Крапивин
1)Славка заметил картину на тускло-зелёной стене биллиардной случайно. (2)Обычно она висела в тени, а в тот раз на неё падали лучи. (3)На картине было лунное море. (4)Сама луна скрывалась за светлыми облаками, но её лучи пронизывали воздух и рассыпали свет по высоким волнам. (5)Среди волн шёл двухмачтовый парусник. (6)Несмотря на волны, он шёл ровно и спокойно. (7)У него были сплошь дырявые паруса, и сквозь них виднелось небо, но всё равно он шёл уверенно. (8)В этих рваных и гордых парусах, в этой уверенности маленького судна была загадка. (9)Какая-то заманчивость и притягательная сила. (10)И была в лунном неспокойном просторе музыка — не похожая ни на что.
(11)Славка молча привёл за руку слегка испуганную маму и только тогда шёпотом спросил:
— (12)Это что?
— (13)Это бриг «Меркурий». (14) Копия картины художника Айвазовского. — (15)Что тебя испугало?
(16)Славка досадливо поморщился. (17)Его ничего не испугало. (18) Просто он не хотел говорить громко, когда рядом тайна, мечта…
— (19)Почему рваные паруса?
— (20)Кажется, после боя. (21)Это русский корабль, он сражался. (22) Вражеских кораблей было много, а он один, но он победил.
— (23)Что такое "бриг"?
— (24)Ты же сам видишь — корабль…
— (25)Нет, почему "бриг"?
— (26)Ты меня уморишь, — сказала мама.
(27)Она не понимала! (28)У Славки отозвалось в душе звучание когда-то слышанных и заветных морских слов: «Бриг... брег... регата... фрегат... навигатор...» (29)Это были слова про тайну, связанную с этим лунным морем, про что-то загадочное. (30)А где их разгадка?
(31)Мама, вздохнув, повела Славку в библиотеку. (32)Там она отыскала старую книгу, которая называлась «Морской словарь».
— (33)Если хочешь и есть ещё вопросы, читай и разбирайся.
(34)Славка нашёл быстро. (35)Прочитал и почти ничего не понял. (36)Но незнакомые корабельные слова опять отозвались в нём странной зовущей музыкой. (37)И он стал искать дальше, слово за словом. (38)С того дня Славка почти позабыл про всё на свете. (39)Он ушёл в чтение словаря, как уходят в дальнее плавание — надолго и без оглядки…
Гришковец
(1)Родители подарили мне на день рождения фотоаппарат. (2) Это был взрослый подарок.
(3)Но иметь фотоаппарат — это было полдела: ещё нужно было уметь им пользоваться. (4)И я пошёл записываться в фотокружок, к Начальнику, как его все называли.
(5)Меня встретил мужчина лет тридцати пяти, сутулый, строгий, с очень острым лицом.
— (6)Фотографировать умеешь? — спросил он.
— (7)Нет, не умею, но хочу научиться, — ответил я.
— (8)Научиться чему? (9)На кнопку нажимать?
— (10)И на кнопку нажимать, и чтобы в итоге получилась фотография.
— (11)Молодец! — тут же заулыбался он. — (12)В итоге фотография, говоришь? (13)Это правильно. (14)Только вот что будет на этой фотографии? (15)Вот вопрос. (16)От твоего ответа зависит, будем ли мы общаться по-настоящему или нам придётся попрощаться раз и навсегда.
(17)Он подошёл к столу, взял с него стопку фотографий.
— (18)Посмотри эти фотографии и выбери три, которые тебе больше всего приглянутся, а я чай поставлю.
(19)Он вышел, а я стал рассматривать фотографии. (20) Там были разные снимки, но все они были чёрно-белые. (21)Городские пейзажи, лошади, деревья…
(22)Я выбрал три фотографии. (23)Это, помнится, был портрет худого старика, у него было странное лицо. (24)А ещё я выбрал фотографию ночного города, который был снят сверху. (25)Огни фар автомобилей вытянулись в длинные линии. (26)Мне непонятно было, как так получилось. (27)Третья фотография мне понравилась больше всех. (28)На ней был луг и лежащий на лугу туман. (29)Это явно было холодное августовское утро.
— (30)Ну что, выбрал? — спросил Начальник, вернувшись.
— (31)Вот, — я протянул ему фотографии.
(32)Он рассмотрел мой выбор внимательно.
— (33)Понятно, — размышляя, сказал он. — (34)А здесь что, почему ты её выбрал?
(35)Он показал мне ночной пейзаж с линиями фар.
— (36)Красиво, — ответил я, подумав.
— (37)Нет, не красиво, а технично, ты хотел сказать, наверное? (38)Ну, а эту? — он показал туман.
— (39)А эта мне нравится, — тут я запнулся. — (40)Это август. (41) Утро. (42)Я такое видел.
— (43)Молодец! (44)Пошли чай пить, — сказал Начальник.
(45)И я стал ходить в фотокружок.
Гришковец
(1)Когда я был школьником, я ходил в фотокружок. (2)Там я впервые узнал, что такое творчество, а главное, я испытал серьёзное и взрослое отношение к себе.
(3)Однако выдающихся успехов я как фотограф не добился. (4)Я не чувствовал света, не видел того, что видит обычный фотограф, казалось бы, в обычной ситуации. (5)Я не умел выбирать людей, которые на фотографиях были выразительными, а в жизни невидными. (6)Я тогда переживал ужасно. (7)Я сам понимал, что у меня ничего не получается, и видел огорчённое лицо нашего руководителя — Начальника, как мы его называли.
— (8)Вот скажи, зачем ты фотографировал этот грузовик? — спрашивал он меня, рассматривая мои снимки.
— (9)Грузовик мощный, страшный, — говорил я печально.
— (10)Ты же не грузовик должен снимать, а делать фотографию, — почти отчаянно говорил Начальник. — (11)Грузовик, который мимо тебя ехал, был большой, мощный и страшный. (12)Так?! (13)А на твоей фотографии не видно, что грузовик мощный и что тебе страшно. (14)Ничего не видно! (15)А должно чувствоваться, что ты хотел сказать, какие переживания передать.
(16)В другой раз, глядя на мой снимок, он говорил:
— (17)В жизни композиции нет, а в пейзаже композиция есть. (18) Ты не жизнь фотографируешь, а делаешь фотографию, а она живёт по другим законам. — (19)А главное, что на чужих фотографиях ты всё видишь, вкус-то у тебя есть. (20)А сам?!
(21)В общем, как фотограф я не состоялся, но постоянно ходил в кружок, уже даже не пытаясь фотографировать. (22)У меня появилось моё особенное место в жизни фотокружка: я стал там признанным экспертом и критиком.
— (23)Потрудись найти слова и объяснить мне, что ты нашёл в этой фотографии, — горячился Начальник.
(24)И я впервые старался найти точные, яркие слова, которых от меня искренне ждал взрослый и авторитетный для меня человек. (25)Я чувствовал, как это сложно. (26)И очень гордился, когда удавалось что-то смутное выразить словами. (27)А Начальник слушал. (28) Меня в первый раз так слушали.
Каверин Вениамин АлександроВИЧ
(1)Когда Иван Павлыч Кораблёв пришёл проведать меня в госпитале, я сразу понял, что разговор, несмотря на мою болезнь, будет серьёзным. (2)И не ошибся.
(3)Началось с того, что Кораблёв спросил, кем я хочу быть.
– (4)Не знаю, — отвечал я неуверенно. — (5)Может быть, художником.
(6)Он поднял брови и возразил:
– (7)Не выйдет. (8)По многим причинам. (9)Прежде всего потому, что у тебя слабая воля и ты не уверен в себе.
(10)Я был поражён. (11)Мне и в голову не приходило, что у меня слабая воля.
– (12)Ничего подобного, — возразил я мрачно.
– (13)Нет, слабая. (14)Какая же воля может быть у человека, который не знает, что он сделает через час? (15)Если бы у тебя была сильная воля и ты верил в свои силы, ты бы хорошо учился. (16)А ты учишься плохо.
