а другие хуже – бескорыстно. В данном случае, наверное, следует прокомментировать записки автора. Под фанатиками рабства он подразумевает сторонников законной власти, не поддерживавших идеи декабристов. Вернее, не так. Есть определённая степень оппозиционности – в осуждении определённых сторон существующего строя, того же крепостного права. И крайняя степень – свержение монархии, убийство царя и царской семьи, республиканское правление – то, что предлагали декабристы – тут как раз и сказалась разница во взглядах. Одни женщины не участвовали в этом позорном отречении от близких… и у креста стояли одни женщины, и у кровавой гильотины является – то Люсиль Демулен, эта Офелия революции, бродящая возле топора, ожидая свой черёд, (Жена деятеля Великой французской революции Камилла Демулена была казнена вслед за мужем Революционным трибуналом, типичная иллюстрация к высказыванию Дантона «революция пожирает своих детей».) то Ж. Санд, подающая на эшафоте руку участия и дружбы фанатическому юноше Алибо. Аврора Дюдеван взяла писательский псевдоним Жорж Санд только в 1832 году, а описываемый эпизод, видимо, относится к 1848 году, что говорит о том, что данные записи автор делал уже в зрелом возрасте. Жёны сосланных в каторжную работу лишались всех гражданских прав, бросали богатство, общественное положение и ехали на целую жизнь неволи в страшный климат Восточной Сибири, под ещё страшнейший гнёт тамошней полиции. Сестры, не имевшие права ехать, удалялись от двора, многие оставили Россию; почти все хранили в душе живое чувство любви к страдальцам; но его не было у мужчин, страх выел его в их сердце, никто не смел заикнуться о несчастных. Информация для учителя 23 декабриста были женаты. После приговора и исполнения казни остались вдовами жёны Константина Рылеева и И. Поливанова (умер в 1826). 11 жён, а вместе с ними ещё семь женщин (матери и сёстры) последовали за своими мужьями и родными в Сибирь. Прасковья Егоровна Анненкова (Полина Гебль), Мария Николаевна Волконская, Александра Ивановна Давыдова, Александра Васильевна Ентальцева, Камилла Петровна Ивашева, Александра Григорьевна Муравьёва, Елизавета Петровна Нарышкина, Анна Васильевна Розен, Екатерина Ивановна Трубецкая, Наталья Дмитриевна Фонвизина, Мария Казимировна Юшневская. Это были очень разные женщины: по своему социальному положению и по возрасту, по характеру и по уровню образования… Тюрьму, каторгу и ссылку пережили только восемь из них. После указа об амнистии декабристов 28 августа 1856 года вместе с мужьями вернулись только пятеро (М. Волконская, П. Анненкова, Е. Нарышкина, А. Розен, Н. Фонвизина). Трое вернулись из Сибири вдовами (М. Юшневская, А. Ентальцева, А. Давыдова). А. Муравьева, К. Ивашева, Е. Трубецкая умерли и похоронены в Сибири. Рассказы о возмущении, о суде, ужас в Москве сильно поразили меня; мне открывался новый мир, который становился больше и больше средоточием всего нравственного существования моего; не знаю, как это сделалось, но, мало понимая или очень смутно, в чём дело, я чувствовал, что я не с той стороны, с которой картечь и победы, тюрьмы и цепи. Казнь Пестеля и его товарищей окончательно разбудила ребяческий сон моей души. В юном возрасте автор увидел, что люди готовы пожертвовать положением в обществе, благополучием, даже жизнью ради идеи, и это поразило его и заставило посмотреть на мир по-другому. Все ожидали облегчения в судьбе осуждённых, – коронация была на дворе. (В это время обычно всегда объявлялась амнистия.) Даже мой отец, несмотря на свою осторожность и на свой скептицизм, говорил, что смертный приговор не будет приведён в действие, что всё это делается для того, чтоб поразить умы. Но он, как и все другие, плохо знал юного монарха. Николай уехал из Петербурга и, не