Найти и не сдаваться

Найти и не сдаваться

Великих людей мы знаем по историям не только громких успехов, но и поражений, через которые пришлось пройти на пути к мечте. «Культура.РФ» рассказывает о переломных моментах в жизни известных русских композиторов.

Михаил Глинка и «Руслан и Людмила»

После ошеломительного успеха оперы «Жизнь за царя» в 1836 году Михаила Глинку, основателя русской музыкальной школы, увлекла идея оперы по мотивам поэмы Пушкина «Руслан и Людмила». В произведение композитор вложил все свои духовные и творческие силы, но петербургская публика приняла его крайне холодно. «В конце 5-го действия императорская фамилия уехала из театра. Когда опустили занавес, начали меня вызывать, но аплодировали очень недружно, между тем усердно шикали», — вспоминал композитор в своих записках. Помимо критики либретто, написанного уже без участия Александра Пушкина, а также выступления артистов, со скептицизмом зрители встретили и музыку Глинки. В ней он использовал новаторские и непривычные уху музыкальные приемы, отличные от традиционных итальянской и французской оперных школ, к которым публика оказалась не готова. В то время как сторонники Глинки защищали новый жанр — русскую эпическую оперу — и называли его музыкой будущих поколений, критики продолжали негодовать, возмущаясь, «почему же тогда ее предлагают им, современникам». «Руслана и Людмилу» очень долго считали «несценичным» произведением, партитуру сочинения переделывали и сокращали. Позже один из защитников оперы Глинки, известный музыкальный критик Владимир Стасов, назвал ее«мученицей нашего времени». Сам композитор тяжело переживал провал. Он уехал за границу, где продолжал писать, вдохновляясь мотивами Франции и Испании. В 1848 году в Варшаве Глинка вернулся к истокам русской музыки и написал симфоническую фантазию «Камаринская» на темы двух песен: свадебной лирической «Из-за гор, гор высоких» и бойкой плясовой. Так Глинка заложил новый тип русской симфонической музыки, которая сочетала самые разные ритмы, характеры и настроения. Впоследствии Петр Чайковский признал: «Вся русская симфоническая школа, подобно тому как весь дуб в желуде, заключена в симфонической фантазии «Камаринская».