– (17)Иван Павлыч, — сказал я со страданием, — у меня один «неуд».
– (18)Да. (19)А мог бы учиться отлично.
(20)Он подождал, не скажу ли я ещё что-нибудь. (21)Но я молчал: сказать мне было нечего.
– (22)И вообще пора тебе подумать, кто ты такой и зачем существуешь на белом свете! (23)Вот ты говоришь: хочу быть художником. (24)Для этого, милый друг, нужно стать совсем другим человеком, — сказал Иван Павлыч и, распрощавшись, ушёл.
(25)А я стал думать. (26)Я был не согласен, что плохо учусь. (27) Один «неуд», и то по математике.
(28)Но всё-таки я чувствовал, что Иван Павлыч в чём-то прав. (29) А что если у меня действительно слабая воля? (30)Это нужно проверить, это должно быть проверено! (31)Нужно решить что-нибудь и непременно исполнить. (32)Например, прочитать «Записки охотника», которые я в прошлом году бросил, потому что они показались мне скучными. (33)И я дал себе слово, даже прошептал его под одеялом.
(34)Слово нужно держать, и я всё-таки прочёл «Записки охотника». (35)Нет, Кораблёв ошибается: у меня сильная воля! (36) Я могу!
(37)Разумеется, нужно было бы проверить себя ещё раз. (38) Скажем, каждое утро обтираться холодной водой. (39)Или выйти по математике на «отлично». (40)Но всё это я отложил до своего выздоровления, а пока только думал и думал…
В. Драгунский
(1)Когда я шёл из бассейна домой, у меня было очень хорошее настроение. (2)Мне нравились все троллейбусы, потому что они такие прозрачные и всех видать, кто в них едет, и мороженщицы нравились, потому что они весёлые, и нравилось, что не жарко на улице и ветерок холодит мою растрёпанную мокрую голову. (3)Но особенно мне нравилось, что я занял третье место в стиле баттерфляй и что я сейчас расскажу об этом папе, — он давно хотел, чтобы я научился плавать. (4)Он говорит, что все мальчишки должны уметь плавать, потому что они мужчины.
(5)И вот я сегодня занял третье место и сейчас скажу об этом папе. (6)Я очень радовался, и, когда пришёл, мама сразу спросила:
— (7)Ты что так сияешь?
— (8)А у нас сегодня было соревнование.
(9)Папа сказал: «Это какое же?»
— (11)Заплыв на двадцать пять метров в стиле баттерфляй.
— (12)Ну и как?
— (13)Третье место! — радостно сказал я.
(14)Папа прямо весь расцвёл.
— (16)Вот здорово! — (17)Он отложил в сторону газету. (18) — Молодчина!
(19)Я так и знал, что он обрадуется. (20)Так и получилось, и у меня ещё лучше настроение стало.
— (21)Ну, а кто же первое занял? — спросил папа.
— (22)Первое занял Вовка, он уже давно умеет плавать. (23)Ему это не трудно было...
— (24)Ай да Вовка! (25)Так, а кто же занял второе место?
— (26)А второе занял рыженький один мальчишка, не знаю, как зовут. (27)На лягушонка похож, особенно в воде.
— (28)А ты, значит, пришёл третьим? — (29)Папа улыбнулся, и мне это было очень приятно. — (30)Третье место тоже призовое, бронзовая медаль! (31)Ну, а кто же на четвёртом остался?
— (32)Четвёртое место никто не занял, папа!
(33)Он очень удивился.
— (34)Мы все третье место заняли: и я, и Мишка, и Толька, и Кимка — все восемнадцать человек. (35)Так инструктор сказал!
— (36)Ах, вот оно что... (37)Всё понятно!..
(38)И папа, вздохнув, снова уткнулся в газеты.(39)А у меня почему-то совсем пропало хорошее настроение.
Алексин
(1)Однажды папа пригласил меня на праздничный вечер в больницу, то есть к себе на работу… (2)Я согласился: я сразу почувствовал себя как-то уверенней и взрослее.
(3)В зале, украшенном плакатами и цветами, ни одного школьника, кроме меня, не было, поэтому на меня все обращали внимание. (4)Многие подходили к папе и, стараясь сделать ему приятное, говорили, что я на него очень похож.
— (5)Сейчас мы поговорим о лучших людях нашей больницы, — сказал папин начальник в микрофон. — (6)Мы пригласили сюда наших бывших больных. (7)Пусть они скажут…
(8)Я пристально огляделся, но не смог отличить бывших больных от просто здоровых. (9)Тут к трибуне зашагал огромный мужчина. (10)Мне показалось, что здоровее его в зале не было ни одного человека.
(11)Разглядев его, я вспомнил этого бывшего папиного пациента. (12)«Если бы мне удалось поставить Андрюшу на ноги!» — когда-то говорил папа. (13)Ему удалось…
— (14)Я играю в хоккей! — сказал Андрюша. — (15)А потому, что есть на свете такой человек…
(16)И ещё двое бывших больных сказали, что с помощью папы они «второй раз родились». (17) Все в зале зааплодировали, а я заволновался. (18)За папу…
(19)Я сидел и делал фантастические предположения. (20)«Если бы вдруг я учился на одни пятёрки и меня бы стали хвалить на школьном собрании, многим ребятам это бы не понравилось». (21)А тут все врачи, медсёстры и нянечки так улыбались, словно им самим за что-то говорили спасибо.(22)«Почему?» — думал я.
(23)Когда вечер закончился и мы спустились вниз, к папе вдруг подбежал запыхавшийся мужчина в белом халате и что-то шепнул на ухо.
— (24)Проводите, пожалуйста, моего сына… — попросил папа Андрюшу и побежал вслед за мужчиной в белом халате.
— (25)Опять спасать кого-нибудь будет… — сказал Андрюша.
(26)Подходя к нашему дому, он не удержался и заметил:
— (27)А ты похож на отца!
(28)Сказал так, будто наградил меня. (29)А я в ту минуту подумал, что, наверное, похож на папу только с виду, внешне… (30)«А чтобы быть на него похожим по-настоящему, — думал я, — мне ещё многое надо сделать!»
Осеева
(1)Как-то летом Лёвка, примостившись на заборе, помахал рукой Серёже.
— (2)Смотри-ка... рогатка у меня. (З)Сам сделал! (4)Бьёт без промаха!
(5)Рогатку испробовали. (6)Марья Павловна выглянула из окна.
— (7)Это нехорошая игра, ведь вы можете попасть в моего кота.
— (8)Так что же, из-за вашего кота нам и поиграть нельзя? — дерзко спросил Лёвка.
(9)Марья Павловна пристально посмотрела на него, взяла Мурлышку на руки, покачала головой и закрыла окно.
— (10)Ну и наплевать! — сказал Лёвка. — (11)Мне в водосточную трубу попасть хочется.
(12)Он долго выбирал камешек покрупнее, потом натянул длинную резинку — из окна Марьи Павловны со звоном посыпались стёкла. (13)Мальчики замерли.
— (14)Бежим! — крикнул Лёвка, и ребята бросились наутёк.
(15)Настали неприятные дни ожидания расплаты.
— (16)Старуха обязательно пожалуется, — говорил Лёвка. — (17)Вот злющая какая! (18)Подожди... я ей устрою штуку! (19)Будет она знать...
(20)Лёвка показал на Мурлышку, которого любили все соседи, потому что он никому не доставлял хлопот, а целыми днями мирно спал за окном, подтолкнул Серёжу и зашептал что-то на ухо товарищу.
— (21)Да, хорошо бы, — сказал Серёжа.
(22)Прошло несколько дней.
...(23)Укрывшись с головой шерстяным одеялом и освободив одно ухо, Серёжа прислушивался к разговору родителей.
— (24)Как ты думаешь, куда он мог деться?
— (25)Ну что я могу думать, — усмехнулся отец. — (26)Может, пошёл кот погулять, вот и всё. (27)А может, украл кто-нибудь? (28)Есть такие подлецы...