въезжая в Москву, остановился в Петровском дворце… Жители Москвы едва верили своим глазам, читая в «Московских ведомостях» страшную новость 14 июля. Народ русский отвык от смертных казней: после Мировича, казнённого вместо Екатерины II (Организатор неудачного переворота против Екатерины Второй, пытавшийся возвести на престол Иоанна IV Антоновича, обезглавлен в 1764 году.), после Пугачёва и его товарищей не было казней; люди умирали под кнутом, солдат гоняли (вопреки закону) до смерти сквозь строй, но смертная казнь dе jurе не существовала. Рассказывают, что при Павле на Дону было какое-то частное возмущение казаков, в котором замешались два офицера. Павел велел их судить военным судом и дал полную власть гетману или генералу. Суд приговорил их к смерти, но никто не осмелился утвердить приговор; гетман представил дело государю. «Все они бабы, – сказал Павел, – они хотят свалить казнь на меня, очень благодарен», – и заменил её каторжной работой. Николай ввёл смертную казнь в наше уголовное законодательство сначала беззаконно, а потом привенчал её к своему своду. Через день после получения страшной вести был молебен в Кремле. Отпраздновавши казнь, Николай сделал свой торжественный въезд в Москву. Я тут видел его в первый раз; он ехал верхом возле кареты, в которой сидела вдовствующая императрица и молодая. Он был красив (сравните со «взлысистой медузой»), но красота его обдавала холодом; нет лица, которое бы так беспощадно обличало характер человека, как его лицо. Лоб, быстро бегущий назад, нижняя челюсть, развитая на счёт черепа, выражали непреклонную волю и слабую мысль, больше жестокости, нежели чувственности. Но главное – глаза, без всякой теплоты, без всякого милосердия, зимние глаза. Я не верю, чтоб он когда-нибудь страстно любил какую-нибудь женщину, как Павел Лопухину, как Александр всех женщин, кроме своей жены, он «пребывал к ним благосклонен», не больше. Автор ставит любовь к женщине на очень важное место. Несмотря на то что политические мечты занимали меня день и ночь, понятия мои не отличались особенной проницательностью; они были до того сбивчивы, что я воображал в самом деле, что петербургское возмущение имело, между прочим, целью посадить на трон цесаревича, ограничив его власть. Отсюда целый год поклонения этому чудаку. Само собою разумеется, что одиночество теперь тяготило меня больше прежнего, мне хотелось кому-нибудь сообщить мои мысли и мечты, проверить их, слышать им подтверждение; я слишком гордо сознавал себя «злоумышленником», чтоб молчать об этом или чтоб говорить без разбора. Существовала тайна, которой хотелось поделиться. Примечания. 1. Рассказывают, что как-то Николай в своей семье, то есть в присутствии двух-трёх начальников тайной полиции, двух-трёх лейб-фрейлин и лейб-генералов, (лейб – состоящий при монархе) попробовал свой взгляд на Марье Николаевне (в замужестве графиня Лейхтенбергская, с 1852-го по 1876-й – президент Императорской академии художеств, мать девяти детей; она унаследовала от отца властный характер и некоторые его черты; притом маркиз де Кюстин, описывая её во время бракосочетания с герцогом Лейхтенбергским, называет красавицей). Она похожа на отца, и взгляд её действительно напоминает его страшный взгляд. Дочь смело вынесла отцовский взор. Он побледнел, щёки задрожали у него, и глаза сделались ещё свирепее: тем же взглядом отвечала ему дочь. Всё побледнело и задрожало вокруг; лейб-фрейлины и лейб-генералы не смели дохнуть от этого каннибальски-царского поединка глазами, вроде описанного Байроном в «Дон Жуане». Николай встал, – он почувствовал, что нашла коса на камень. (Примеч. А.И. Герцена.) – О каких чертах характера императора и его дочери говорит данный эпизод? С какой целью вставил его в текст А.И. Герцен? 