— (29)Не может быть, — решительно сказала мать, — на этой улице все знают Марью Павловну. (З0)Никто так не обидит старую, больную женщину... (31)Ведь этот Мурлышка — вся её жизнь!
(32)На другой день Марья Павловна подошла к мальчикам.
— (ЗЗ)Ребятки, вы не видели Мурлышку? — (34)голос у неё был тихий, глаза серые, пустые.
— (35)Нет, — глядя в сторону, сказал Серёжа.
(З6)Марья Павловна вздохнула, провела рукой по лбу и
медленно пошла домой. (37)Лёвка скорчил гримасу.
— (38)Подлизывается... (39)А вредная всё-таки, — он покрутил головой. — (40)И правда, сама виновата... (41)Думает, если мы дети, так мы и постоять за себя не сумеем!
— (42)Фи! — свистнул Лёвка. — (43)Плакса какая! Подумаешь — рыжий кот пропал!
(44)Так прошло ещё несколько дней. (45)Все соседи включились в поиски кота, а несчастная Марья Павловна совсем отчаялась и слегла с сердечным приступом.
(46)И ребята не выдержали.
— (47)Надо найти старушку, которой мы отдали кота, — решили они.
(48)Но легко сказать «найти», а где её сыщешь теперь, когда столько дней прошло.
(49)Неожиданно им повезло: они увидели её на городском рынке и опрометью бросились к пожилой женщине, которая даже испугалась:
— (50)Да чего вам от меня надобно-то?
— (51)Котика рыжего, бабушка! (52)Помните, мы отдали вам на улице.
— (53)Ишь ты... (54)Назад, значит, взять хотите? (55)Кот ваш орёт днём и ночью. (56)Совсем не нравится он мне.
(57)Когда старушка привела их к своему домику, Лёвка прыгнул в палисадник, уцепился обеими руками за деревянную раму и прижался носом к окну:
— (58)Мурлышка! (59)Усатенький...
(60)Через минуту мальчишки торжественно шагали по улице.
— (61)Только б не упустить теперь, — пыхтел Лёвка. — (62)Нашёлся-таки! (6З)Усатый-полосатый
Из повести Вит.Закруткина «Матерь человеческая»
(1)Медленно спускалась она в погреб, останавливаясь на каждой ступеньке, и каждая ступенька - Мария помнила: их было девять - приближала ее к тому неотвратимому, что она должна была совершить во имя высшей справедливости, которая сейчас в ее горячечном сознании укладывалась в знакомые с детства слова: "Смертию смерть поправ..." (2)И хотя она по-своему толковала эти когда-то услышанные от старой бабки слова, ей казалось, что именно они властно требуют: убей убийцу...
(3)Вот и последняя ступенька. (4)Мария остановилась. (5)Сделала еще шаг вперед, мальчишка-немец шевельнулся. (6)Он хотел отодвинуться, втиснуться в угол, уползти в темноту, за кадушку, но обмякшее, бессильное тело не слушалось его. (7)Уже в то мгновение, когда голова Марии показалась в открытом люке погреба, он по выражению ее лица почувствовал, что его ожидает смерть. (8)Смерть подходила к нему, и он смотрел на нее, невысокую женщину с карими глазами, с крепкими ступнями босых маленьких ног. (9)Три острия карающих вил с каждой секундой приближали его конец.
(10)Мария высоко подняла вилы, слегка отвернулась, чтобы не видеть то страшное, что должна была сделать, и в это мгновение услышала тихий, сдавленный крик, который показался ей громом:
(11)-Мама! Ма-а-ма!..
(12)Слабый крик множеством раскаленных ножей впился в грудь Марии, пронзил ее сердце, а короткое слово "мама" заставило содрогнуться от нестерпимой боли. (13)Мария выронила вилы, ноги ее подкосились. (14)Она упала на колени и, прежде чем потерять сознание, близко-близко увидела светло-голубые, мокрые от слез мальчишеские глаза...
(15)Очнулась она от прикосновения влажных рук раненого. (16)Захлебываясь от рыданий, он гладил ее ладонь и говорил что-то на своем языке, которого Мария не знала, но по выражению его лица, по движению пальцев она поняла, что немец говорил о себе: о том, что он никого не убивал, что его мать такая же, как Мария, крестьянка, а отец недавно погиб под городом Смоленском, что он сам, едва закончив школу, был мобилизован и отправлен на фронт, что ни в одном бою ни разу не был, только подвозил солдатам пищу. (17)И еще Мария поняла, что три дня назад он вместе с пожилым немцем ехал на двуколке, что летевший над ними самолет сбросил бомбу, что его старший товарищ и лошадь были убиты, а он, раненный в грудь, уполз и спрятался в погребе...
(18)Мария молча плакала. (19)Смерть мужа и сына, угон хуторян и гибель хутора, мученические дни и ночи на кукурузном поле - все, что она пережила в тяжком своем одиночестве, надломило ее, и ей хотелось выплакать свое горе, рассказать о нем живому человеку, первому, кого она встретила за все последние дни. (20)И хотя этот человек был одет в серую, ненавистную форму врага, но он был тяжело ранен, к тому же оказался совсем мальчишкой и - видно по всему - не мог быть убийцей. (21)И Мария ужаснулась тому, что еще несколько минут назад, держа в руках острые вилы и слепо подчиняясь охватившему ее чувству злобы и мести, могла сама убить его. (22)Ведь только святое слово "мама", та мольба, которую вложил этот несчастный мальчик в свой тихий, захлебывающийся крик, спасли его.
Это была маленькая, толстая, румяная девушка с короткими косичками.У нее было много прозвищ: Мячик, Чижик. Но из всех удержалось самое простое – Кнопка. Возможно, что оно намекало на ее маленький нос, напоминавший кнопку.
В этот день, самый горячий за всю ее шестнадцатилетнюю жизнь, она с утра успела поругаться с шофером, сменить повязки раненым бойцам, лежавшим в медсанбате, накормить их, съездить за письмами на полевую почтовую станцию и сделать еще десятки дел, перечислять которые было бы слишком долго.
Теперь нужно было везти раненых в тыл. Раненых она уже знала по именам, а кого не знала, того называла: “голубушка”.
О том, что дорога простреливается, она сказала, когда все уже были устроены и осталось только принести в машину снятое с бойцов оружие.
– Вот что, товарищи, – сказала она быстро, – мы поедем на полном газу. Понятно? Дорога простреливается. Понятно?
Поехали.
Все ближе слышались разрывы снарядов. Черные столбы земли, перемешанной с дымом, вдруг вставали среди дороги. Шофер свернул и, проехав вдоль обочины по полю, поставил машину среди редкого кустарника, которым была обсажена дорога. Лучшего прикрытия не было. Но и это было не прикрытие. Во всяком случае, оставлять раненых в машине, являвшейся превосходной целью, Кнопка не решилась. Называя их всех без разбору голубушками и умницами, она вытащила бойцов одного за другим и устроила в канаве метров за двадцать пять от машины.
Был душный августовский день. Солнце стояло в зените. Очень хотелось пить, и первый сказал об этом маленький лейтенант с перевязанной головой, который всю дорогу подбадривал других, а теперь, беспомощно раскинувшись и тяжело дыша, лежал на дне канавы. И, точно сговорившись, все раненые стали жаловаться на сильную жажду.
Воды не было. Метрах в ста от разбитой шоссейной сторожки виднелся колодезный сруб. Но была ли еще там вода, – неизвестно. Если и была, – как добраться до нее через поле, на котором ежеминутно рвутся снаряды?
– Где ведро? – спросила Кнопка у шофера. – В машине осталось?.. Ты за ними присмотришь, ладно?
И прежде чем шофер успел опомниться, она выскочила из канавы и ползком стала пробираться к машине.
Это было еще полбеды – доползти до машины и разыскать полотняное ведро в ящике. Она достала ведро и, сложив его, засунула за пояс. Главное было впереди – добраться до шоссейной сторожки, а самое главное еще впереди – от сторожки, уже не прячась в канаве, дойти до колодца.
Вот и сторожка, вернее, то, что от нее осталось.
До сих пор Кнопка не думала, есть ли в колодце вода. Эта мысль только мелькнула и пропала, когда она разглядывала сруб издалека. Но теперь она снова подумала: “А вдруг воды нет?”.
Но она продолжала ползти.
Сруб колодца стоял на огороде, а огород был отделен изгородью.
Руки ныли, спину ломило, и Кнопка, прижавшись лицом к земле и стараясь ровнее дышать, решила, что не поползет. Ведро было на длинной веревке: она перебросит его через изгородь, авось ведро угодит в колодец.
Четыре раза она перебрасывала ведро, прежде чем оно попало в колодец.
Наконец удалось. Но оно упало бесшумно, и Кнопка поняла, что колодец пуст.
“Так нет же, есть там вода! – вдруг сказала она про себя. – Не может быть! Есть, да глубоко”.
Она сняла пояс и привязала его к веревке. Ведро чуть слышно шлепнуло… Веревка все натягивалась. Кнопка слегка подергала ее и поняла, что ведро наполнилось водой.
– Ну-ка, голубушка,– сказала она не то ведру, не то самой себе, и стала осторожно вытягивать ведро из колодца. Она вытащила его, мокрое, расправившееся, полное воды, и, вскочив, быстро перехватила рукой.
И тут она впервые задумалась над тем, как вернуться обратно с ведром, полным воды, – ведь теперь его не засунешь за пояс. Эх, была не была! – И, подхватив ведро, она побежала к сторожке.
Где-то близко разорвался снаряд.
Она только присела на мгновение и побежала дальше.
Запыхавшись, приложив руку к сердцу, она остановилась у сторожки и заботливо заглянула в ведро: не очень ли много расплескалось? Не очень! И вообще гораздо лучше бежать, чем ползти.
Через несколько минут она побежала, таща ведро с водой. Правда, она летела так быстро, что с добрых полведра выплеснулось, но еще оставалось много великолепной, не успевшей согреться, чистой, вкусной воды.
– Голубушки, принесла! Честное слово, принесла! – закричала Кнопка, подтанцовывая и сама глядя на воду с искренним удивлением. – Вот так штука! Принесла!
Через полчаса, когда обстрел прекратился и раненые, которых она напоила и умыла, были уложены в машину, Кнопка с дороги в последний раз взглянула на мертвый, изрытый снарядами кусок земли между колодцем и канавой.
“Должно быть, я храбрая, что ли?” – неясно подумала она и поправила развязавшуюся ленточку на тугой короткой косичке.
Впрочем, спустя несколько минут она уже не думала об этом.
Машина по-прежнему ныряла по рытвинам, и нужно было следить, чтобы кто-нибудь из раненых не упал с носилок.
1942
(По рассказу В.Каверина “Кнопка”)
Марья Петровна узнала о несчастье три дня назад. В списке раненых и убитых стояло:
“Скончались от ран… Голиков, Василий Иванович, прапорщик”.
Это был младший сын Марьи Петровны.
Все эти три дня она бегала по Москве, чтоб разузнать что-нибудь о сыне, – где умер, можно ли получить тело для похорон. Нигде ничего не удалось узнать. И она ходила по улицам в своей старой лисьей шубейке, останавливалась на перекрестках, неподвижно смотрела сухими глазами – и шла дальше. Слез не было. Душа сжалась в мерзлый, колючий комок.
Ужас был в душе: лютая, беспощадная сила встала и навалилась на землю. Бьют, крошат, уродуют. И за что? Кто их трогал? За что вдруг набросились на Россию?
Она ходила по улицам, тоскующая и смертельно одинокая. Она хотела только одного: очутиться около бесценного тела сына и чтоб целовать милую курчавую голову с крутыми завитками у висков, припасть губами к кровавым ранам – и плакать, плакать, насмерть изойти слезами.
Незаметно для себя она очутилась на вокзале, откуда 2 месяца назад провожала сына на войну. Вдоль платформы тянулся длинный зеленый поезд, подносили из глубины вокзала носилки с людьми и ставили возле поезда. Большими группами стояли солдаты, опираясь на костыли, с руками на перевязях, с повязанными головами. Марья Петровна, жалостливо пригорюнясь, уставилась на солдатиков – и вдруг отшатнулась. Невиданная форма, говорят меж собой – ничего не поймешь, кругом – солдаты со штыками.
Марья Петровна спросила человека в железнодорожной фуражке с малиновыми кантиками:
– Это кто же такие будут?
– Кто! Пленные!
– Пленные!.. – Она высоко подняла брови. – Австрияки?
– Австрияки есть. А вон они – немцы!
– Куда же их везут?..
– В Орел перевозят…
Марья Петровна смотрела, широко раскрыв глаза. Так вот они какие!
Русский прапорщик в очках разговаривал по-немецки с бородатым германцем. Странно было: такой обыкновенный, рыжий немец, так добродушно улыбается; подумаешь, и вправду добрый человек. А что, злодеи, делают! С ним рядом стоял другой немец, молодой, высокий и красивый, с русыми усиками. Вот этот – сразу видно было, что зверь: гордый! Смотрел мимо, ни на кого не глядя, и презрительно сдвигал тонкие брови.
Прибежал фельдфебель, приказал пленным выстроиться попарно, крикнул: “Марш!”. Они двинулись нестройною, колыхающеюся вереницей. Ковыляли, опираясь на костыли, поддерживали друг друга под руки. Двинулся и красивый немец с русыми усиками. Господи! Он был без ноги! Вместо левой ноги болталась пустая штанина. И немец прыгал на одной ноге, обеими мускулистыми руками опираясь о длинную палку.
Что-то дрогнуло и горько задрожало в груди у Марьи Петровны: господи, сколько народу искалечено – молодого, здорового!
У ног Марьи Петровны лежал раненный в грудь венгерский гусар в узких красных рейтузах. Какое неприятное лицо! Тонкие, влажные губы под извилистыми, тонкими усиками; нехорошие черные глаза, как мелкие маслины. Венгерский гусар лежал на носилках, оправлял на себе рваную шинелишку и стучал от холода зубами; его извилистые губы под тонкими черными усами стали лиловыми. И опять Марью Петровну поразило выражение глаз: он неподвижно смотрел в потолок железного навеса, весь ушедши в свою муку, и даже не думал просить жалости и помощи: как будто все это так и должно было быть. И он лежал среди людей, как в пустыне, дрожал, постукивая зубами, и его согнутые коленки в грязных рейтузах ходили ходуном. На виске, под околышем фуражки, чернели крутые завитки волос.
Марья Петровна вдруг стала задыхаться. Дрожащими руками она поспешно расстегнула свою лисью шубку, скинула ее и накрыла лежавшего венгерца. Горячие волны ударили ей из груди в горло. Она припала губами к курчавой голове венгерца, целовала ее и плакала, – о сыне своем плакала, об иззябшем венгерце, обо всех этих искалеченных людях. И больше не было в душе злобы. Было ощущение одного общего, огромного несчастья, которое на всех обрушилось и всех уравняло.
(По повести В.Вересаева “Марья Петровна”)
Лев Толстой
Лебеди
Лебеди стадом летели из холодной стороны в тёплые земли. Они летели через море. Они летели день и ночь, и другой день и другую ночь они, не отдыхая, летели над водою. На небе был полный месяц, и лебеди далеко внизу под собой видели синеющую воду. Все лебеди уморились, махая крыльями; но они не останавливались и летели дальше. Впереди летели старые, сильные лебеди, сзади летели те, которые были моложе и слабее. Один молодой лебедь летел позади всех. Силы его ослабели. Он взмахнул крыльями и не мог лететь дальше. Тогда он, распустив крылья, пошёл книзу. Он ближе и ближе спускался к воде; а товарищи его дальше и дальше белелись в месячном свете. Лебедь спустился на воду и сложил крылья. Море всколыхнулось под ним и покачало его. Стадо лебедей чуть виднелось белой чертой на светлом небе. И чуть слышно было в тишине, как звенели их крылья. Когда они совсем скрылись из вида, лебедь загнул назад шею и закрыл глаза. Он не шевелился, и только море, поднимаясь и опускаясь широкой полосой, поднимало и опускало его. Перед зарёй лёгкий ветерок стал колыхать море. И вода плескала в белую грудь лебедя. Лебедь открыл глаза. На востоке краснела заря, и месяц и звёзды стали бледнее. Лебедь вздохнул, вытянул шею и взмахнул крыльями, приподнялся и полетел, цепляя крыльями по воде. Он поднимался выше и выше и полетел один над тёмными всколыхавшимися волнами.