2. Президент Академии предложил в почётные члены Аракчеева. Лабзин спросил, в чём состоят заслуги графа в отношении к искусствам. Президент не нашёлся и отвечал, что Аракчеев – «самый близкий человек к государю». «Если эта причина достаточна, то я предлагаю кучера Илью Байкова, – заметил секретарь, – он не только близок к государю, но сидит перед ним». Лабзин был мистик и издатель «Сионского вестника»; сам Александр был такой же мистик, но с падением министерства Голицына отдал головой Аракчееву своих прежних «братий о Христе и о внутреннем человеке». Лабзина сослали в Симбирск. (Примеч. А.И. Герцена.) – О каких чертах характера Александра Первого говорит этот эпизод? Почему он включён автором в повествование? 1. Офицер, если не ошибаюсь, граф Самойлов, вышел в отставку и спокойно жил в Москве. Николай узнал его в театре; ему показалось, что он как-то изысканно оригинально одет, и он высочайше изъявил желание, чтоб подобные костюмы были осмеяны на сцене. Директор и патриот Загоскин поручил одному из актёров представить Самойлова в каком-нибудь водевиле. Слух об этом разнёсся по городу. Когда пьеса кончилась, настоящий Самойлов взошёл в ложу директора и просил позволения сказать несколько слов своему двойнику. Директор струсил, однако, боясь скандала, позвал Гаера. «Вы прекрасно представили меня, – сказал ему граф, – но для полного сходства у вас недоставало одного – этого брильянта, который я всегда ношу; позвольте мне вручить его вам: вы его будете надевать, когда вам опять будет приказано меня представить». После этого Самойлов спокойно отправился на своё место. Плоская шутка так же глупо пала, как объявление Чаадаева сумасшедшим и другие августейшие шалости. (Примеч. А.И. Герцена.) – Работа в группах. Предлагается разобрать конфликт Николая Первого с офицером по эпизодам. Эпизод первый: оскорбление августейшей особы: «У меня в руках шпага». Возможные выходы из ситуации (извиниться, не заметить, арестовать нахала). Эпизод второй: попытка объявления бунтовщиком. Возможные варианты (не участвовал – наказывать не за что; проучить: вызвать по подозрению и попугать; придумать ложное обвинение и посадить). Эпизод третий: сцена в театре. Варианты развития: в открытую сделать замечание по форме одежды; насмеяться на сцене; не заметить. – Разобрав ситуацию, сформулируйте, зачем автор ввёл в повествование этот сюжет. 2. «Победу Николая над пятью торжествовали в Москве молебствием. Середь Кремля митрополит Филарет благодарил Бога за убийства. Вся царская фамилия молилась, около неё сенат, министры, а кругом на огромном пространстве стояли густые массы гвардии, коленопреклонённые, без кивера, и тоже молились; пушки гремели с высот Кремля. Никогда виселицы не имели такого торжества. Николай понял важность победы! Мальчиком четырнадцати лет, потерянным в толпе, я был на этом молебствии, и тут, перед алтарём, осквернённым кровавой молитвой, я клялся отомстить казнённых и обрекал себя на борьбу с этим троном, с этим алтарём, с этими пушками. Я не отомстил; гвардия и трон, алтарь и пушки – всё осталось; но через тридцать лет я стою под тем же знаменем, которого не покидал ни разу» («Полярная звезда» на 1855). (Примеч. А.И. Герцена.) – О чём была клятва автора текста? – Что означает его фраза «через тридцать лет я стою под тем же знаменем»? – Против чего протестует автор? – Отвечаем на главный вопрос урока: «Какие события влияют на формирование личности?» Информация для учителя Обычно говорят о пяти факторах формирования личности: наследственность, физическое окружение, культура, социальное окружение, индивидуальный опыт. С помощью таблицы из пяти столбиков можно предложить в порядке индивидуальной работы перечислить, что повлияло на формирование личности А.И. Герцена. |