Пауло Коэльо
Притча «Секрет счастья»
Один торговец отправил своего сына узнать Секрет Счастья у самого мудрого из всех людей. Юноша сорок дней шёл через пустыню и,
наконец, подошёл к прекрасному замку, стоявшему на вершине горы. Там и жил мудрец, которого он искал. Однако вместо ожидаемой встречи с мудрым человеком наш герой попал в залу, где всё бурлило: торговцы входили и выходили, в углу разговаривали люди, небольшой оркестр играл сладкие мелодии и стоял стол, уставленный самыми изысканными кушаньями этой местности. Мудрец беседовал с разными людьми, и юноше пришлось около двух часов дожидаться своей очереди.
Мудрец внимательно выслушал объяснения юноши о цели его визита, но сказал в ответ, что у него нет времени, чтобы раскрыть ему Секрет Счастья. И предложил ему прогуляться по дворцу и прийти снова через два часа.
— Однако я хочу попросить об одном одолжении, — добавил мудрец, протягивая юноше маленькую ложечку, в которую он капнул две капли масла. — Всё время прогулки держи эту ложечку в руке так, чтобы масло не вылилось.
Юноша начал подниматься и спускаться по дворцовым лестницам, не спуская глаз с ложечки. Через два часа он вернулся к мудрецу.
— Ну как, — спросил тот, — ты видел персидские ковры, которые находятся в моей столовой? Ты видел парк, который главный садовник создавал в течение десяти лет? Ты заметил прекрасные пергаменты в моей библиотеке?
Юноша в смущении должен был сознаться, что он ничего не видел. Его единственной заботой было не пролить капли масла, которые доверил ему мудрец.
— Ну что ж, возвращайся и ознакомься с чудесами моей Вселенной, — сказал ему мудрец. — Нельзя доверять человеку, если ты не знаком с домом, в котором он живёт.
Успокоенный, юноша взял ложечку и снова пошёл на прогулку по дворцу; на этот раз, обращая внимание на все произведения искусства, развешанные на стенах и потолках дворца. Он увидел сады, окружённые горами, нежнейшие цветы, утончённость, с которой каждое из произведений искусства было помещено именно там, где нужно.
Вернувшись к мудрецу, он подробно описал всё, что видел.
— А где те две капли масла, которые я тебе доверил? — спросил Мудрец.
И юноша, взглянув на ложечку, обнаружил, что всё масло вылилось.
— Вот это и есть тот единственный совет, который я могу тебе дать: Секрет Счастья в том, чтобы смотреть на все чудеса света, при этом никогда не забывая о двух каплях масла в своей ложечке.
Леонардо да Винчи Притча «НЕВОД»
И вновь в который раз невод принес богатый улов. Корзины рыбаков были доверху наполнены головлями, карпами, линями, щуками, угрями и множеством другой снеди. Целые рыбьи семьи,
с чадами и домочадцами, были вывезены на рыночные прилавки и готовились окончить свое существование, корчась в муках на раскаленных сковородах и в кипящих котлах.
Оставшиеся в реке рыбы, растерянные и охваченные страхом, не осмеливаясь даже плавать, зарылись поглубже в ил. Как жить дальше? В одиночку с неводом не совладать. Его ежедневно забрасывают в самых неожиданных местах. Он беспощадно губит рыб, и в конце концов вся река будет опустошена.
- Мы должны подумать о судьбе наших детей. Никто, кроме нас, не позаботится о них и не избавит от страшного наваждения,- рассуждали пескари, собравшиеся на совет под большой корягой.
- Но что мы можем предпринять?- робко спросил линь, прислушиваясь к речам смельчаков.
- Уничтожить невод! - в едином порыве ответили пескари. В тот же день всезнающие юркие угри разнесли по реке весть
о принятом смелом решении. Всем рыбам от мала до велика предлагалось собраться завтра на рассвете в глубокой тихой заводи, защищенной развесистыми ветлами.
Тысячи рыб всех мастей и возрастов приплыли в условленное место, чтобы объявить неводу войну.
- Слушайте все внимательно! - сказал карп, которому не раз удавалось перегрызть сети и бежать из плена.- Невод шириной с нашу реку. Чтобы он держался стоймя под водой, к его нижним узлам прикреплены свинцовые грузила. Приказываю всем рыбам разделиться на две стаи. Первая должна поднять грузила со дна на поверхность, а вторая стая будет крепко держать верхние узлы сети. Щукам поручается перегрызть веревки, коими невод крепится к обоим берегам.
Затаив дыхание, рыбы внимали каждому слову предводителя.
- Приказываю угрям тотчас отправиться на разведку! - продолжал карп.- Им надлежит установить, куда заброшен невод.
Угри отправились на задание, а рыбьи стаи сгрудились у берега в томительном ожидании. Пескари тем временем старались ободрить самых робких и советовали не поддаваться панике, даже если кто угодит в невод: ведь рыбакам все равно не удастся вытащить его на берег.
Наконец угри возвратились и доложили, что невод уже заброшен примерно на расстоянии одной мили вниз по реке.
И вот огромной армадой рыбьи стаи поплыли к цели, ведомые мудрым карпом.
- Плывите осторожно!- предупреждал вожак.- Глядите в оба, чтобы течение не затащило в сети. Работайте вовсю плавниками и вовремя тормозите!
Впереди показался невод, серый и зловещий. Охваченные порывом гнева, рыбы смело ринулись в атаку.
Вскоре невод был приподнят со дна, державшие его веревки перерезаны острыми щучьими зубами, а узлы порваны. Но разъяренные рыбы на этом не успокоились и продолжали набрасываться на ненавистного врага. Ухватившись зубами за искалеченный дырявый невод и усиленно работая плавниками и хвостами, они тащили его в разные стороны и рвали на мелкие клочья. Вода в реке, казалось, кипела.
Рыбаки еще долго рассуждали, почесывая затылки, о таинственном исчезновении невода, а рыбы до сих пор с гордостью рассказывают эту историю своим детям.
Леонардо да Винчи
Притча «ПЕЛИКАН»
Как только пеликан отправился на поиски корма, сидевшая в засаде гадюка тут же поползла, крадучись, к его гнезду. Пушистые птенцы мирно спали, ни о чем не ведая. Змея подползла к ним вплотную. Глаза ее сверкнули зловещим блеском - и началась расправа.
Получив по смертельному укусу, безмятежно спавшие птенцы так и не проснулись.
Довольная содеянным злодейка уползла в укрытие, чтобы оттуда вдоволь насладиться горем птицы.
Вскоре вернулся с охоты пеликан. При виде зверской расправы, учиненной над птенцами, он разразился громкими рыданиями, и все обитатели леса притихли, потрясенные неслыханной жестокостью.
- Без вас нет мне теперь жизни!- причитал несчастный отец, смотря на мертвых детишек.- Пусть я умру вместе с вами!
И он начал клювом раздирать себе грудь у самого сердца. Горячая кровь ручьями хлынула из разверзшейся раны, окропляя бездыханных птенцов.
Теряя последние силы, умирающий пеликан бросил прощальный взгляд на гнездо с погибшими птенцами и вдруг от неожиданности вздрогнул.
О чудо! Его пролитая кровь и родительская любовь вернули дорогих птенцов к жизни, вырвав их из лап смерти. И тогда, счастливый, он испустил дух.
Сергей Силин Везунчик
Антошка бежал по улице, засунув руки в карманы куртки, споткнулся и, падая, успел подумать: «Нос разобью!» Но вытащить руки из карманов не успел.
И вдруг прямо перед ним неизвестно оттуда возник маленький крепкий мужичок величиной с кота.
Мужичок вытянул руки и принял на них Антошку, смягчая удар.
Антошка перекатился на бок, привстал на одно колено и удивлённо посмотрел на мужичка:
– Вы кто?
– Везунчик.
– Кто-кто?
– Везунчик. Я буду заботиться о том, чтобы тебе везло.
– Везунчик у каждого человека есть? – поинтересовался Антошка.
– Нет, нас не так много, – ответил мужичок. – Мы просто переходим от одного к другому. С сегодняшнего дня я буду с тобой.
– Мне начинает везти! – обрадовался Антошка.
– Точно! – кивнул Везунчик.
– А когда вы уйдёте от меня к другому?
– Когда потребуется. Одному купцу я, помнится, несколько лет служил. А одному пешеходу помогал всего две секунды.
– Ага! – задумался Антошка. – Значит, мне надо
что-нибудь пожелать?
– Нет, нет! – протестующе поднял руки мужичок. – Я не исполнитель желаний! Я лишь немного помогаю сообразительным и трудолюбивым. Просто нахожусь рядом и делаю так, чтобы человеку везло. Куда это моя кепка-невидимка запропастилась?
Он пошарил руками вокруг себя, нащупал кепку-невидимку, надел её и исчез.
– Вы здесь? – на всякий случай спросил Антошка.
– Здесь, здесь – отозвался Везунчик. – Не обращай на
меня внимания. Антошка засунул руки в карманы и побежал домой. И надо же, повезло: успел к началу мультфильма минута в минуту!
Через час вернулась с работы мама.
– А я премию получила! – сказала она с улыбкой. –
Пройдусь-ка по магазинам!
И она ушла в кухню за пакетами.
– У мамы тоже Везунчик появился? – шёпотом спросил своего помощника Антошка.
– Нет. Ей везёт, потому что мы рядом.
– Мам, я с тобой! – крикнул Антошка.
Через два часа они вернулись домой с целой горой покупок.
– Просто полоса везения! – удивлялась мама, блестя глазами. – Всю жизнь о такой кофточке мечтала!
– А я о таком пирожном! – весело отозвался Антошка из ванной.
На следующий день в школе он получил три пятёрки, две четвёрки, нашёл два рубля и помирился с Васей Потеряшкиным.
А когда, насвистывая, вернулся домой, то обнаружил, что потерял ключи от квартиры.
– Везунчик, ты где? – позвал он.
Из-под лестницы выглянула крохотная неряшливая женщина. Волосы у неё были растрёпаны, нос грязный рукав порван, башмаки просили каши.
– А свистеть не надо было! – улыбнулась она и добавила: – Невезуха я! Что, расстроился, да?..
Да ты не переживай, не переживай! Придёт время, меня от тебя отзовут!
– Ясно, – приуныл Антошка. – Начинается полоса невезения…
– Это точно! – радостно кивнула Невезуха и, шагнув в стену, исчезла.
Вечером Антошка получил нагоняй от папы за потерянный ключ, нечаянно разбил мамину любимую чашку, забыл, что задали по русскому языку, и не смог дочитать книгу сказок, потому что оставил её в школе.
А перед самым окном раздался телефонный звонок:
– Антошка, это ты? Это я, Везунчик!
– Привет, предатель! – буркнул Антошка. – И кому же ты сейчас помогаешь?
Но Везунчик на «предателя» ни капельки не обиделся.
– Одной старушке. Представляешь, ей всю жизнь не везло! Вот мой начальник меня к ней и направил.
Завра я помогу ей выиграть миллион рублей в лотерею, и вернусь к тебе!
– Правда? – обрадовался Антошка.
– Правда, правда, – ответил Везунчик и повесил трубку.
Ночью Антошке приснился сон. Будто они с Везунчиком тащат из магазина четыре авоськи любимых Антошкиных мандаринов, а из окна дома напротив им улыбается одинокая старушка, которой повезло первый раз в жизни.
Чарская Лидия Алексеевна
Люсина жизнь
Царевна Мигуэль
"Далеко, далеко, на самом конце света находилось большое прекрасное синее озеро, похожее своим цветом на огромный сапфир. Посреди этого озера на зеленом изумрудном острове, среди мирт и глициний, перевитая зеленым плющом и гибкими лианами, стояла высокая скала. На ней красовался мраморный дворец, позади которого был разбит чудесный сад, благоухающий ароматом. Это был совсем особенный сад, который можно встретить разве в одних только сказках.
Владельцем острова и прилегавших к нему земель был могущественный царь Овар. А у царя росла во дворце дочь, красавица Мигуэль -- царевна"...
Пестрою лентой плывет и развертывается сказка. Клубится перед моим духовным взором ряд красивых, фантастических картин. Обычно звонкий голосок тети Муси теперь понижен до шепота. Таинственно и уютно в зеленой плющевой беседке. Кружевная тень окружающих ее деревьев и кустов, бросают подвижные пятна на хорошенькое личико юной рассказчицы. Эта сказка -- моя любимая. Со дня ухода от нас моей милой нянечки Фени, умевшей так хорошо рассказывать мне про девочку Дюймовочку, я слушаю с удовольствием единственную только сказку о царевне Мигуэль. Я люблю нежно мою царевну, несмотря на всю ее жестокость. Разве она виновата, эта зеленоглазая, нежно-розовая и златокудрая царевна, что при появлении ее на свет Божий, феи вместо сердца вложили кусочек алмаза в ее детскую маленькую грудь? И что прямым следствием этого было полное отсутствие жалости в душе царевны. Но зато, как она была прекрасна! Прекрасна даже в те минуты, когда движением белой крошечной ручки посылала людей на лютую смерть. Тех людей, которые нечаянно попадали в таинственный сад царевны.
В том саду среди роз и лилий находились маленькие дети. Неподвижные хорошенькие эльфы прикованные серебряными цепями к золотым колышкам, они караулили тот сад, и в то же время жалобно звенели своими голосами-колокольчиками.
-- Отпусти нас на волю! Отпусти, прекрасная царевна Мигуэль! Отпусти нас! -- Их жалобы звучали как музыка. И эта музыка приятно действовала на царевну, и она частенько смеялась над мольбами своих маленьких пленников.
Зато их жалобные голоса трогали сердца проходивших мимо сада людей. И те заглядывали в таинственный сад царевны. Ах, не на радость появлялись они здесь! При каждом таком появлении непрошенного гостя, стража выбегала, хватала посетителя и по приказанию царевны сбрасывали его в озеро со скалы
А царевна Мигуэль смеялась только в ответ на отчаянные вопли и стоны тонувших...
Я никак не могу понять еще и теперь, каким образом пришла в голову моей хорошенькой жизнерадостной тетки такая страшная по существу, такая мрачная и тяжелая сказка! Героиня этой сказки -- царевна Мигуэль, конечно, была выдумкою милой, немного ветреной, но очень добренькой тети Муси. Ах, все равно, пусть все думают, что выдумка эта сказка, выдумка и самая царевна Мигуэль, но она, моя дивная царевна, прочно водворилась в моем впечатлительном сердце... Существовала она когда-нибудь или нет, какое мне до этого в сущности было дело, когда я любила ее, мою прекрасную жестокую Мигуэль! Я видела ее во сне и не однажды, видела ее золотистые волосы цвета спелого колоса, ее зеленые, как лесной омут, глубокие глаза.
В тот год мне минуло шесть лет. Я уже разбирала склады и при помощи тети Муси писала вместо палочек корявые, вкось и вкривь идущие буквы. И я уже понимала красоту. Сказочную красоту природы: солнца, леса, цветов. И мой взгляд загорался восторгом при виде красивой картинки или изящной иллюстрации на странице журнала.
Тетя Муся, папа и бабушка старались с моего самого раннего возраста развить во мне эстетический вкус, обращая мое внимание на то, что для других детей проходило бесследным.
-- Смотри, Люсенька, какой красивый закат! Ты видишь, как чудесно тонет в пруду багряное солнце! Гляди, гляди, теперь совсем алой стала вода. И окружающие деревья словно охвачены пожаром.
Я смотрю и вся закипаю восторгом. Действительно, алая вода, алые деревья и алое солнце. Какая красота!
Владимир Железняков «Чучело»
Передо мной мелькал круг из их лиц, а я носилась в нем, точно белка в колесе.
Мне бы надо остановиться и уйти.
Мальчишки набросились на меня.
«За ноги ее! — орал Валька. — За ноги!..»
Они повалили меня и схватили за ноги и за руки. Я лягалась и дрыгалась изо всех сил, но они меня скрутили и вытащили в сад.
Железная Кнопка и Шмакова выволокли чучело, укрепленное на длинной палке. Следом за ними вышел Димка и стал в стороне. Чучело было в моем платье, с моими глазами, с моим ртом до ушей. Ноги сделаны из чулок, набитых соломой, вместо волос торчала пакля и какие-то перышки. На шее у меня, то есть у чучела, болталась дощечка со словами: «ЧУЧЕЛО — ПРЕДАТЕЛЬ».
Ленка замолчала и как-то вся угасла.
Николай Николаевич понял, что наступил предел ее рассказа и предел ее сил.
— А они веселились вокруг чучела, — сказала Ленка. — Прыгали и хохотали:
«Ух, наша красавица-а-а!»
«Дождалась!»
«Я придумала! Я придумала! — Шмакова от радости запрыгала. — Пусть Димка подожжет костер!..»
После этих слов Шмаковой я совсем перестала бояться. Я подумала: если Димка подожжет, то, может быть, я просто умру.
А Валька в это время — он повсюду успевал первым — воткнул чучело в землю и насыпал вокруг него хворост.
«У меня спичек нет», — тихо сказал Димка.
«Зато у меня есть!» — Лохматый всунул Димке в руку спички и подтолкнул его к чучелу.
Димка стоял около чучела, низко опустив голову.
Я замерла — ждала в последний раз! Ну, думала, он сейчас оглянется и скажет: «Ребята, Ленка ни в чем не виновата… Все я!»
«Поджигай!» — приказала Железная Кнопка.
Я не выдержала и закричала:
«Димка! Не надо, Димка-а-а-а!..»
А он по-прежнему стоял около чучела — мне была видна его спина, он ссутулился и казался каким-то маленьким. Может быть, потому, что чучело было на длинной палке. Только он был маленький и некрепкий.
«Ну, Сомов! — сказала Железная Кнопка. — Иди же, наконец, до конца!»
Димка упал на колени и так низко опустил голову, что у него торчали одни плечи, а головы совсем не было видно. Получился какой-то безголовый поджигатель. Он чиркнул спичкой, и пламя огня выросло над его плечами. Потом вскочил и торопливо отбежал в сторону.
Они подтащили меня вплотную к огню. Я, не отрываясь, смотрела на пламя костра. Дедушка! Я почувствовала тогда, как этот огонь охватил меня, как он жжет, печет и кусает, хотя до меня доходили только волны его тепла.
Я закричала, я так закричала, что они от неожиданности выпустили меня.
Когда они меня выпустили, я бросилась к костру и стала расшвыривать его ногами, хватала горящие сучья руками — мне не хотелось, чтобы чучело сгорело. Мне почему-то этого страшно не хотелось!
Первым опомнился Димка.
«Ты что, очумела? — Он схватил меня за руку и старался оттащить от огня. — Это же шутка! Ты что, шуток не понимаешь?»
Я сильная стала, легко его победила. Так толкнула, что он полетел вверх тормашками — только пятки сверкнули к небу. А сама вырвала из огня чучело и стала им размахивать над головой, наступая на всех. Чучело уже прихватилось огнем, от него летели в разные стороны искры, и все они испуганно шарахались от этих искр.
Они разбежались.
А я так закружилась, разгоняя их, что никак не могла остановиться, пока не упала. Рядом со мной лежало чучело. Оно было опаленное, трепещущее на ветру и от этого как живое.
Сначала я лежала с закрытыми глазами. Потом почувствовала, что пахнет паленым, открыла глаза — у чучела дымилось платье. Я прихлопнула тлеющий подол рукой и снова откинулась на траву.
Потом до меня долетел голос Железной Кнопки.
Послышался хруст веток, удаляющиеся шаги, и наступила тишина.
Сергей Куцко
ВОЛКИ
Так уж устроена деревенская жизнь, что если и до полудня не выйдешь в лес, не прогуляться по знакомым грибным да ягодным местам, то к вечеру и бежать нечего, всё попрячется.
Так рассудила и одна девушка. Солнце только поднялось до верхушек елей, а в руках уже полное лукошко, далеко забрела, но зато грибы какие! С благодарностью она посмотрела вокруг и только собралась было уходить, как дальние кусты неожиданно вздрогнули и на поляну вышел зверь, глаза его цепко следили за фигурой девушки.
— Ой, собака! — сказала она.
Где-то недалеко паслись коровы, и знакомство в лесу с пастушьей собакой не было им большой неожиданностью. Но встреча с ещё несколькими парами звериных глаз ввела в оцепенение…
“Волки, — мелькнула мысль, — недалеко дорога, бежать…” Да силы исчезли, корзинка невольно выпала из рук, ноги стали ватными и непослушными.
— Мама! — этот внезапный крик приостановил стаю, которая дошла уже до середины поляны. — Люди, помогите! — троекратно пронеслось над лесом.
Как потом рассказывали пастухи: “Мы слышали крики, думали, дети балуются…” Это в пяти километрах от деревни, в лесу!
Волки медленно подступали, впереди шла волчица. Бывает так у этих зверей — волчица становится во главе стаи. Только у неё глаза были не столь свирепы, сколь изучающи. Они словно вопрошали: “Ну что, человек? Что ты сделаешь сейчас, когда нет в твоих руках оружия, а рядом нет твоих сородичей?”
Девушка упала на колени, закрыла глаза руками и заплакала. Внезапно к ней пришла мысль о молитве, словно что-то встрепенулось в душе, словно воскресли слова бабушки, памятные с детства: “Богородицу проси! ”
Девушка не помнила слов молитвы. Осеняя себя крёстным знамением, она просила Матерь Божию, словно свою маму, в последней надежде на заступничество и спасение.
...Когда она открыла глаза, волки, минуя кусты, уходили в лес. Впереди не спеша, опустив голову, шла волчица.
Борис Ганаго
ПИСЬМО БОГУ
Это произошло в конце XIX столетия.
Петербург. Канун Рождества. С залива дует холодный, пронизывающий ветер. Сыплет мелкий колючий снег. Цокают копыта лошадей по булыжной мостовой, хлопают двери магазинов — делаются последние покупки перед праздником. Все торопятся побыстрее добраться до дома.
Только маленький мальчик медленно бредет по заснеженной улице. Он то и дело достает из карманов ветхого пальто озябшие покрасневшие руки и пытается согреть их своим дыханием. Затем снова засовывает их поглубже в карманы и идет дальше. Вот останавливается у витрины булочной и разглядывает выставленные за стеклом кренделя и баранки.
Дверь магазина распахнулась, выпуская очередного покупателя, и из нее потянуло ароматом свежеиспеченного хлеба. Мальчик судорожно сглотнул слюну, потоптался на месте и побрел дальше.
Незаметно опускаются сумерки. Прохожих становится все меньше и меньше. Мальчик приостанавливается у здания, в окнах которого горит свет, и, поднявшись на цыпочки, пытается заглянуть внутрь. Немного помедлив, он открывает дверь.
Старый писарь сегодня задержался на службе. Ему некуда торопиться. Уже давно он живет один и в праздники особенно остро чувствует свое одиночество. Писарь сидел и с горечью думал о том, что ему не с кем встречать Рождество, некому делать подарки. В это время дверь отворилась. Старик поднял глаза и увидел мальчика.
— Дяденька, дяденька, мне надо написать письмо! — быстро проговорил мальчик.
— А деньги у тебя есть? — строго спросил писарь.
Мальчик, теребя в руках шапку, сделал шаг назад. И тут одинокий писарь вспомнил, что сегодня канун Рождества и что ему так хотелось сделать кому-нибудь подарок. Он достал чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернила и вывел: “Петербург. 6 января. Господину...”
— Как фамилия господина?
— Это не господин, — пробормотал мальчик, еще не до конца веря своей удаче.
— Ах, это дама? — улыбнувшись, спросил писарь.
Нет-нет! — быстро проговорил мальчик.
- Так кому же ты хочешь написать письмо? — удивился старик,
— Иисусу.
— Как ты смеешь насмехаться над пожилым человеком? — возмутился писарь и хотел указать мальчику на дверь. Но тут увидел в глазах ребенка слезы и вспомнил, что сегодня канун Рождества. Ему стало стыдно за свой гнев, и уже потеплевшим голосом он спросил:
— А что ты хочешь написать Иисусу?
— Моя мама всегда учила меня просить помощи у Бога, когда трудно. Она сказала, что Бога зовут Иисус Христос. — Мальчик подошел ближе к писарю и продолжал: — А вчера она уснула, и я никак ее не могу разбудить. Дома нет даже хлеба, мне так хочется есть, — он ладонью вытер набежавшие на глаза слезы.
— А как ты ее будил? — спросил старик, поднявшись из-за своего стола.
— Я ее целовал.
— А она дышит?
— Что ты, дяденька, разве во сне дышат?
— Иисус Христос уже получил твое письмо, — сказал старик, обнимая мальчика за плечи. — Он велел мне заботиться о тебе, а твою маму забрал к Себе.
Старый писарь подумал: “Мать моя, уходя в мир иной, ты велела мне быть добрым человеком и благочестивым христианином. Я забыл твой наказ, но теперь тебе не будет стыдно за меня”.
Борис Ганаго
СКАЗАННОЕ СЛОВО
На окраине большого города стоял старенький домик с садом. Их охранял надёжный сторож — умный пёс Уран. Он зря никогда ни на кого не лаял, зорко следил за незнакомцами, радовался хозяевам.
Но вот этот дом попал под снос. Его обитателям предложили благоустроенную квартиру, и тут возник вопрос — что делать с овчаркой? Как сторож Уран уже был им не нужен, становясь лишь обузой. Несколько дней шли ожесточённые споры о собачьей судьбе. В открытое окно из дома до сторожевой конуры частенько долетали жалобные всхлипывания внука и грозные окрики деда.
Что понимал Уран из доносившихся слов? Кто знает...
Только заметили невестка и внук, выносившие ему еду, что миска собаки так и оставалась нетронутой более суток. Уран не ел и в последующие дни, как его ни уговаривали. Он уже не вилял хвостом, когда к нему подходили, и даже отводил взгляд в сторону, словно не желая больше смотреть на людей, предававших его.
Невестка, ожидавшая наследника или наследницу, предположила:
— А не заболел ли Уран? Хозяин в сердцах бросил:
— Вот было бы и лучше, если бы пёс сам издох. Не пришлось бы тогда пристреливать.
Невестка вздрогнула.
Уран посмотрел на сказавшего взглядом, который хозяин потом долго не мог забыть.
Внук уговорил соседа ветеринара посмотреть своего любимца. Но ветеринар не обнаружил никакой болезни, только задумчиво сказал:
— Может быть, он о чем-то затосковал... Уран вскоре умер, до самой смерти чуть шевеля хвостом лишь невестке и внуку, навещавших его.
А хозяин по ночам часто вспоминал взгляд Урана, преданно служившего ему столько лет. Старик уже пожалел о жестоких словах, убивших пса.
Но разве сказанное вернуть?
И кто знает, как ранило озвученное зло внука, привязанного к своему четвероногому другу?
А кто знает, как оно, разлетясь по миру подобно радиоволне, повлияет на души ещё не родившихся детей, будущие поколения?
Слова живут, слова не умирают...
В старинной книжке рассказывалось: у одной девочки умер папа. Девочка тосковала о нем. Он всегда был ласков с ней. Этой теплоты ей не хватало.
Однажды папа приснился ей и сказал: теперь ты будь ласкова с людьми. Каждое доброе слово служит Вечности.
Борис Ганаго
МАШЕНЬКА
Святочный рассказ
Однажды много лет назад девочку Машу приняли за Ангела. Случилось это так.
В одной бедной семье было трое детей. Их папа умер, мама работала, где могла, а потом заболела. В доме не осталось ни крошки, а есть так хотелось. Что делать?
Вышла мама на улицу и стала просить милостыню, но люди, не замечая её, проходили мимо. Приближалась Рождественская ночь, и слова женщины: “Не себе прошу, детям моим… Христа ради! ” тонули в предпраздничной суете.
В отчаянии она вошла в церковь и стала просить о помощи Самого Христа. Кого же ещё оставалось просить?
Вот тут, у иконы Спасителя, Маша и увидела женщину, стоявшую на коленях. Лицо её было залито слезами. Девочка никогда раньше не видела таких страданий.
У Маши было удивительное сердце. Когда рядом радовались, и ей хотелось прыгать от счастья. Но если кому-то было больно, она не могла пройти мимо и спрашивала:
- Что с тобой? Почему ты плачешь? И чужая боль проникала в её сердце. Вот и теперь она склонилась к женщине:
- У вас горе?
И когда та поделилась с ней своей бедой, Маша, которая никогда в жизни не испытывала чувства голода, представила себе троих одиноких, давно не видевших еды малышей. Не задумываясь, она протянула женщине пять рублей. Это были все её деньги.
По тем временам это была значительная сумма, и лицо женщины просияло.
- А где ваш дом? – на прощание спросила Маша. С удивлением она узнала, что живёт бедная семья в соседнем подвале. Девочка не понимала, как можно жить в подвале, но она твёрдо знала, что ей нужно сделать в этот рождественский вечер.
Счастливая мать, как на крыльях, летела домой. Она накупила еды в ближайшем магазине, и дети радостно встретили её.
Вскоре запылала печка и закипел самовар. Дети согрелись, насытились и притихли. Стол, уставленный едой, был для них неожиданным праздником, почти чудом.
Но тут Надя, самая маленькая, спросила:
- Мама, а правда, что в Рождественскую мочь Бог посылает детям Ангела, и тот приносит им много-много подарков?
Мама прекрасно знала, что гостинцев им ждать не от кого. Слава Богу и за то, что Он уже им дал: все сыты и согреты. Но малыши есть малыши. Им так хотелось иметь в Рождественский праздник ёлку, такую же, как у нсех остальных детей. Что она, бедная, могла им сказать? Разрушить детскую веру?
Дети настороженно смотрели на неё, ожидая ответа. И мама подтвердила:
- Это правда. Но Ангел приходит только к тем, кто всем сердцем верит в Бога и от всей души молится Ему.
- А я всем сердцем верю в Бога и от всей души молюсь Ему, – не отступала Надя. – Пусть он пошлёт нам Своего Ангела.
Мама не знала, что сказать. В комнате установилась тишина, только поленья потрескивали в печке. И вдруг раздался стук. Дети вздрогнули, а мама перекрестилась и дрожащей рукой открыла дверь.
На пороге стояла маленькая светловолосая девочка Maшa, а за ней – бородатый мужик с ёлкой в руках.
- С Рождеством Христовым! – радостно поздравила хозяев Машенька. Дети замерли.
Пока бородач устанавливал ёлку, в комнату вошла Машина няня с большой корзиной, из которой сразу же стали появляться подарки. Малыши не верили своим глазам. Но ни они, ни мама не подозревали, что девочка отдала им свою ёлку и свои подарки.
А когда неожиданные гости ушли, Надя спросила:
- Эта девочка и была Ангел?